«Страдательно — терпеливый девиз»
29.12.2019
/
Редакция
…Ничего! Я споткнулся о камень.
Это к завтраму все заживет.
Сергей Есенин
…Уходит год. Трудный, горький многими бедами, потерями, болью. Больнее всего – «от перста-хлыста родимого, иль таким всего лишь мнимого?»
Поделом! Обольстилась, но ведь только желанием помочь, ненужным, как оказалось…
– Жалость? Да. Жалею позабывших: «Ты в ответе за тех, кого приручил»…
Но, если хотите, вела и – потребность: «Мне нужно помочь тебе жить» (А. де Сент-Экзюпери), «…Нет для меня величья, / Коль кто на помощь кличет» (М. Цветаева).
И все же – держала удар за ударом. Напрасно, даром? Резвлюсь, рифмуя…
Согласитесь: когда бьют чужие, «бьют и плакать не дают», так это даже может стать предметом гордости! Но вот когда – свои… Наверное, показались своими… Но – ничего!
Осмеливаюсь срифмовать:
А спасением старухи
от чернухи-депрессухи –
просто слово: «Ни-че-го!» –
сила рода моего…
На пороге – 2020-ый, «зеркальный», високосный, да еще и – Год Крысы, по восточному календарю. Что готовит?..
Как жаль, что не хватило силенок (зато хватило – изрядно! – поломок «средства производства») на давно желанное сопоставление, уразумение поэмы «Крысолов» Марины Цветаевой, одноименного рассказа Александра Грина и – «Романса Крысолова» Иосифа Бродского. О, этот «Светлый хор возвратившихся крыс» со словами: «Счастливое пение крыс / как всегда над Россией звенит!..»
* * *
Но – НИЧЕГО! – «Это – удивительное слово, и в нем непоколебимая сила русская», – приводит мнение чешского журналиста, политика Вацлава Клофача, своего «старого доброго знакомого по Балканскому полуострову» Владимир Алексеевич Гиляровский.
«Да, это великое слово, – завершает Владимир Гиляровский свое эссе «Ничего» (эссе в уходящем году исполнилось 115 лет: Русское слово, 1904, № 258), – в нем неколебимость России, в нем могучая сила русского народа, испытавшего и вынесшего больше, чем всякий другой народ. Просмотрите историю, начиная с татарского ига, припомните, что вынесла Россия, что вытерпел народ русский, – и чем больше было испытаний, тем более крепла и развивалась страна. Только могучему организму – все нипочем!
– Ничего! Вытерпим! – говорят и теперь.
Слабый будет плакать, жаловаться и гибнуть там, где сильный покойно скажет:
– Ничего!» [1].
* * *
Думая об этом великом слове, конечно же, вспоминаю Отто фон Бисмарка, в 1859-1862 гг. – посла Германии в России. Владимир Емельяненко написал о том, что канцлер посвятил слову «отдельный рассказ в своих мемуарах. Бисмарк признавался, что пережил личную эволюцию отношения к «ничего» – от непонимания, негодования, смирения до признания и уважения.
А все началось прозаично. Как-то раз по пути из Москвы в Санкт-Петербург Бисмарк, бывший тогда послом Германии в России, нанял случайного ямщика. Рассмотрев как следует лошадей, дипломат усомнился, что они смогут пробежать 600 километров до Санкт-Петербурга. Канцлер указал на это ямщику. «Ничего, ничего», – ответил тот, продолжая возиться с поводьями. И так понесся по разбитой дороге, что Бисмарк перепугался. «Ты меня не вывалишь?» – спросил он ямщика. «Ничего, ничего», – снова ответил тот. Конечно же, сани опрокинулись. Бисмарк упал в снег и до крови изодрал лицо. Поднявшись, он в ярости замахнулся на ямщика тяжелой металлической тростью. Тот даже не пытался увернуться. Пытаясь чистым снегом оттереть кровь с лица посла, он привычно повторял: «Ничего, ничего…»
В Санкт-Петербурге Бисмарк заказал кольцо из той самой трости и приказал сделать на нем надпись: «Ничего». Канцлер потом не раз признавался, что кольцо «Ничего» не раз утешало его в скверные минуты. Он писал в мемуарах, что говорил себе «ничего», вспоминал того самого ямщика с клячами, и ему становилось легче. «Это «ничего», – писал Бисмарк, – помогало понять русских и принять их трудный русский язык». Кстати, именно Бисмарку принадлежит крылатая фраза: «Русские долго запрягают, но быстро едут».
