Есть такой философ Н.Н. Александров. Он утверждает, что Ленин в своём единственном философском труде «Материализм и эмпириокртицизм» капитально не понял Маркса. У Маркса, мол, эти понятия сходятся как бы посредине – в деятельности (которою можно управлять {например, вдруг на политической сцене появляется Макрон и оказывается избранным президентом Франции, или украинцы вдруг берут и отказываются от рынков сбыта своей промышленности и лишаются рабочих мест}). А у Ленина деятельность «не посредине – между идеализмом и материализмом, где и происходит их синтез у Маркса, а вверху, где дислоцирован идеализм» (http://www.trinitas.ru/rus/doc/0001/005a/00011286.htm). Акцент на материализме у Ленина. Бытие определяет сознание, базис – надстройку, приоритет – тяжёлой промышленности перед лёгкой. Из-за чего, понимаю, в СССР в загон попало гуманитарное. (То, что известно мне – это замордована теория происхождения человека по Поршневу, и не применяется теория художественности по Выготскому. Сохранение положения и через 28 лет после исчезновения СССР я объясняю инерцией мышления и новым упадком гуманитарного из первичности {зверинности} вернувшегося в страну капитализма.) А ещё, подозреваю, забыто марксово отчуждение в труде. Считается, что труд при коммунизме станет первой потребностью человека. Тогда как на самом деле при коммунизме жизнь людей будет жизнью в искусстве (творцами или сотворцами).

Что некоторые чуяли и выводили предзнаменованием. Например:

«- Хорошо ты, Анна, поешь. У тебя столько слез в голосе… грусть…

Девушка перегрызла нитку, отложила шитье и сказала:

— Батюшка с матушкой лучше поют. Бывало, выпьют о празднике, сядут друг против дружки, подшибутся, да и… Ну, беспременно заплачешь.

— О чем же? — поглаживая ее голову, спросил Андрей.

— Да и сама не знаю… Тяжело сделается… Быдто кто покличет куда…»

(Шишков. В тайге).

Вещь написана в 1915 году. Страшная на поверхностный взгляд.

Но интереснее разобраться с горьковским коротеньким страшным-де рассказом «Мамаша Кемских».

Он впервые опубликован в 1925 году. Но когда написан – не известно. Потому можно предполагать, что ещё при царизме. Когда ещё хорошо помнилось бродяжничание автора по России (во всяком случае – о тех временах):

«Вошёл я в город вечером…».

Так начинается рассказ.

Вещь эту стоит прочитать перед дальнейшим чтением статьи. (Она ультракороткая.)

Дмитрий Быков очень неверно о ней написал:

«…страшный и трагический гимн материнству» (https://ru-bykov.livejournal.com/909943.html).

Тут, конечно, не гимн, а чуть ли не ницшеанское доведение читателя до предвзрыва, если думать, что это – ультрапротест против вообще Этого скучного-скучного-скучного мира – ради вообще какого-то иномирия.

Но нет. Это – филиппика против чувства долга, доведённого до крайности. Как правильно пишет об этом горьковском приёме тот же Быков там же:

«Горький… «доворачивает» сюжет».

Сюжет не кончается просто самопожертвованием некой девушки:

«»Фамилию, говорит, поддержать надо, невозможно, говорит, чтоб такая фамилия вымерла, Кемские, дескать, Россию спасали много раз»».

Князь Кемской, быстро прожив с актрисой, в которую влюбился, все деньги, хотел застрелиться, а сделал себя калекой. Некая девушка приехала, выходила его, «поставила на ноги и в одиннадцать лет жизни с ним родила ему пятерых детей». Зарабатывая уроками музыки, рисования и продажей вещей и мебели. Потом князь умер, вещи кончились, что-то и с уроками стало (в тексте нет). И – гордость. Опять в тексте нет, видно, не умела приспосабливаться. Аристократка, надо понимать. И так сделано, что и воспитать детей, понимаешь, не смогла так, чтоб умели жить. И – опустилась. «оборвалась, обносилась, одичала». Но детей умудрялась обиходить. С ума сошла, но пыталась ухаживать. А те ворами стали. Не выпускали, вообще-то её из дома.

