Писатель наведывался в Ирбит

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852–1912) в Ирбит приезжал довольно часто, останавливался в гостинице – «Биржевой». Она находилась наискосок от пассажа, в каменном двухэтажном доме, с крыльцом. И была похожа на старинный терем. Владели гостиницей Удинцевы. Мамин был хорошо знаком с Дмитрием Аристарховичем Удинцевым (1862–1915). Дмитрий Аристархович являлся участником маминского кружка в Екатеринбурге. Был земским служащим, занимался общественной, литературной работой. Подвергался преследованиям со стороны правительства. Впоследствии женился на сестре писателя Елизавете Наркисовне (1866–1925).

Подробно «Биржевую» нарисовал Мамин-Сибиряк в романе «Приваловские миллионы». Его описания ярки, сюжетны: «Около «Биржевой гостиницы» стояло много извозчиков, и постоянно подъезжали новые с седоками. В передней обдавало посетителей спертой трактирной атмосферой. Где-то щелкали бильярдные шары, и резкими взрывами неслись припевы дикой ярмарочной песни. Охрипшие и надсаженные голоса арфисток неприятно резали непривычное ухо; на каждом шагу так и обдавало ярмарочным кабаком, с его убогой роскошью и беспросыпным, отчаянным пьянством».

О ночлеге писатель задумывался всякий раз, когда находился в дороге. Это был для него острый вопрос. Потому и в этом романе нашлось место для никудышного ночлега: «Трехрублевый номер, который занял Привалов вместе с Веревкиным, как все ярмарочные номера, поражал своим убожеством, вонью и грязью. Непролазная грязь – неотъемлемая принадлежность всех русских ярмарок». Видимо, не всегда Мамин останавливался в «Биржевой», случалось довольствоваться и тем, что похуже. Значит, кто побогаче – в лучших номерах? Или, кто опоздал – в номерах похуже? Привалов был не беден. Герой писателя Веревкин упоминает еще одну гостиницу – «Магнит». Думаю, и Мамин-Сибиряк поночевал во всех. И часто довольствовался дешевыми ирбитскими гостиницами, пока не завел более близкое знакомство с Д.А. Удинцевым.

Дмитрий Наркисович посвятил Ирбитской ярмарке два рассказа «Штучка» (Из ярмарочных нравов) и «Крупичатая». «Ирбитская ярмарка продолжалась целый февраль месяц, и Фрося еще задолго до открытия ярмарочного сезона начинала волноваться и, как говорила, «не находила себе места»», – это из рассказа «Штучка». «А идти было нужно, чтобы поспеть в Торговище, пока еще на постоялом не заснули, – читаем в «Крупичатой». – От Притыки до Торговища трактом считалось двенадцать верст. …Было уже часов девять, когда вдали мелькнуло неясное зарево от ярмарки в Торговищах».

Для маленького Ирбита ярмарка была чрезвычайным событием. В произведениях Мамина-Сибиряка описание ярмарки и ее героев, а также самого Ирбита встречается довольно часто. Перед самым Ирбитом Дмитрий Наркисович всякий раз застревал в непролазной зимней грязи: «Дорога была избита до того, что экипаж нырял из ухаба в ухаб, точно в сильнейшую морскую качку. Нервные люди получали от такой езды морскую болезнь. Глядя на бесконечные вереницы встречных и попутных обозов, на широкие купеческие фуры, на эту точно нарочно изрытую дорогу, можно было подумать, что здесь только что прошла какая-то многочисленная армия с бесконечным обозом». Понятно, по какой дороге писатель добирался не раз, ощущая на себе все ее «прелести».

Была еще одна причина, из-за которой он спешил в Ирбит. Это, конечно же, крестьянская война (1773–1775). Сведения о ней Мамин-Сибиряк собирал по всему Уралу. А здесь в 1774 году на подступах к слободе был разбит пугачевский отряд. Но написать Мамин-Сибиряк об этом не успел, только все намеревался, планировал, а потом уехал с Урала. И тема осталась не раскрыта им.

Так начиналась ярмарка

Все начиналось с торжка, который возник в Ирбеевской слободе в 1634 году. В 1643 Москва узаконила Ирбеевскую ярмарку, и слобода превратилась в центр торговли государственного значения. Ярмарка стала привлекать не только русских торговых людей, но и татар, калмыков, бухарцев, а несколько позже китайцев, персов, немцев, французов, англичан и других. В 1662 слобода была переименована в Ирбитскую.

