ВОСПИТАНИЕ ЧУВСТВ

— Отвечает ли художественная литература практической реальности?

Егор Черкасов: Отвечает. Но не с тем успехом, как блог в Яндекс Дзене. Человек отводит себе время на чтение буквально 30 — 40 минут в день. Находясь в метро, в автобусе, на работе в обеденный перерыв он открывает ленту новостей, где все рассчитано для приема информации в сжатый срок, сухо и по делу. А иногда и не по делу.

Но не в этом суть.

Человек потерял возможность получать наслаждение от книги. Еще неплохо раскупаются книги по авторской кулинарии, по практической психологии, прикладной резьбе по дереву. Не поверите — даже книги по астрологии с ее размытыми предсказаниями и учениями могут продаться быстрее, нежели художественная книга! Книга теперь больше носит характер информационного носителя, а не произведения искусства.

Никому уже не интересен писатель-скульптор, высекающий слово из чувства и мысли, словно из камня. Куда больший спрос будет иметь писатель, который внятно расскажет, как он продал что-то за 100, купив за 20. Правда, писателем его тогда будет трудно назвать: скорее рассказчиком об успехе.

Елена Крюкова: Вопрос должен стоять, думаю, по-иному. Отвечает ли литература ожиданиям реальности? Отвечает ли литература вызову реальности? Запросам реальности? Или так: вступает ли литература с реальностью в диалог?

Литература прежде всего искусство. И, как любое искусство, она только притворяется, что движется в одной упряжке с реальностью. С тем трехмерным миром и с тем обществом, что явилось историческим порождением этого мира.

Для начала договоримся о терминах. Реальна ли реальность? Разные философы дают разные ответы на этот вопрос. Кто онтологические (вспомним классическое: «материя есть объективная реальность, данная нам в ощущениях…»), кто гносеологические, кто фантастические. Агностики вон припечатывают: непознаваем мир, и точка. Если под реальностью понимать социум, то литература часто развивается параллельно его требованиям или даже опережая их. Руссо и Монтескье опередили Великую Французскую революцию; Маркс и Энгельс — революцию русскую. Эти тексты не художественные, понятно; но слово обдуманное и опубликованное тоже ведь литература. Ну хорошо, русскую революцию увидел — провидел — великий пророк Достоевский. «Бесов» читайте.

С вызовами литературе реальность опаздывает. Давным-давно в романах, да и в фильмах, по книгам снятых, появились и звездолеты, и всепланетные вирусы, и генная инженерия, и бессмертие. У Станислава Лема в «Сумме технологии» появился прообраз «Матрицы». Это литература все время вызывает реальность «на вы». А принято считать, что писатель — такой кабинетный бирюк, а книжки — такие интеллектуальные игрушки для мозговитых человеков. И этот игрун в интеллект, в буковки и словечки все время вроде как опаздывает к раздаче мировых слонов.

Никуда писатель не опаздывает. Он просто живет в своей реальности. В параллельной.

Она называется искусство. Художество.

У художества свои законы. Тоже космические. Дух реет, где хочет, сказано в Писании.

— «Нет, не читаю, нет времени, да и есть ли в этом смысл?». Это типичный ответ россиянина на вопрос о чтении книг. Отсюда вопрос: выживет ли художественная литература в век суеты, графика 5 через 2 с рабочей загруженностью в 9 и больше часов, мышления, суженного под восприятие новостной ленты ВК и Инстаграм и клипового сознания большинства людей нашей страны?