Потом, когда Железного канцлера в Европе упрекали за слишком мягкое отношение к России, он отвечал: «В Германии только я один говорю «ничего», а в России – весь народ»» [2].
Не обольщаюсь «русофильством» канцлера. Сказал же он:
«Русских невозможно победить, мы убедились в этом за сотни лет. Но русским можно привить лживые ценности и тогда они победят сами себя». А горше всего – «Могущество России может быть подорвано только отделением от неё Украины… необходимо не только оторвать, но и противопоставить Украину России. Для этого нужно лишь найти и взрастить предателей среди элиты и с их помощью изменить самосознание одной части великого народа до такой степени, что он будет ненавидеть всё русское, ненавидеть свой род, не осознавая этого. Всё остальное – дело времени» [3].
* * *
Читаю в «Толковом словаре великорусского живого языка» Владимира Ивановича Даля:
«Ничего, род. пад. ничто, обратилось в нареч. пусть, нетронь, не мешает; сойдет с рук, порядочно, сносно, годно; авось пройдет и пр. Каково торговали? «Ничего». Он ведет себя ничего. Лошадь негодна! «Ничего, живет»».
И – на тебе! – «Ничевошник м. -ница ж. кому все нипочем, кто ко всему приговаривает ничего» [4:548; курсив, п/ж. автора – Л.В.]
Ладно, соглашусь с дорогим моему сердцу Учителем, пусть – ничевошница, ничего!..
Хотя… Ведь да-а-а-леко не ко всему приговаривала: «Ничего»! И о «трех супостатах» не забывала. Знала: вокруг немало особей, что, «худое на уме» лелея, с «авось», «небось» да «как-нибудь», глядишь, и вовсе одолеют! Даже в литературу – Русскую! – пролезли, и – «ноги на стол»…
Однако: «…коли дело таково, что рука не дрогнет перекреститься – то с Богом, бери на авось и веруй в небось, а коли нет – так брось» [5]. Рука не дрожит, а Бог – Любовь, Добро, Справедливость. И «небось»-то – сродственник «ничего», не так ли? –
«НЕБОСЬ сокращ. не бойся; не трусь, не опасайся, смелее. Русак на трех сваях крепок; авось, небось да как-нибудь». А – «Небоськать, приговаривать небось, ободрять. Все небоськали, да вот и донебоськались до беды. Небоська вывезти вывезет, да незнать куда» [4:503]. Увы, и сие – правда…
Что до «как-нибудь», то как же не вспомнить очаровательный рассказ «Псалом» Михаила Булгакова, завершающую строку: «Ничего, как-нибудь проживем»? И – сами стихи:
ПСАЛОМ
Я куплю себе туфли к фраку,
Буду петь по ночам псалом,
Заведу большую собаку.
Ничего, как-нибудь проживем.
А когда износятся туфли
И издохнет от старости пес
Пеплом станут в камине угли
Звезды с небом скует мороз
Будет ночь, словно льдинка, хрупкой,
Будет музыкой мрак дышать
На подстилке из старого фрака
Будет милый щенок лежать
Новый фрак повиснет на стуле
Пара туфель стоит у дверей
Жить по-новому очень трудно
Жить прошедшим еще трудней.
И – славного, маленького человечка Славку, брошенного потерявшим совесть «отцом»: «– Ни-це-во-о… Нибудь как. Пра-зи-ве-ем»…
* * *
…Уходит год. Год 220-летия А.С. Пушкина. Совсем уж было собралась издать наконец книгу своих статей, Пушкину посвященных, – плод 20-ти с лишним лет вдохновенной, взыскательной, кропотливой работы. И – подлый, поздно обнаруженный, удар в спину.