С учреждением ярмарки появилась необходимость в изменении главной Сибирской дороги. Это произошло около 1685 года. До Верхотурья шла прежняя Бабиновская дорога. А от Верхотурья она круче уклонялась на юго-восток. Теперь она шла, минуя Туринск, направляясь прямо к важному торговому пункту Ирбит. Направление этого пути (с двух сторон) было следующее: Верхотурье, Салдинское, Мугайское. Невьянский монастырь, Невьянская слобода, Рудная слобода, Ницинская, → Ирбитская, ← Киринская, деревня Чубарова, деревня Верх-Ницинская, Краснослободский острог, Усть-Ницинская, Тюмень и Тобольск.

В 1686 году в Ирбите был построен первый ярмарочный гостиный двор. В 1688 году на Ирбитской ярмарке была собрана первая пошлина. Ярмарка стала представлять немаловажную статью государственного дохода, и правительство было заинтересовано в ее дальнейшем развитии. Упрочило положение ярмарки в 1775 году переименование Ирбитской слободы в уездный город Тобольской губернии. В 1781 году Ирбит вошел в состав уездных городов Пермской губернии. На ярмарке, в XVII веке корова стоила 67 копеек, а пуд пшеницы в начале  ХХ века – 30-35 копеек.

В середине XIX века с Ирбитской ярмарки исчезли китайские и среднеазиатские ткани. Их заменили красивые русские ситцы. Это был переворот в ярмарочной торговле. Дешевые русские ткани хлынули через Ирбит в Китай и Среднюю Азию. Главное место в товарообороте ярмарки теперь занимали хлопчатобумажные, шерстяные и льняные ткани, сибирские меха, китайский чай, металлические уральские изделия, а также кожи, сахар, воск, вина и другие товары. Особенностью Ирбитской ярмарки стал перевес оптовой торговли над розничной, продавались целые возы с сибирскими товарами целиком. И такими привозились на Нижегородскую.

Ирбитская ярмарка, без сомнения, стала одной из самых крупных в России. Она проводилась ежегодно с 1 февраля по 1 марта (позже с 5 февраля). Описание ее ночной дал Мамин-Сибиряк в романе «Приваловские миллионы»: «Над Ирбитом стояла зимняя февральская ночь: все небо залито мириадами звезд; под полозьями звонко хрустел снег, точно кто хватался за железо закоченевшими на морозе руками. Лавки были закрыты; на площади и по улицам от возов с товарами, купеческих фур и мелких лавчонок не было свободного местечка. Посредине улицы едва оставался свободный проезд для экипажей; дорога в обыкновенном смысле не существовала, а превратилась в узкое, избитое ямами корыто, до краев наполненное смятым грязно-бурого цвета снегом, походившим на неочищенный сахарный песок. Жизнь и движение по улицам продолжались и ночью: ползли бесконечные обозы, как разрозненные звенья какого-то чудовищного ярмарочного червя; сновали по всем направлениям извозчики, вихрем летели тройки и, как шакалы, там и сям прятались какие-то подозрительные тени».

И далее:

«…Возле виднелись огни; в окнах, сквозь ледяные узоры, мелькали неясные человеческие силуэты; из отворявшихся дверей вырывались белые клубы пара, вынося с собою смутный гул бушевавшего ярмарочного моря. Откуда-то доносились звуки визгливой музыки и обрывки горластой песни».

Ирбитская ярмарка достигла своего расцвета к началу 80-х годов XIX века, когда обороты ее поднялись до 60-62 млн. рублей. Уступая по торговым оборотам одной лишь Нижегородской ярмарке, уральская играла огромную роль в торговле Европейской России с Сибирью, Китаем, Средней Азией. Десятки тысяч возов двигались к Ирбиту каждую зиму. Да и пароходство здесь  превратилось в крупную  компанию.