Е. К.: Да она продолжает жить. Просто в другом качестве. Не в качестве «глаголом жги сердца людей». У человека не так-то просто отнять любимую игрушку. Для миллионов людей чтение сейчас — не потребность духа и чувства, а просто игра, развлечение. Кто-то играет в компьютерные игры, кто-то возится в песочнице, кто-то играет в книги. Сейчас невероятное количество книг издается, и все это — почти все — переводная литература не особенно высокого художественного уровня. Но… такая грамотная, заманчиво-сюжетная, как в дешевых статейках трендово пишут — «лихо закрученная», гладко и динамично написанная, — торжество умелого рассказчика. Читабельная продукция! Ты обратил внимание, сейчас высшая похвала книге: «хорошая книжка, легко читается»! Легко читается… Толстой бы, Достоевский восстали бы из гроба — что бы на эту похвалу сказали? Если принять за аксиому то, что литература — это умение рассказывать интересные и увлекательные истории, почему нет? В смысле, почему не отвести теперь литературе не позицию «глаголом жги…», а просто классного вечернего (ночного) развлечения? Под медитативную музыку, с шоколадкой в руке? Почему книги Донцовой продолжают покупать? Да потому, что она хорошо, лекарственно, целебно развлекает. И — отвлекает! А от чего?

Список «от чего» можно составить длинный и увесистый.

И список авторов, кто вот так умеет, тоже можно внушительный, на сегодняшний день, составить. В нем покупательное (торговое, тиражное) место отведено лишь раскрученным именам. Но в век медленного и верного расцвета электронной книги тиражи медленно и верно умирают.

Клиповое сознание — да ведь это переход к другому типу мышления! Стихотворение когда-то концентрировало информацию и эмоцию. В маленьком стихе мог прозвучать, вспыхнуть и остынуть целый мир. И человек, читая маленький стих, обдумывая и переживая его, вынужден был разгадывать секрет этой концентрации. Расшифровывать эту стиховую хромосому. Клип — такая нынешняя видеохромосома. Просто она устроена гораздо проще. У нее более примитивное сцепление образных «белков», чем в стиховой ДНК. Клип немедленно ложится на все расслабленные, настроенные на удовольствие нейроны. Мой дед, пушкинист Михаил Еремин, еще давным-давно рассерженно бросал в адрес беспечных студентов своих: «Гедонисты… наслажденцы!..»

Молодость хочет наслаждаться. Это в природе вещей. Но молодость все активнее хочет перестать работать. День прошел, и ладно. Родители покормят. Друзья подбросят. У знакомых деньжат сшибу. И не отдам. Никогда. А зачем? И так сойдет! Мне простят! Забудут! А работать? Успеется! Сегодня — лень!

Даже искать работу — лень. А ты говоришь: клиповое сознание… Тут беда покруче.

Но эти молодые, а потом уже не очень, ленивцы с удовольствием пялятся и в компьютер, и в телевизор, и в концерты, и в клипы, и в видео на Youtube, и в разношерстные блоги. Развлекаются. Но и ума попутно набираются. И впечатления по ходу получают, самые разные. Иногда и книги, между прочим, читают. И даже знают, кто такие Зюскинд, Хёг и Несбё.

Е. Ч.: Я попробую спрогнозировать жизнь художественной литературы на несколько десятков лет вперед. Хайповая литература будет вытеснять истинную литературу. Книги продолжат брать. Но! За жареную сенсационную мысль, за новые формы, которые будут вытеснять и, возможно, глумиться над старыми и традиционными.

Будут новые смешения стилей. Новые авторские заявки. Если уж наши поп-звезды и блогеры выпускают свои книги и причисляют себя к писательской элите, то в недалеком будущем писателем сможет стать любой, у кого есть выходы на издателя и деньги.

Художественная литература из той, которую мы еще пока что знаем и любим именно за художество, за искусство, превратится в новостные информационные ленты со стилем изложения, близким к ним. Как мы говорим, как думаем — так и будем писать.

По этому принципу можно будет понять, что будет на книжных прилавках и на что будет спрос. На тех, кто еще помнит Советский Союз и имеет штамп советского воспитания и образования — на них еще выстоят писатели-погодки. Но недолго. Потому что основной потребитель литературы растет из рожденных в 90-е и младше.

— Писатель-общественный-деятель-политик-бизнесмен-блогер-журналист-шоумен-телеведущий.Как объяснить феномен Прилепина, Быкова, Минаева? Возможно ли успевать делать хорошо свою работу везде и во всех сферах?