Но прежде – продолжу о великолепном, народа моего слове – «ничего!»
Академик, языковед Михаил Павлович Алексеев, выпускник славяно-русского отделения историко-филологического факультета Киевского университета, с 1920-го по 1927-ой работал в Одессе, здесь состоялся как видный пушкинист. Он писал «в статье, посвященной «особой и своеобразной» истории слова ничего, писал, что это «страдательно-терпеливый девиз русского народа», «формула полнейшего наплевательства» или «выражения бодрости, не боящейся опасности и уверенной в лучшем будущем»» [6].
Не удалось мне найти оригинала статьи М.П. Алексеева, но, не сомневаюсь, читая другие, что он не мог не упомянуть автора формулы – остроумного французского поэта, писателя XIX века Поль-Арман Сильвестра. Француз, родившийся в год гибели А.С. Пушкина, «посвятил слову ничего несколько страниц своей книги, называет его «страдательно-терпеливым девизом русского народа». Пытаясь найти ему лексическое соответствие во французском языке, он утверждает, что этот девиз кажется ему специально созданным для русского крестьянина, этого «величайшего философа» из всех, каких только «можно себе представить, так как его не трогает ничего из мелочей жизни»» [7].
Ну уж! Последнее – явный перебор. Но, конечно же, здесь не могу не привести свидетельства Александра Сергеевича Пушкина:
«Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова по-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия. Никогда не встретите вы в нашем народе того, что французы называют un badaud (ротозей – фр.); никогда не заметите в нем ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому» [8:291; курсив автора – Л.В.]
Крайне интересна беседа автора с попутчиком, англичанином лет 36-ти. Небольшой отрывок:
«Я. …Неужто вы русского крестьянина почитаете свободным?
Он. Взгляните на него: что может быть свободнее его обращения! Есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи? Вы не были в Англии?
Я. Не удалось.
Он. Так вы не видали оттенков подлости, отличающих у нас один класс от другого. Вы не видали раболепного maintien (поведения – фр.) Нижней каморы перед Верхней; джентельменства перед аристокрацией; купечества перед джентельменством; бедности перед богатством; повиновения перед властию… А нравы наши, a conversation criminal (супружеская неверность – фр.), а продажные голоса, а уловки министерства, а тиранство наше с Индиею, а отношения наши со всеми другими народами?..» [9:36-637; курсив автора – Л.В.]
Как же постыдно, что некоторые «оттенки подлости» насаждаются (и принимаются иными) сегодня и у нас!..
Можно немало пушкинских строк привести со словом ничего. В разных его значениях. Например:
…Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю.
И холод и сеча ему ничего,
Но примешь ты смерть от коня своего…
Или вот Смерть в «Набросках к замыслу о Фаусте» говорит:
…Обычай требовал, однако,
Соизволенья моего,
Но, впрочем, это ничего.
Вы знаете, всегда я другу
Готова оказать услугу…
О значениях, функционировании слова ничего как местоимения, наречия, предикатива, междометия, прилагательного, разных частиц и др. частей речи, писали многие (например, А.Г. Балакай, И.В. Шерстяных, австриец Хайнрих Пфандль [10] и др.) Но меня более всех других привлекает его утешающее значение – «частицы со значением сочувствия, ободрения, утешения» [6].
«По мнению Пфандля, слово «ничего» – это «средство, к которому обращается простой русский в духовном и телесном страдании, в нищете и беде». То есть, слово «ничего» – в интерпретации ученого – связано с идеей самоутешения, поиска моральной опоры в страдании» [11]. Напомню:
Из письма В.А. Жуковского С.Л. Пушкину, 15 февраля 1837 года:
«Ударило два часа пополудни, и в Пушкине осталось жизни на три четверти часа. Он открыл глаза и попросил моченой морошки. Когда ее принесли, то он сказал внятно: «Позовите жену, пускай она меня покормит». Она пришла, опустилась на колени у изголовья, поднесла ему ложечку-другую морошки, потом прижалась лицом к лицу его; Пушкин погладил ее по голове и сказал: «Ну, ну, ничего; слава богу; все хорошо! поди». Спокойное выражение лица его и твердость голоса обманули бедную жену; она вышла как просиявшая от радости лицом. «Вот увидите, – сказала она доктору Спасскому, – он будет жив, он не умрет»» [12].
