Спросите у поэта, откуда он родом.

И он ответит: «А вы из Луганска? Я тоже, я тоже…И память по сердцу – морозом по коже»

Спросите у поэта про детство.

И он ответит: «Детство пахнет цветами – майорами, что росли на соседнем дворе. И вишневым вареньем, которое розовело в саду на костре»

Спросите у поэта про счастье.

 И он ответит: «И счастье глохнет, как Бетховен, и жизнь, как дождь, – наискосок».

Спросите у поэта про горе.

И он ответит: «Когда прилетают снаряды, то ангелы – улетают».

Спросите у поэта про любовь.

И он ответит: «Лишь любовь спасает от позора только тем, что, как всегда, права»

Спросите у поэта про завтра.

И он ответит:  «Сделать…Успеть, Дотерпеть, Не сорваться».

Спросите у поэта про сегодня.

 И он  ответит: «Эпоха непонимания, Империя недоверия… Где хищники пляшут с жертвами, то с левыми, а то — с правыми…Где нужно быть только первыми и правдами, и неправдами»

Спросите у поэта про Родину.

 И он ответит: «Но что-то есть ещё, помимо бедности, в чём чувство рая близко чувству Родины».

Спросите у поэта о памяти.

 И он ответит: «Ломают памятники в дым, и те, кто в небесах, понять не могут… Где страшно мертвым и живым».

Спросите у поэта про жизнь.

 И он ответит: «И нету мальчика сказать: «Король-то голый» И жизнь, как прежде, главный дефицит».

Спросите у поэта про итог.

И он ответит: «Что в конце благодатного лета все прозаики мы. Не поэты».

Спросите у поэта про войну.

 И он ответит: «В Освенциме сегодня тишина. Не слышно стонов, выстрелов, проклятий, хотя почти забытая война не выпускает из своих объятий»

Спросите у поэта про фашизм.

 И он ответит: «Потомки Геббельса – как сорная трава, напялившая незабудок маски. И кругом – от неправды голова в Нью-Йорке, и в Варшаве, и в Луганске».

Спросите у поэта про страх.

 И он ответит: «Отец, ты где на небесах, В раю? А, может, в гетто? Я знаю, что такое страх, Здесь, на Земле, не где-то»…

Спросите у поэта про поколение.

 И он ответит: «Мы — лишние люди у нищей Отчизны. И, видно, нескоро придет романист, который покажет нас всех, как явленье. Уходит эпоха, как фильм «Коммунист», как эхо потерянного поколенья»…

Спросите у поэта про страну.

 И он ответит: «Условно делимы на «право» и «лево». Как славно незримы «король, королева, сапожник, портной»…Это со мною и с целой страной»…

Спросите у поэта про время.

 И он ответит: «Время меняет адрес, среда переходит в четверг… Время меняет адрес, но нет его, нет его, нет»…

Поэт – Владимир Спектор. И все же – меняет ли время адрес?

Ну, конечно, конечно. У поэта не спрашивают. Настоящая поэзия – это и есть ответ. Не важно – нравится он нам или не очень. Настоящая поэзия – это не про поэта. Это про нас. Даже если мы родились не в Луганске. Не «на улице Франко». И не знали «время – после войны». Мы все – и довоенные, и послевоенные, и после-послевоенные, и нынешние – как ни парадоксально звучит – мы все одного поколения.

«И снова с тобой, как столетье назад, Мы — лишние люди у нищей Отчизны.» И мы все прошли через это время «и время называлось «Детство». И у него был непременно «карамельный привкус». И мы хоть разочек, но видели, как «из звезд растут деревья».  И не хотели видеть, как вон там «на углу возле рынка – с весёлым баяном калека.» И все мы знаем, как «Взлетал Гагарин, пел Муслим, «Заря» с Бразилией играла, и, словно ручка из пенала, вползал на Ленинскую «ЗИМ». И как часто не хотим знать, «Да и вопросы забываются с годами. И, кажется, чернеет белый свет – под бормотанье: «Было, но не с нами…» Мы все прошли через детство. И мы все прошли войну. Даже, если она нас не коснулась. Мы все знаем, что такое война. Даже, если родились не в Луганске. И мы все знаем, что значит потерять Родину, даже если ее не теряли. И мы хотим понять, что значит «Выжить, Найти, Не забыть, Не предать…» Мы все – потерянное поколение, даже, если нас никто не терял. Мы сумели потеряться сами. В этом бездушном, бездуховном, бездумном, безрассудном – и еще тысячу «без» — мире. «А я из ушедшей эпохи, где бродят забытые сны, где делятся крохи, как вдохи, на эхо огромной страны».  Время, прощай! Время поменяло свой адрес. И никакие справочные бюро, никакие адресные книги, никакие правоохранительные органы и министры нам найти его не помогут. Если мы не поможем себе сами. Наше время уже далеко не бесконечность.