Е. Ч.: Как и зачем их ругать? Хотя это сейчас весьма в моде, публичные выволочки. Мужики зарабатывают, успешно пребывают на виду у большой аудитории, ищут новые дорожки для пробега. Множество точек приложения сил — а почему нет! Альтернативу мы им предложить не можем — и, значит, они предлагают нам свои варианты творческой и общественной жизни.

В недрах литературы кроются деньги? Быть может. Но несравнимо меньше, чем может из литературных месторождений добыть эта троица.

Читатель хочет их, успешных, видеть везде, во всем интеллектуальном пространстве. Эти писатели хорошо ориентируются на своего потребителя. Они отлично знают свою целевую аудиторию. А многие из нас — нет.

А вот про кого хочется упомянуть хотя бы вскользь — так это про тех, кто душит писательские союзы, которые и так на ладан дышат, кто отпугивает читателя своей ортодоксальностью и ретроградством. Но… есть ли смысл обсуждать эти очевидные и грустные вещи? Скажу только, что подобная литература варится в собственном котле, из которого едят только те, кто ее создает.

Е. К.: Успешная работа во многих сферах… Люди Возрождения и не такую работу делали. Вернее, и не такой совокупностью работ занимались. Однако многостаночник Возрождения был чаще всего не столько публичным человеком, сколько затворником. Да что там Возрождения! Если бы вы знали список деяний, которые должен был уметь делать всякий уважающий себя музыкант 17-го — 18-го века в Европе! Я, музыкант, этот список с детства помню, из биографии Бетховена, он же еще в 18-м веке родился. Примерно так он звучит:

…музыкант должен владеть: клавесином, органом, скрипкой, виолончелью, флейтой и деревянными духовыми, вокалом; сочинять музыку разных форм — от песни до кантаты, от багатели до фантазии, от сонаты до симфонии и оперы; прекрасно знать и преподавать контрапункт; а также дирижировать капеллой, хором и оркестром…

Как вам, люди, такие требования? Скажете, жизни не хватит? Но ведь большинству и маленьких, и больших музыкантов той эпохи — хватало.

А теперь — ты только вдумайся, чему, какому пространству принадлежит добрая половина перечисленных тобой занятий! Блогер, журналист, телеведущий, политик — это все судьба напоказ. Жизнь на людях. На публике. Так нынче трансформировалась актерская судьба.

Нынешний писатель, чтобы быть успешным и заметным, должен быть на три четверти актером. Артистом!

Но не просто артистом — почти статистом: артистом известным, востребованным.

Человек становится медиаперсоной. Сначала говорит себе: это чтобы я был славен, знаменит, и книжки мои вследствие этого раскупали, и меня читали! Потом, по ходу, втягивается в пространство медиа. Оно очень ярко-соблазнительно, оно профессионально, оно приманчиво, у него свои законы, там надо быть и жить. И хорошо ориентироваться в нем, чтобы не наделать ошибок.

Вбирает воронка. Без нее уже никуда. Все меньше времени на искусство. А ведь началось с посыла: я в медиа — вокруг меня вращаются скандалы и хвалы — книги, вперед!

Но книги рождаются не из актуальной сиюминутности социальных запросов. Они точно рождаются из другой материи. И — из другого духа.
Медиаперсона научается делать хорошо и правильно эффектные медиадела. Дела эти великолепно играют на самопиар, на хорошую, грамотную раскрутку. Без нее сейчас никуда, если хочешь застолбить узнаваемое место под культурным солнцем.

Но при этом надо бы тебе самому — родить себя самого. Себя номер два. Который бы не выкраивал драгоценное, ускользающее время на быстрое написание третьего-пятого-десятого (а текстов — разноплановых — за спиною — гора!), а спокойно вставал и шел к себе в мастерскую. Или в кабинет. Или просто уединялся в комнате под сводами. Каждый день. И писал свою «Войну и Мiръ».