С отменой крепостного права ярмарка пережила новый расцвет. Экономическое оживление затронуло Сибирь. Наряду с пушным промыслом получили развитие сельское хозяйство, разработка золотых месторождений. Пять банков открыли в Ирбите для денежных операций свои отделения. Их филиалы стянули сюда торговые нити от Москвы и Петербурга, Риги и Варшавы, Ташкента и Гамбурга. В произведении «В горах» герой  Мамина, старичок Савва Евстигнеевич, рассказывал: «На этой Ирбитской ярмарке и сбывают золото, потому тут съезжаются разные такие азиаты, с шарманками там, с пуговками, с мылом,.. все это для отводу глаз только! Китайцы тоже не брезгают нашим золотом-то, только несуразный народ: ты с ними каши не сваришь; а вот бухарцы да армянцы – те и нас за пояс заткнут!» Плыло золотишко со всех сторон к Ирбиту. Ирбит богател. Казалась ярманка, как та шарманка, будет продолжаться своей музыкой, заведенной, бесконечной.

За 279 лет (столько лет продержалась ярмарка) через Ирбит рассеялось по белу свету товаров не менее чем на пять млрд. рублей! Последний раз Ирбитская ярмарка состоялась в 1929 году. Один из героев Мамина-Сибиряка по поводу нее и Урала горделиво скажет: «Оно кажется с первого разу, что все ярмарки похожи одна на другую, как две капли воды: Ирбит – та же матушка Нижегородская, только посыпанная сверху снежком… Любопытное местечко этот Ирбит, поелику здесь сходятся вплотную Русская Европа с русской Азией! Люблю я эту самую Сибирь: самая купеческая страна. Бар и крепостного права она не видела, и даже всероссийский лапоть не посмел перевалить через Урал… В сапожках ходит наша Сибирь! И народец только – сорви голова». Так и сам писатель думал. Или примерно так. Урал он любил! Гордился им! Гордился характером уральским! Да и сам был крепеньким!

Ирбитская слобода – уездный город

Как возник Ирбит? В 1631 году впервые поселенцы высадились на берег реки Ирбит. Первое поселение возникло в 1631–1633 годах. Именовалось оно Ирбейской слободой, потому что реку Ирбит татары называли иначе – Ирбеем. Об этом можно прочитать в книге Г.Ф. Миллера «История Сибири». В документах XVIII века встречаются написания Ирбеская, Ирбицкая, Ирбитцкая слобода. Появилось название ИрбитЪ – так и писалось в официальныъ документах. Но еще в конце XIX века нормой считалось у местного населения – ИрбитЬ. Да и сегодня  можно услышать иногда такое мягкое произношение.

Ирбей исследователи считают тюрским словом. В татарском языке ир – мужчина, герой, богатырь, а жир (диалектное йир) – земля, страна; бей – господин, владыка: герой-владыка или господин страны. Места вокруг Ирбита живописные. Сам город находится в надпойменных террасах правого берега реки Ницы. Город слегка всхолмленный и покатый к востоку, с юга прикрытый возвышенностью «Песчаные горы» или по-простому «Бугры».

В 1775 году Ирбит стал уездным городом. Стоит отметить также, что население Ирбита в период ярмарочного месяца увеличивалось в 10-15 раз. Многие дома обращались в магазины, открывались многочисленные лавки, трактиры, кабаки, а также ярмарочные театр и цирк. В 1781 Ирбит вошел в состав уездных городов Пермской губернии. С 1874 года у Ирбита появилась своя почтовая марка. Год спустя телеграф связал город с другими городами России. В 1864 году построен пассаж, один из удивительных архитектурных памятников Ирбита.

С 1866 года здесь стал издаваться «Ирбитский ярмарочный листок». «Листок» на 13 лет опередил выход «Екатеринбургской недели». В этом «Листке» (№ 21) в 1891 году Мамин-Сибиряк успел опубликовать перед отъездом в Санкт-Петербург очерк «Каменный промысел на Урале».

Телефон появился в Ирбите на стыке двух столетий  (XIX и XX). В начале ХХ века на городских улицах замелькали велосипеды, мотоциклы, автомобили, которые пугали лошадей. Загульный ярмарочный Ирбит жил действительно шумно. Сравните: полустепной Шадринск жил деловито, но без шума. Промышленный Екатеринбург – щеголь и расточитель – не мог опередить по разгулу Ирбит.