Ужас.

Кончается вопросом повествователя самому себе: «Кому нужны бессмысленные страдания человека?»

И не договорено: во имя каких бы то ни было высоких целей — страдания. – Понимай: человек – свободен. От односторонности.

А это ж – идеал коммунизма, и он сидит в каждой человеческой особи от природы. Если рассказ написан в 1925 году, то он – оппозиционен советской власти, совсем за хозяйственными проблемами страны забывшей, что конечной целью взятия ею власти в стране является свобода каждого на свой лад, но обязательно без трудовой повинности, что должно как бы отсвечивать и на сегодняшний день, как это ни трудно – отсвечивать. Налицо же – массовидность и стандартизация. Да ещё и низменное потребительство. Расцвет НЭПа. – Предательство коммунистического идеала. Этак можно его и не достичь в этот раз.

Но, возможно, это написано задолго до революции. И тогда тут обычный для человечества выход из крайности. Где крах – там спасение.

Одно только неудобно – в который уж раз пересказывать теорию происхождения человечества. Сделаем так: читайте тут — https://klauzura.ru/2019/03/v-moloko-popal-noch-tatyany-tolstoj/ .

Тогда понятно, почему и Шишкова Горький так любил. У того тоже, например, в цитировавшейся «В тайге» – крах. В крайность безобразия впала целая деревня, как аристократка Кемская.

Кстати, опять можно поймать на неточности Быкова:

«Горький этого нового человека [которого – тут Быков прав – в крайности не видел Чехов] видел, хотя искал его, прямо скажем, в непривычной среде — среди босяков» (Там же).

Мы видим, что кого угодно достаточно завести в крайность (аристократку, крестьян), как там и спасение. Человек, рождаясь, спасся, убежав в условность. В искусство. На закате капитализма человечество опять спасётся так же – станет жить искусством.

Эта кристально чёткая мысль совершенно отсутствует в сознаниях Горького и Шишкова, но, смею думать, она была в подсознании обоих в качестве идеала и оттуда, из подсознания, управляла «доворачиванием» сюжета да крайности. У Шишкова мерзость деревни Кедровки дошла до того, что люди дошли до самосуда – двух бродяг убили только по одному подозрению, непроверенному. А до того – ограбили их. А до того – посадили под запор, просто потому, что чужие. А до того – напились. – «Доворачивание» на много оборотов. – Волосы дыбом. Шекспировские страсти бледнеют.

Самое смешное, что оба произведения я написал из-за комментариев в фейсбуке на такое сообщение:

«Плохо! Карен Шахназаров прав. Нет пассионарности в России.

А всё потому, что нет великой национальной идеи. Пора, пора ориентироваться на коммунизм. Не то Швейцария станет мессией. Там уже проводили референдум о гарантированном доходе. Пока они ответили НЕТ. Не вырвались из эпохи Потребления. Но, когда станут заметно таять Арктика и Антарктика, они – хоть и на горах живут – испугаются. И на повторном референдуме скажут ДА.

И это будет коммунизм. Каждому – по разумным потребностям.

А Россия со своей ненацеленностью на работу ведь наиболее логичный претендент на мессианство.

Получим гигантскую цель – станем пассионарными».

Нашлась некая мещаночка, которая стала мне возражать ссылкой на «В тайге».

Как и полагается для большинства, она понятия не имеет, что в художественном произведении то, что написано словами, не есть то, что хотел сказать автор.

Там словами написан ужас о моральном (из-за материального) положении крестьян в сибирской деревне. – Всё. Мещаночка считает, что и теперь в России такие же люди. А она – их выше. Потому что в Латвии живёт, и там 430 евро минимальная зарплата. И она меня жалеет по поводу моего сожаления об отсутствии пассионарности в России.

Соломон Воложин

Пассионарии
Пассионарии — в пассионарной теории этногенеза люди, обладающие врождённой способностью абсорбировать из внешней среды энергии больше, чем это требуется только для личного и видового самосохранения…