Как бы жил этот твой двойник, художник? Хорошо бы жил. Много бы всего уникального наработал. Жизнь — единственная. Одна. В результате — перед культурой, перед литературой, перед Господом Богом — мы останемся не блогерами, не телеведущими, не политиками, не журналистами, а художниками. И только художниками: для людей, их сердец и умов. Все остальное — для Википедии. Если она доживет до иных времен.

— Современные средства узнаваемости в писателе «своего» и не оторванного от времени и реальности: мат, пошлость, тошнотворный реализм, политика и пропаганда. Как избежать этого и не потерять читателя?

Е. К.: Все это ведь мы. Наш портрет. Один из галереи разномастных портретов, это понятно. Кто изображает все это, не грешит против правды. Ругань — мы. Пошлятина — мы. Грубые картинки, примитивный быт, злоба и тупость — мы. Увы! Часто! Политика — тем более мы: из людского моря выплывают расписные Стеньки Разина челны, сиречь наши лукавые политики. Без политиков никуда! Они делают нам быт и бытие. Насилуют нас под прикрытием блага. Много чего обещают. Ломают старую нашу избу и строят новую. Не всегда удается ударная стройка.

Так устроена политика. Но без нее, мы все понимаем, не проживешь. А искусство?

Вот художник. Ему говорят: иди пиши чернуху, она в моде, и будет тебе счастье! Он идет и послушно пишет. Успокаивает себя тем, что все великие писатели изображали жизнь низов. Гюго вон написал эпопею «Отверженные», и что? Мир до сих пор читает. Однако же там не только трагедия и грязь, но и Бог и радость!

Мы не оторвемся от нашего социума. Не вырвем, с кровью, из него корней. Мы не ангелы, а люди. Разве только вместо избы — новую башню для спасения утонченной души из слоновой кости построить. Там точно не услышим ни мата за окном, ни ночных воплей за гаражами.

Но! И вот тут начинается самое главное «но»! Новые реалисты взяли от старых тематику низов общества, но упустили Бога. Дух упустили. Упорхнул Дух, великий Параклет Утешитель. А без него — исчезает из искусства нечто основное. То, что делает искусство искусством, а не просто стенанием над ужасом или жесткой, безжалостной констатацией трагического факта — личного или всеобщего.

Я не знаю, как лучше, точнее этот Дух назвать. Говорю опять это древнее насущное слово — Бог, но ведь любой угрюмый подзаборный реалист тоже может гулко побить себя в грудь и возопить: верую! Дело не в твоей вере или твоем неверии. Дело в том, насколько, до какой степени ты одарен — совокупно: художнически, человечески, душевно, духовно — чтобы так же, в совокупности явлений, духа (мысли), фактуры (плоти), чувства (любви), показать нам свой вариант Мiра, предъявить свою версию жизни, смерти и вечности.

А реалисты могут не только руганью изъясняться. Настоящий реалист, талантливый — это красота, сила, воля, точный глаз, любовь к миру и к людям. Все славные традиции великой русской литературы.

Анатолий Жигулин в Литературном институте, на семинарах, говорил нам: запретных тем нет, все зависит от вас самих, от того, как вы явление изобразите…

Е. Ч.: На вопрос, что бы, какое слово я выбрал из этих двух: кайф или услада? Я отвечу, что первое. Хотя первое мне напомнит эпоху рваных джинсов, жвачку и  таблеток экстази. А второе разорвет меня с моим читателем на промежуток понимания аж в 200 лет! Вопрос для меня остается один: хочу ли я своего читателя воспитать, или же дать ему лишь то, что он хочет.  Я педагог в одном из колледжей Нижнего Новгорода. Если я дам своим ученикам то, что они от меня хотят, и только это — я не педагог. Потому что не воспитал. Потому что не вложил в них частичку себя. Потому что не дал им сверх того, что они хотят, и тем самым стал виновником их необразованности.

Поэтому, отвечая на этот вопрос, я скажу так: да, можно описать и сельский нужник так, что он станет не только отхожим местом, а нетленным литературным образом. И можно изобразить высокое светское общество — грязно и тошнотворно.