Вспомнив, что слово ничего – это родительный падеж от ничто, приведу любимое, если хотите, – «символ веры»:
…Ах! чувствую: ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить
Ничто, ничто… едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует
Над злобою, над темной клеветою.
* * *
…Сказала: «удар в спину». Да нет! – подножка! Трусливого, бесстыдного плагиатора. Обнаружила, что одна из ранних моих статей, практически целиком, с сохранением моих слов, оборотов и… ошибок, составила один из разделов книги (Тайный сыск генерала де Витта) «более-менее успешного писателя» (его самоопределение); члена и секретаря (NB!) СПР, лауреата многих премий, званий и наград В.В. Шигина. Он – автор (?) почти сотни книг. К огромному сожалению, вроде бы, – севастополец, капитан I ранга. Его лживое, наглое «объяснение», но, более всего, – нежелание руководящих коллег увидеть очевидное невооруженному – незамыленному! – взгляду, отказ в поддержке (хотя бы «предоставлением слова») – нелегко было претерпеть. И чуть было не рухнуло с юности хранимое чувство глубокого уважения, преклонения, восторга, любви к морякам Военно-Морского флота Родины!
НО! – зазвучала вдруг – откуда ни возьмись – песенка. О, нет! – Марш четвертой роты! –
…Ничего, ничего, ничего,
Сабля, пуля, штыки – все равно.
Ты родимая, да ты дождись меня,
И я приду.
Я приду и тебе обойму,
Если я не погибну в бою,
В тот тяжелый час за рабочий класс,
За всю страну.
Ах, это «тебе обойму»! И смеюсь, и плачу, и… – марширую с полком вместе!
Повторяю: «Случайности, конечно, не случайны»! И не случайно открылся мне очерк «Прорвемся, брат!» [13]. «Ничего, брат, прорвемся. Обязательно прорвемся!» – читаю в нём. Автор – Владислав Николаевич Павлюткин, выпускник Киевского высшего военно-морского политического училища и Гуманитарной академии Вооружённых сил, капитан I ранга запаса. Участник боевых служб в Индийском и Атлантическом океанах, ветеран боевых действий в «горячих точках». Член Союза писателей и Союза журналистов России, поэт и публицист.
Спасибо, Владислав! И Вы помогли выстоять. А если В.В. Шигин – тот самый Ваш однокурсник, что «стал удачливым московским книгоиздателем», то, надеюсь, Суд Чести его найдет. В любом случае, Вы правы: «…Лучше верные враги, / Чем неверные друзья!»
К сожалению, не только правители «России новой», как Вы писали, но и всякие прочие, если их не остановить:
…Они божиться не устанут
Народолюбием. Потом
Опять ограбят и обманут,
И осенят себя крестом.
Вот и у меня родился экспромт:
«Страдательно-терпеливый девиз»,
не клянчащий ихних
ни санкций, ни виз,
Русский – исконно!
Надежней всего
врачующий –
слово одно:
«Ни – че – го!»
* * *
…Неоспоримо, неотвратимо наступает 2020-ый. Что он мне готовит? Из «веселенького»? Как минимум, чиновные роботы готовят непреодолимые коммунальные хлопоты: «»Убитая хрущоба» давно не по карману – в смех воровскому клану, кагану и майдану…»
Вспомнилась строфа хорошего омского поэта Юрия Перминова:
Как живём? – Говорим: «Ничего, потихоньку…» –
Одиноко,
отдав ли последние крохи
за отдельный чулан, за отдельную койку,
за скупой пансион в коммуналке эпохи…
Худо, если – «одиноко». Но… – «Семья, как и личная совесть, гибнет в истории последней» (В.В. Розанов). Проще, лучше, веселее – да-да, веселее! – такое родное Сергея Есенина! –
…Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.
И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:
«Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму все заживет».