Проведение железных дорог Сибирской магистрали, изменили существовавшие до этого формы товарооборота. Появились новые торговые центры на Урале и в Сибири. Значение Сибирского тракта упало. Эти обстоятельства привели к падению Ирбитской ярмарки. Ирбит превратился в захудалый уездный городишко с населением около 10 тысяч человек. Остался без какой-либо значительной промышленности. Часть жителей занималась земледелием. А на мельницах, кожевенных, пивоваренном, винокуренном заводах числилось всего лишь 300 рабочих. В книге «Города России 1910г.» написано: «Чсисло жителей – 8015, жилых строений – 1295, из них каменных – 286, уличных фонарей (керосиновых) – 320, 31 трактирное заведение, 21 пивная лавка, 5 храмов и монастырей; фабрики и заводы отсутствуют. В городе женская прогимназия, городское трехклассное училище, 2 больницы, метеорологическая станция».

В 1916 году открыли движение поездов из Екатеринбурга в Ирбит.

Чему писатель стал свидетелем, о том и написал

Ирбит в произведениях уральского писателя, конечно, не на последнем месте, сведения о нем довольно часто мелькают в его произведениях. Герои Мамина-Сибиряка знали дороги, пролегающие к Ирбиту. Но чаще сам Ирбит и ярмарка показаны писателем с негативных сторон. В своем произведении «Гроза» (Из охотничьих рассказов) он показал неприглядные картины с разгульными купчишками. Мамин был по натуре своей пессимистом, потому плохое им виделось сразу же. И сегодня мы можем представить Ирбитскую ярмарку такой, какой она была на самом деле. Впрочем, подобные картины были типичными для всех русских ярмарок. Обратимся же к произведениям писателя.

Ужасный характер ярмарки уж прорисовывался по дороге к ней. Герой писателя Дорофей Веселков попал в прескверную историю, это описывается в «Бойцах» (Очерках весеннего сплава по реке Чусовой): «Из Тюмени в 1721 году он поехал на Ирбитскую ярмарку с товаром. Но дорогой воевода Нефедьев товары его побрал себе и его самого посадил под караул. Из-под караула Веселков вскоре бежал, несколько времени проживал в Уфимской губернии и на Уктусском заводе, а потом наслышался про медные руды в имениях Строгоновых, куда и отправился». О подобной ситуации говорит еще один герой Мамина старик Савва Евстигнеич («В горах»):

«Исправник али становой там уж знает, что старозаводские беспременно золото повезут на ярмарку, и караулит: помельче кого, вроде нашего брата – в острог, а покрупнее – оберет как липку да пустит в одной рубашке».

На Ирбитскую ярмарку ездила героиня Мамина-Сибиряка Анна Асафовна, певица, она после неудачи в любовном романе находилась в полнейшем разочаровании от жизни. А рассказывает о ней и ярмарке другой герой писателя – Шапкин:

«Но тут Ирбитская ярмарка подвернулась. Мы с Анной Асафовной туда и махнули – может, на людях-то, думаю, она и разойдется помаленьку. …Приезжаем в Ирбит. Ну, натурально, ярмарка; народ, как вода, в самоваре, кипит. …Преужасный народ съезжается туда, то есть не народ, а дьяволье… Натурально, как Анна Асафовна объявилась на ярмарке, за ней и ударились: кто во что горазд, всякому хочется удивить. Она уж тогда сделалась точно в отсутствии ума и тоже всех удивляла: в руки никому не давалась, а только душу выматывала да зорила… Такой кутеж около нее стоял, точно Содом и Гомор, а Анне Асафовне даже весьма приятно было дурачить разных купчишек, потому что у них известное понятие: деньгами, мол, что хочешь куплю. Другой протянет, бывало, к ней лапу, чтобы обнять или за ногу схватить, так она его прямо смажет по роже, а им подлецам, это еще приятнее. А никто не знал, кроме меня, как Анна Асафовна по ночам-то плакала да убивалась, когда домой придет…»

Мамин-Сибиряк сообщал, что на Ирбитской ярмарке были «нажива, вино, женщины, карты…» А что происходило с его известным героем Приваловым на ярмарке? И он не отставал от других: «Что-то пьяное и беспутное чувствовалось даже в самом воздухе. Смертная тоска начинала давить и сосать Привалова. Он хотел на время утонуть в этом ярмарочном море, но это было не так легко сделать. С раннего утра, где он ни был, везде лезла в глаза одна и та же картина: бесшабашное ярмарочное пьянство. Ни одного дела не делалось без водки, и Привалов не мог даже припомнить хорошенько, сколько он сегодня выпил».