И тут можно спросить себя: писатель ли я, если попадаю в капкан  мата, пошлости, политики, пропаганды уже который раз? Может, лучше туда не попадаться никогда?

— Писатель-пророк. Куда ушли великие умы и их вечные полотна? Как избежать мелкотемья?

Е. Ч.: Великие умы уже боятся выставлять свои полотна! Неужели Россия осталась без мыслителей? Да нет, конечно. Просто мало кто хочет за свою мысль пострадать и быть осмеянным.

Представьте себе: один великий художник рисует картину несколько лет, не спит ночами и показывает ее на выставке. Ее созерцают и ею восхищаются несколько сотен человек. А потом, буквально за сутки, на всем просторе интернета пестрит некто, кто показал что-то неприличное на фоне гениальной картины того самого художника — и тем самым собрал несколько миллионов просмотров своего безобразия! Как в такое время говорить о великом, когда на твоем фоне, словно пираньи, собираются стаи мелких хайпожоров, которым только дай повод кого-то или что-то высмеять?

Не удивлюсь, если великие умы пьют горькую в своих «однушках» от невостребованности, а их полотна — тоскливо лежат на пыльных полках.

Е. К.: А, вот это мой любимый вопрос! Я даю на него — сама себе — ответ каждый день. Есть такая очень важная для любого художника вещь — архетип. И тут не надо никого отсылать к Юнгу. Архетип — это изначальные кубики, кирпичи, молекулы бытия. Такая плодоносная почва. Опоры культуры. Духа. «Война и Мiръ» — архетипично само название романа. Мир и война — дуал, крепко сращенный, трагический (и вечный) архетип земной жизни. Можно писать о каких угодно мелочах и подробностях и войны, и мира, когда пишешь войну (Войну!) и мир (Мир!). Магнит архетипа ты не должен упускать. Не выпускать его изнутри себя — своего дыхания — ни на секунду! У того же Толстого в этом великом романе бездна подробностей и деталей, и они не заслоняют этого крупнейшего архетипического Целого.

Искусственно вечное произведение не родишь. Но мелкотемья — да, надо избегать. Ну вот Чехов. Маленькие рассказы. Но все построены если не на архетипах, то на ясно и ярко читаемой символике! Чем более типичен герой, тем больше он удаляется от маленькой зарисовки, от необязательного наброска, от рабочего этюда. Этюды нужны, да. Но большой художник делает этюды — к большой картине.

Согласна, можно и сказки писать, как Андерсен. Однако… «сказка ложь, да в ней намек»! Она тоже насквозь архетипична.

Если вы пишете крупную форму, вы только не говорите себе: ох, сейчас я поближе подберусь к Достоевскому… к Толстому!.. и сделаю как они!.. вот сейчас… Нет! Не как они. Не поближе к ним. Надо так себе сказать: сейчас я сделаю круче, чем все Толстые русской литературы! И толкнуть новые, закрытые врата, и смело войти в них, ворваться. Тогда ты будешь жить и писать в том пространстве, в той мастерской, где работали они. Но мастерская эта будет уже твоя собственная.

— Нужно ли современному писателю пройти долгий и тернистый путь через толстые журналы и газеты, ЛИТО, Союзы писателей, критику старших товарищей по перу, Всероссийские съезды писателей, похожие на Всесоюзный съезд партии?

Е. К.: Ничего этого, тем более долго и тернисто, теперь проходить не обязательно. Но. Человек так устроен, что он сбивается в группы, сообщества. В цеховые, профессиональные. Там ищет свою родную атмосферу. Это хорошо, нормально, это в порядке вещей. Но, бывает, эти сообщества позиционируют себя в социуме весьма торжественно, важно и закрыто. Ну, не по-масонски, конечно, но создают такую интеллектуальную кубатуру, где порой бывает трудно дышать. Ибо там есть диктат. Диктат этот звучит просто: «Пиши вот так! А не эдак! Если будешь писать эдак — тебе средь нас не место! Пошел вон!»

И уходит человек грустно. Иногда даже вообще может перестать писать. Бывает и такое.