Еще немного – о таких близких душе строках современников! –
Чуть больше года тому назад ушел из жизни курский поэт Юрий Асмолов. Его ранний уход – большая потеря. Но остались строки, помогающие жить, среди многих:
…Вьюга! Вьюга! Брось буровить!
И не ной, не вой. А пой!
Ну, да ладно: ничего ведь
Не поделаешь с тобой!..
Хорошо во время бури
Под гармошку песни петь!
Хуже некуда – от дури,
От ума ли – умереть.
Потому мне и сдаётся:
Коль в снегу вся ширь и высь,
Ничего не остаётся,
Кроме как – продолжить жизнь.
А вот – из стихов одного из самых любимых современных поэтов – Николая Зиновьева:
ЮНОСТИ
Ничего о себе не оставила,
Говорю я тебе не в укор.
Сердце дрогнуть, прощаясь, заставила
И тоскует оно до сих пор.
Жизнь с годами щедрее на грубости.
Как дела? Говорю: ни – че – го.
И, шалея от собственной глупости,
Воскресения жду твоего.
И – еще одного настоящего, вятского поэта – Светланы Сырневой:
…Так и жизнь незаметно прошла.
Это всё ничего, ничего!..
Сон течёт по корням до ствола,
и не надо тревожить его.
Бесконечно дороги ушедшие от нас, их Слово:
21 декабря уходящего года исполняется 80 лет выдающемуся русскому, советскому поэту Татьяне Глушковой. Вот её строки:
…Из уст в уста завет передаю
поповны – иль бестужевки-мещанки:
мол, сдюжите. Всё это – ничего…
Железом жжены и огнем палимы,
а справите Святое Рождество
во Новом Граде Иерусалиме.
А какой горечью, но и – прощением, ласкою! – веет от строк замученного, расстрелянного, 27-милетнего прекрасного Русского поэта Павла Васильева! В наступающем году, 5 января, ему – 110 лет.
…Вы обо мне забудете, – забудьте! Ничего,
Вспомню я о вас, дорогие мои, радостно…
Наконец, первый в моей жизни любимейший поэт Николай Некрасов, 165 лет тому назад:
…Ничего! гони во все лопатки,
Труден путь, да легок конь,
Дожигай последние остатки
Жизни, брошенной в огонь!
* * *
…Совсем немного дней осталось, пролетят – как и жизнь пролетела – и наступит Новый Год. Особый! – Год 75-летия нашей Великой Победы! И хочу – должна – вспомнить в этих заметках (ими прощаюсь с бедами, болью уходящего) о героях произведений наших писателей и поэтов.
Конечно, первым вспоминается великий Русский солдат Андрей Соколов Михаила Шолохова, его: «Иной раз не спишь ночью, глядишь в темноту пустыми глазами и думаешь: «За что же ты, жизнь, меня так покалечила? За что так исказнила?»» Но и, усыновив малыша-сироту: «Все это, браток, ничего бы, как-нибудь мы с ним прожили бы, да вот сердце у меня раскачалось, поршня надо менять… Иной раз так схватит и прижмет, что белый свет в глазах меркнет».
Ах, если б можно было «поршня» сменить!..
Вспоминаю и диалог русской девушки Маши и чешки Божены, бежавших из концлагеря (К. Симонов, Под каштанами Праги). На все вопросы о самочувствии Маша, с обожженными пытками ногами, отвечает: «Ничего».
«Божена: Ты всегда говоришь: «ничего». Очень больно?
Маша. Нет, ничего».
«Божена. Она не натерла ноги. Ее просто… …Больно?
Маша. Ничего.
Божена. Опять это «ничего». Мне иногда казалось, что весь русский язык состоит из одного этого слова».
Много раз Константин Симонов использует слово «ничего» именно в том значении, о котором пишу. И главные герои пьесы «Русские люди» – все! – сроднились с ним.