В романе «Дикое счастье» Дмитрий Наркисович пишет еще про одного героя:

«Действительно, Гордей Евстратыч был замечательный домосед, и ехать куда-нибудь для него было истинным наказанием, притом он ездил только зимой по удобному санному пути – в Ирбит на ярмарку и в Верхотурье, в гости к сестре Алене».

А другой герой писателя бывал не только на Ирбитской ярмарке:

«К таким людям принадлежал и Гордей Брагин, бывавший не только в Ирбите и в Верхотурье, но и в Нижнем».

Роман Мамина был прежде назван «Жилка» и печатался в 1884 году в «Вестнике Европы». Диалектное слово «жилка» (золотая жила) было заменено другим названием «Дикое счастье». Роман о судьбах золотопромышленников, об истории большой семьи уральского купца, в которой жизнь протекала по старому укладу. Было время, когда писатель сильно заинтересовался золотыми приисками. Потому и ярмаркой увлекся, так как ярмарка – это источник всех нужных и точных сведений. А типажи на ярмарке какие! Бери из жизни и пиши роман. Писатель брал и писал.

Встретил однажды Мамин-Сибиряк под Ирбитом (село Покровское) крестьянку Абакумову, которая готовила яды бабам для «защиты» от издевательств мужей. Факт этот лег в основу его рассказа «Отрава» (1887). Впервые рассказ был издан в «Русской мысли» (№ 11, 1887). Отравительница – уголовная преступница. Рассказ высоко оценил В.Г. Короленко, явление реальной жизни «освещено во всем его простом и мрачном трагизме». Подглядев реальную историю в Ирбитской глубинке, писатель размышлял об основе семейных отношений. Правда случившегося – повод для размышления.

Что и говорить! Жизнь на Урале вертелась вокруг Ирбитской ярмарки. В доме каждого порядочного торговца, купца, зажиточного крестьянина было полно вещей именно с Ирбитской ярмарки. Даже в романе «Хлеб» Мамин-Сибиряк не удержался и вспомнил про нее. В дом купеческий приехал женихов отец Михей Зотыч Колобов. И Анфуса Гавриловна, купчиха, делает наставления по поводу его приезда: «Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то. Не то штоб уж совсем на отличку, а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежово платье одень, а ты, Серафимушка, шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярмарки привез…» Все, что могли, везли со всех концов на эту ярмарку, все, что нужно было в хозяйстве или для торговли везли с нее обратно. Яркая, шумная, разгульная, она, Ирбитская ярмарка, стала для писателя источником добротного материала о настоящем Урале и  уральцах.

Путешествия по Уралу и «доисторическая бронза»

с Ирбитского озера

Приезжал Мамин-Сибиряк и на раскопки под Ирбит. Раскопками он занимался здесь в 1887 году. Известно также, что этому занятию здесь же он посвятил время в мае 1888 года. Увлекшись уральской археологией и историей достаточно серьезно, писатель, по просьбе известного профессора Д.Н. Анучина, объездил значительную территорию нашего края.

Как Анучин сманил писателя на свою сторону, можно понять по ответному письму Дмитрия Наркисовича ученому от 22 апреля 1888 года: «Перехожу к Вашему любезному предложению записаться в члены археологического общества и т.д..  Могу только благодарить и постараюсь оправдать Ваше доверие, но необходимо предупредить, что я слишком мало знаю в Вашей специальности и могу работать не больше, как любитель. Постараюсь, конечно, подготовиться, но для последнего нужно время. Для меня, во всяком случае, такая работа представляет живой интерес и обыкновенные поездки по Уралу примут уже деловой характер, а это имеет свое значение».

Под предлогом археологических занятий Мамин-Сибиряк обследовал многие прииски и заводы Урала. В качестве корреспондента и собирателя минералогических коллекций писатель не один раз побывал, например, только в Березовском заводе. Этот завод описан им в романе «Золото». В 1888 году Мамин поднимался на гору Иремель. Об этом он тоже сообщал Анучину. В географическом издании «Землеведение» (т. I за 1895г.) появился его отчет о подъеме на эту гору. Встречался он и с народниками, ссыльными переселенцами и краеведами, патриотами Урала – Гуниным, Шишонко, Дмитриевым.