Да, путь к мастерству тяжел и долог, кто спорит? Но азбуки мастерства, одной на всех, нет и быть не может. Художников сорок сортов, и все разные. Сейчас наступило такое время, когда единственность Союза писателей кончилась — Союзов в России немало разных, вступай не хочу. И общайся. И печатайся. И обсуждайся. И изданий много — публикуйся за милую душу. И все же прежний путь, когда малявка испуганно смотрела на мэтра снизу вверх, исчез безвозвратно. Каждый учится как может и где может. Масса мастер-классов, семинаров, фестивалей, творческих форумов. И да, они полезны начинающим. Но тем, кто творческую силу уже обрел — зачем они? Ему нужны книги и читатели. И выступления, понятно: живое общение.

Е. Ч.: Не буду лукавить: для меня по сей день серьезное испытание быть напечатанным в толстых журналах столицы.

Правда, выкладывая в интернет свое произведение, я получаю больше читателей, чем в этих журналах.

Толстые журналы — это как «прокачка» моих писательских способностей. Это как конкурс. Напечататься в толстом журнале — как получить литературную премию. Литобъединения… если их «перепрошить» — поменять некоторые смыслы их работы — я бы с удовольствием состоял в ЛИТО.

Союзы писателей сейчас принято отвергать, говорить, что это порождение советской эпохи… Но я знаю – время Союзов придет. Вернется! Когда государству потребуется помощь в воспитании поколения. Тогда я буду среди первых, кто будет готов идти в творческий народ и проповедовать от имени Союза. Пока я это делаю без помощи государства и Союза. Всероссийские съезды писателей — это обмен опытом. Это интересные знакомства. Но и им требуется «перепрошивка», пересмотр технологий. Критика старших коллег по перу нужна молодым всегда. Но не всегда тот «старший», кто просто по годам старше…

— Нужен ли писателю Литературный институт как обязательная база для того, чтобы начать писать?

Е. Ч.: Нужен. Как консерватория певцу. Нужен!

Однако… По своему опыту, как человек, закончивший консерваторию, скажу — в ней меня едва не постигла одна беда: я чуть не потерял себя. Косность мышления и сетка коллективного сознания… Это беда многих вузов. Не исключено, что и Литературный институт может научить человека правильно, грамотно, гладко и гармонично писать, но не сделать писателем…

Е. К.: Нет. Стать писателем можно и без литературного образования.

Я Литинститут люблю безмерно. Я сама окончила Литинститут. Это — в те годы — было изумительное место: средоточие творческих споров, блестящих лекций и семинаров, которые читали и вели мастера русской словесности, начиная от Еремина и Богданова и заканчивая Джимбиновым и Артамоновым. А сколько колорита! Богемные гулянки в общаге на Руставели, интеллектуальные баталии над рукописями и новыми книгами… Когда я, после Московской консерватории, вознамерилась поступать в Литинститут, дед, Михаил Еремин, сердито бросил мне: «Зачем тебе, после священной музыки, высшего искусства, копошиться в словах?! Да еще оканчивать второй вуз?! А, понял: тебе нужен этот коридор!»

Да, нам всем был нужен именно этот коридор. Этот воздух. Эти беседы, споры до хрипоты, это чтение друг другу стихов и прозы в насквозь прокуренных общежитских комнатах. Нам была нужна атмосфера нашей будущей работы. Будущей жизни. «Во всем мне хочется дойти до самой сути…» — ну вот, нам тоже хотелось.

Но. Никакой Литинститут не сделает вас писателем. Только вы сами сделаете это. Хемингуэй не оканчивал ЛИ. Лев Толстой не оканчивал ЛИ. Булгаков, Бунин, Блок, Флобер, Роллан, Горький и так дальше, до бесконечности, не оканчивали ЛИ.

— Хайп в литературе. Как это возможно? Где граница между хайпом и нравственностью?

Е. К.: Никак. Хайп и искусство — вещи, живущие на разных планетах.