Отважная шофер-разведчица Валя Анощенко на уговоры подруги не отказываться от счастья любви, предупреждение, что война может быть «длинная предлинная», отвечает: «Ничего, я терпеливая». Смертельно раненный Александр Васильевич Васин, штабс-капитан царской армии (прообраз – отчим К.М. Симонова), на вопрос красноармейца: «Ну, как, товарищ майор?» отвечает архикратко: «Ничего». Военфельдшер Иван Иванович Глоба, неунывающий жизнелюб, с песней «на смерть уходящий», отважный разведчик, умело обманувший немцев, да и Валю, разделавшись с «конспирацией», признается, что тоже измучился: «А я – на тебя глядя. Ничего, Валечка, ничего. Ты уж извини. Мы еще с тобой сейчас «Соловей, соловей-пташечка» споем. Только ты, голуба, имей в виду, сейчас расстреливать придут. Это уже непременно». И он погибнет, заслонив собою девушку. Последние строки пьесы: командир автобата, сражающегося в окружении, капитан Иван Никитич Сафонов после освобождения города слушает список имен казненных фашистами. Среди них – имя матери. Лейтенант, читавший список: «Что с вами, Иван Никитич? Сафонов: Ничего… Ничего. (Вставая.) Ничего такого. Только очень жить я хочу. Долго жить. До тех пор жить, пока я своими глазами последнего из них (схватив из рук лейтенанта список), которые это сделали, мертвыми не увижу! Самого последнего, и мертвым. Вот здесь вот, под ногами у меня!»
* * *
…Я вспомнила об этой пьесе и – «по личным мотивам». Осудите? Ничего, переживем!..
«Здравствуйте, дорогие мои», – читаю в предпоследнем письме жене от 18 июля 1942-го, письме капитана Ростислава Захаровича Владимирова, родного, старшего брата моего отца. Он, начальник штаба I батальона партизанского полка им. Сергея Лазо на Смоленщине, замечает: «Много писать не буду. Подробно писать нельзя, ибо если письмо попадет к врагу, то в нем не должно быть ничего интересного для него, а оно все же может попасть (не дай Бог).
Адрес мой не изменился, а жизнь изменилась. Живем мы теперь в лесу, на вольном воздухе. Солнце, воздух и вода – одним словом, почти курорт, не хватает только «уси-ленного питания»»; «Передай привет маме, скажи, что я жив и здоров, несмотря на «скверные условия». Скверные с вашей городской точки зрения (дождь, грязь, ходьба по болотам и бурелому), фактически не так плохо и вот я здоров»; «Увидимся не скоро. Читайте в «Правде» «Русских людей» – очень верно».
«Мы не унываем, не унывайте и вы. Помогайте нам своей тыловой работой, а мы своей, тоже «тыловой», только в тылу у немцев. Если жив буду, увидимся, но борьба настолько жестока, что лучше приучить себя к мысли о смерти».
В общем, – русское, родное: «ничего!»
И – в письме маме от 9 июня 1942 года: «Нас много здесь и немцу приходится иметь множество фронтов, он старается всякими средствами, угрозами в листовках, техникой (танками, самолетами), обещанием хорошей жизни в плену, но ничего сделать не может.
Его обещаниям теперь никто не верит, угроз бояться не приходится. Ничего! Против его техники тоже есть кое-что, а главное – ненависть и негодование против немцев растёт и растёт…»
До войны Ростислав Захарович преподавал в Уральском политехническом институте имени С.М. Кирова. С 1939 года учился в Артиллерийской академии РККА имени Ф.Э. Дзержинского. На фронте с 18 июля 1941-го. Подмосковье, битвы на Смоленщине, ране-ние, окружение. После мучительных скитаний – партизанский отряд им. С. Лазо, «постоянно бьющий врага и его приспешников».
Полк Лазо занимал несколько сот деревень Ельнинского и других соседних районов, насчитывал «многие тысячи штыков». О создании полка, его борьбе, о 2-й партизанской дивизии, куда вошел полк; «организации и реорганизации», «разукрупнении», уходе нескольких групп в другие места дислокации, смене руководства подробно напишут генерал, командир 1 Гвардейского Кавалерийского корпуса П.А. Белов (За нами Москва); комиссар полка, потом – д-р ист. наук, профессор А.Ф. Юденков (За огненной чертой). И, что особенно интересно, не изменяя имён, – А.Н. Толстой (Рассказы Ивана Сударева).