В 1889 году «Екатеринбургская неделя» выразила сожаление или неудовольствие, что писатель делает эти поездки по поручению Москвы, и совсем ничего не сообщает о них Уральскому обществу любителей естествознания. Членом этого общества Мамин-Сибиряк являлся с 1884 года. Действительно, Мамин вел в это время очень активную работу. Результаты своих поездок он в обязательном порядке подробно описывал в письмах Д.Н. Анучину. В письмах Дмитрия Наркисовича мелькали названия старых уральских урочищ, курганов, городищ. Он сообщал об озере Алакуль, Балбуке, деревне Брусяны, руднике Гумешки, деревне Палкино под Екатеринбургом и Ирбитском озере.

О своих археологических исследованиях писатель также сообщал в очерках «История Урала», они  до сих пор плохо изучены нашими литературоведами. Не знаем мы хорошо и переписку писателя с его родными. Именно в то время Дмитрий Наркисович особенно часто сообщал родственникам о своих археологических работах. Сообщал о поездках в Кочкарь, Камышлов, Богданович, Мурзинку, Сысерть, Уктус, Обуховку, Чердынь, Ныроб… Занимался также в это время  раскопками поселения древней чуди. Об археологических находках он писал родным и после: из Петербурга сюда, на Урал, вспоминал незабываемые годы, прожитые им на родине. Так, в письме сестре от 17 июня 1895 года Мамин-Сибиряк писал, например, о той «доисторической бронзе», которую он привез когда-то с Ирбитского озера. Как видим, всюду писатель бывал, но про Ирбит не забывал и постоянно возвращался. Ирбит притягивал его!

Ярмарка Ирбита глазами ученых, художников, писателей

А что сообщали об Ирбитской ярмарке другие, ведь она привлекала многих знаменитых людей? Красочное ее описание 1734 года оставил в книге «Путешествие по Сибири» академик Иоганн Георг Гмелин: «… улицы до такой степени полны народом, лошадьми, санями и всякого рода товарами, что едва можно проехать… Здесь были греки, евреи, бухарцы… Всякий привез с собою товар своей земли и провез через Архангельск: вино, французскую водку и прочее, бухарцы – изделия из золота, серебра, а русские – серебро, добытое из старинных могил… Была также казенная лавка с медной посудой, привезенной из Екатеринбурга… На улицах продавали маленькие пирожки: везде слышны были крик, шум, перебранка, местами вокруг костров сидели кучки нищих… За деньги все можно было иметь на ярмарке».

В Москве хранится картина графика Емельяна Корнеева «Приезд на Ирбитскую ярмарку». Художник в это время путешествовал по Уралу и Сибири (1802–1804) «для снятия видов и костюмов разных народов». На полотне Корнеева бесконечный ярмарочный обоз, сторожевой всадник в островерхней шапке с пикой на перевес, окраинные домики уже близкой и желанной слободы.

И опять же обращаю внимание на впечатления и описания Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка об Ирбите в ярмарочные дни. Прочтем в «Приваловских миллионах»: «Ирбит – большое село в обыкновенное время – теперь превратился в какой-то лагерь, в котором сходились представители всевозможных государств, народностей, языков и вероисповеданий. Это было настоящее ярмарочное море, в котором тонул всякий, кто попадал сюда. Жажда наживы согнала сюда людей со всех сторон, и эта разноязычная и разноплеменная толпа отлично умела понять взаимные интересы, нужды и потребности. При первом ошеломляющем впечатлении казалось, что катилось какое-то громадное колесо, вместе с которым катились и барахтались десятки тысяч людей, оглашая воздух безобразным стоном».