Оно сузилось до одного дня. Наше пространство – далеко не Вселенная. Оно сузилось до рамок одного дома. Как жаль… Вот он – личный, внутренний, только его, Владимира Спектора хронотоп – его, только его слияние времени и пространства. Как жаль – с горечью говорит нам поэт Владимир Спектор. Не кричит во весь голос с трибуны. Он не трибун. Ему это и не нужно. Он не настаивает. Не навязывает. А говорит вполголоса, спокойно, с горькой усмешкой. Метафорично, афористично, лаконично. Тихо говорит. И – мороз по коже. Сильно говорит. И комок — к горлу. Мы плачем не от высокопарных речей ораторов. Мы плачем под мелодичные звуки гитары. В кругу друзей. Но Владимир Спектор хитрит. Его поэзия не просто для друзей.  Она и для друзей друзей… Для друзей друзей друзей. И так далее. Точнее – для всех нас. Живущих и здесь, и там. И сейчас, и тогда. И, безусловно, потом…Разве вечное – не вечно? Разве бесконечное – не бесконечно? И разве часы не идут всегда? Даже когда боль и война…Разве пространство имеет границы? И меняет ли время адрес? Вот она – тайна – по Спектору. Вот его философия – по Спектору. Ясно – как божий день. А как божья ночь? Особенно, если ты – из Луганска.

Поэт Спектор не только чувствует. Он предчувствует. И эти предчувствия не всегда солнечны. Впрочем – они и не мрачны. Он всегда ностальгирует – по времени? По пространству?  Своеобразный шифр, неповторимый культурный код, его личный шифр и его личный код. Это неделимая связь времен и пространств.  Что незримым образом соединяет современные и несовременные виды искусств. Современные и несовременные идеи. Современные и несовременные чувства. Так меняет ли время адрес? Владимир Спектор – не пессимист и не оптимист. Не трагик, не комик. Не сангвиник и не меланхолик. Он – сторонний наблюдатель (или это очередная хитрость автора, и нам он хочет таковым казаться)?  Но он дает понять — Время – вот главный персонаж, вот главное действующее лицо, вот – главный лирический (или необязательно лирический) герой поэзии. Иногда кажется – оно настолько материально! В этом поэтическом приеме — неповторимость и узнаваемость автора. Время – проявляется не только в смене времен года. И не только в смене времен страны. И не только в смене времен человека.

Время уходит дальше, все дальше. Назад или вперед? Предчувствие или мудрость? Время строит, время разрушает. И время опять строит… В переломную эпоху первой ушла от нас поэзия. И захлопнула дверь. Куда? В какое пространство и в какое время? Названия этому не придумано и вряд ли придумается. Это и не нужно. Первой она и вернется. Или уже вернулась? Пусть нам ответит поэт Владимир Спектор. Хотя поэтам вопросы задавать необязательно. Потому что книга поэта – это ответ.  Время меняет адрес. На время. Хотя оно уже прописано давным-давно. Стихами, живописью, кинематографом…Время имеет постоянную прописку.  И адрес прописки – искусство. И адрес прописки – просто наша жизнь. А может – все проще? И пространство, и время меняем мы… «Ничего не изменилось». Ничего. Только боль от поражения в эпоху общей боли. В «Эпоху непонимания». Потому что «Каждый видит, то, что хочет». А видимое – одно. И перед нами маячит лишь «Призрак счастья», а не само счастье. Только у несчастья призраков нет. Потому как счастье — нематериально, а несчастье – очень даже. Видимо, слышимо, болезненно. Лишь счастье «Вне времени и пространства».  Но несчастий больше, больше. И они – навсегда. «Удар за ударом». Хотя этого так не хочется. Особенно, перед Рождеством, в «Ожидании чуда». «Откуда рождается злость»? Перед Рождеством? Мы не узнаем. У нее нет адреса, и нет прописки во времени. Она безвременна. И все же. Может быть, ее нет только там, где «На окраинах воздух свежей»… Но я не уверена. Ответь нам, поэт!!!…

Елена Сазанович

писатель (Москва)