В мае-июне 1942-го против партизан было брошено 7 дивизий, из них 2 – танковые…
Р.З. Владимиров не вернулся с войны. Мы не знаем, где и как он погиб, «партизан Костя», орденоносец (Красная Звезда, июль 1942). Но знаем твёрдо: он до конца оставался верным сыном своей Великой Родины, воинской Присяге.
* * *
…Завершая, хочу вспомнить героя Алексея Николаевича Толстого из рассказа «Странная история» (Рассказы Ивана Сударева, 1942). В рассказах автор не изменил имена героев, и, в названном, поведал о Петре Филипповиче Горшкове, осужденном по навету, 10 лет отработавшем в лагерях, при оккупации села назначенном фашистами бургомистром. Он придет в партизанский отряд (похоже, – имени С. Лазо). «Русский человек – не простой человек, русский человек – хитро задуманный человек, – скажет командиру, – Работать буду смело. Я смерти не боюсь, пыток не испугаюсь». И – станет так необходимым партизанам «глубоким разведчиком»!
«Петр Филиппович, – пишет Алексей Толстой, – работал смело и дерзко. Он будто издевался над немцами, доказывал им, что действительно русский человек – хитро задуманный человек и не плоскому немецкому ограниченному уму тягаться с трезвым, вдохновенным, не знающим часто даже краев возможностей своих, острым русским умом»; «Немцам дорого обошлось бургомистерство Петра Филипповича. Все же он попался…»
Он ничего не сказал фашистам, не предал. Четыре дня они его пытали, сожгли избу, убили жену и сына. Село Медведовка было занято партизанами, и они обнаружили Петра Горшкова в «коровьем сарае под перекладиной», «с синими опущенными ступнями; искривленное туловище его было все исполосовано, руки скручены за спиной, ребра выпячены, с правой стороны в грудь был всунут крюк, – он висел под перекладиной, повешенный за ребро…» Пытались «приподнять его, чтобы облегчить муку». Но и умирая Петр Филиппович «проговорил: – Ничего… Мы люди русские» [14].
Вот и мы, если мы – люди русские, несмотря ни на что, будем жить! Вооружившись терпением, не уклоняясь от труда и – боя! Ничего, прорвемся!
Декабрь 2019, Одесса
Примечания
-
-
-
-
Даль Владимир. Ничто. Небось. // Владимир Даль. Толковый словарь великорусского живого языка. Том второй. И – О. – М.: «Русский язык», 1989.
-
-
-
-
Пушкин А.С. Путешествие из Москвы в Петербург. // А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в десяти томах. Том седьмой. Критика и публицистика. – М.: «Наука», 1964. – С. 268-305.
-
Пушкин А.С. Путешествие из Москвы в Петербург. Отрывки черновой редакции. // А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в десяти томах. Том седьмой. Критика и публицистика. – М.: «Наука», 1964. – С. 627-641.
-
Пфандль Х. Слово «ничего» глазами Федора Вернирота. Штрихи к портрету слова // Проблемы русской лексикографии. – М, 2004. – С. 91–94.
-
-
Жуковский В.А. Письмо к С.Л. Пушкину. // Последний год жизни Пушкина, – М.: «Правда», 1989. – С. 548.
-
-
Толстой А.Н. Странная история. // Алексей Толстой. Собрание сочинений. Том десятый. Рассказы Ивана Сударева. – М.: Гос.изд-во худож. лит-ры, 1961. – С. 616-629.
1 комментарий
Byuf
10.01.2020Доброго Вам здоровья, Людмила Борисовна! А огорчения — это ничего, выдюжим… С большим интересом прочла Вашу статью и понимаю, какой огромный труд был вложен Вами, чтобы собрать вместе эти замечательные примеры одного слова, но ка-ко-го нужного русскому человеку! Спасибо Вам и за память о людях, живших и умиравших с честью за Родину. И за наши прекрасных поэтов… Всё так близко и дорого душе. И даже о Бисмарке — очень интересно, но думаю, что этот афоризм вышел много раньше — из гущи народной… Ещё раз благодарю и желаю здоровья.