В феврале 1903 года ученый-металлург Владимир Ефимович Грум-Гржимайло тоже побывал на Ирбитской ярмарке. С ним напросилась его жена Софья. До этого ей не приходилось бывать в Ирбите. И, как образованная и очень талантливая женщина, она оставила интереснейшие описания. Кстати, Грумы хорошо знали Мамина-Сибиряка, потому что часто из Верхнесалдинского завода наезжали в гости к управляющему Нижнесалдинским заводом К.П. Поленову (в «Горном гнезде» Поленов фигурирует под именем Вершинина). А семейство Маминых дружило с К.П. Поленовым, писатель лично хорошо знал Константина Павловича. Это ведь Поленов перетянул семью Маминых из Висима в Нижнюю Салду. Но, к сожалению, сведения о писателе Владимир и Софья оставили скупые. Им не нравилась его связь с замужней женщиной Алексеевой. Но вернусь к ярмарке. Записи Софьи Германовны хороши тем, что у нее был иной взгляд на Ирбит, не такой, как у мужчин. Более детальный. Это сейчас особенно важно.

Вот что она писала:

«Город Ирбит стоит на реке Нице, от Алапаевска приблизительно в ста километрах. Ехать приходилось на лошадях – другого сообщения не было. Ирбит – это захолустный городишко, оживающий только во время ярмарки – туда свозят свои товары купцы, кажется, со всей России, заключают различные договора и покупают привозные товары, продавая свои.

Своеобразная картина. Помню какое-то большое, торговое здание, называлось оно «Ряды», полное различных магазинов со всевозможными товарами, а главное, с сибирскими мехами, а, в общем, чего-чего там только не было, казалось, все, что хочешь.

Все время гремела музыка. Пел русский хор знаменитого хормейстера Славянского, цыганский хор – все в национальных костюмах. Цирк. Карусели. Шарманщик с учеными птицами, обезьянами, собачками в костюмах.

Публика вся нарядно одета. По улицам тройки в шикарных ковровых санях. На лошадях блестящая сбруя, украшенная ширкунцами (мелкими колокольчиками). На дуге тоже колокольчик побольше и цветные ленты. Соревнование – у кого красивее убраны. На улицах кобзари, слепые сказители, цыганки-гадалки. Медведь на цепи, дрессированный, показывает, как бабы за водой ходят, как дети плачут. Вожак надевает на спину медведя коромысло с ведрами, и медведь, стоя на задних ногах, идет до определенного места и, снимая ведра, делает вид, будто почерпнул воды, вешает ведро на коромысло; потом и с другим ведром проделывает то же и возвращается к хозяину. Публики собиралось много, и обыкновенно окружали кольцом. Постепенно это кольцо обуживалось, а раздвинуть его было трудно при нашей русской дисциплине.  Тогда вожак просил медведя показать, как мужик бьет свою бабу. Опять медведь встает на задние лапы; в передние ему дают палку, и медведь важно шествует на толпу. Конечно, круг расширяется, а если кто-нибудь зазевается, то медведь его огреет палкой. Крик, хохот, часто свалка.

На открытых рынках посуда глиняная, стеклянная, фаянсовая, фарфоровая, медная, железная; всякие орудия для хозяйства. На санях стоят целые возы орехов, кедровых, волоцких, китайских, лесных, грецких, американских.

Всевозможные пряники, мятные, медовые, патошные, тульские, вяземские, пастила всевозможная, халва, рожки, леденцы в виде петушков, коровок, лошадок, собачек, зайчиков, маковники и другие недорогие вкусные сладости.

В отделениях кондитерских: у Крафта – шоколад различный, у Конради, Абрикосова, Иванова – всевозможные кондитерские конфекты в прекрасных коробках и обертках. У Прохорова – цукаты, сухое варенье, ягоды засахаренные и орехи, варенье в банках, сухие овощи – все это великолепно декорировано.

Вечером концерты, театры – труппы приезжие из больших городов.

В обычное время Ирбит – глухой городишко, скучный и неживописный. Ряды, лавки, театры – все это обычно бездействует, а во время ярмарки все открывается, украшается, иллюминируется, все оживает, и обычно многие стремятся попасть из наших захолустий, чтобы встряхнуться, повеселиться, завести знакомства, обделать разные дела.

Особенно много там бывало купцов, стремящихся устроить свои торговые дела. А по пути хорошо кутнуть по своей широкой русской натуре, начудить, показать себя и на других посмотреть».

Вот так и жил Ирбит. От ярмарки до ярмарки. Именно таким видел его наш уральский писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. И сам писатель кутил здесь не раз! И приложил свою руку, запечатлел для нас, потомков уральских и не только, великолепные, сочные ярмарочные картинки в своих произведениях. И не он один.

Надежда Лысанова