Хотя… я допускаю все. Писателю дают совет: напиши скандальную книжку и хайпани! Ну, он соблазняется и пишет. И да, быстренько ловит этот пресловутый хайп. Скандал всегда — половина хайпа. А тут еще издатель подсуетился, хочет куш сорвать, навязчиво книжку эту рекламирует везде и всюду и, понятно, продает. Вот она слава!

При этом я вспоминаю замечательную латинскую пословицу: sic transit gloria mundi. Так проходит земная слава.

Е. Ч.: Самое безобидное в хайпе — это легкость его переваривания: посмеялись и забыли. Куда более страшное воздействие – игра с нравственностью. Она страшна практически всегда. Это нигилизм в чистом виде.

Хайповать, кстати, тоже надо уметь. Вот мы сейчас попробуем это сделать — и у нас не выйдет. Это инструмент для непростых ребят.  Их перекупают и продают, на них идут и ориентируются, им доверяет молодежь и жадно глядит им в рот. А над этими ребятами есть другие ребята, которым плевать на хайп и его последствия. Эти ребята преследуют куда более серьезные интересы.

Вот тут следует задуматься, что страшнее: посмотреть видео в Ютубе, или нечаянно, своим голосом или лайком, стать сопричастным к разрушению идеологического строя целого государства, или к государственному перевороту, или к тому, что твой сосед, увидев волну массовых лайков под информацией того или иного «хайпежника», пойдет и совершит непотребство на фоне картины известного художника… о котором я уже говорил…

— Как научиться современному читателю понимать классическую художественную литературу?

Е. Ч.: Я бы хотел этот вопрос полностью адресовать Елене Николаевне.

Е. К.: Классика, литература прошлых веков обращалась к человеку. Хорошо бы читателю — или самому, или с помощью друзей, педагогов, кого угодно — разбудить в себе жажду чисто человеческих переживаний: горя, радости, отчаяния, счастья, гнева, боли, прощения, покаяния. Узнать наконец, что оно есть такое — преступление и наказание. В представлении не только Достоевского (он это сделал бесподобно!), но и целого созвездия других писательских имен.

Обращение к человеку, а не к безликому хайпу — это обращение к сердцу. Литература прошлого — литература сердца. Жизнь сердца сегодня часто не в почете. Над сердцем смеются. Высмеивают чувства. Нам тут изрядно подгадил постмодерн — его холодная ирония, часто бессмысленная и беспощадная. На иронии и самоиронии были построены все шаткие (нам так казалось…) здания постмодернизма. И что-то важное этой убийственной иронией в человеке, в читателе удалось расшатать. Вместе со смыслом жизни, с философией, религией, основами культуры.

А классика к этим основам нас возвращает. Правда, для этого многим заново придется учиться чувствовать.

Это как заново родиться.

— Есть ли четкое определение современной литературы: что есть литература, а что — нет?

Е. К.: Текст, даже с виду загнанный в формат литературы, может не быть литературой. Сейчас много симулякров. Притворствовать умные люди научились будь здоров. Прикидываться тем, другим. Выдавать неискусство за искусство. Знаю людей, что прикидываются поэтами; знаю тех, кто прикидывается прозаиками; а уж журналистом прикинуться — раз плюнуть. Симулякры forever! Имитаторы, вперед!

В чем тут секрет?

Мы говорим и мыслим словами. И создается иллюзия, что слово — близко, легко, доступно: бери, хватай, пользуйся! Где же лакмус? И правда, как отличить симулякр, робота, гомункулуса, киборга от живого организма?

Андрей Вознесенский однажды сказал, когда его спросили, как отличить подлинное произведение искусства от поддельного, подложного, ненастоящего: «От подлинника всегда идет излучение, мощная энергия!». Настоящесть — несказуема. Подлинность — она как любовь: или она есть, или ее нет. Или ты любишь, или нет. Нельзя любить наполовину. Нельзя быть наполовину беременной. Нельзя, будучи живым и настоящим, быть симулякром. Есть явление — или нет его.

Современная литература многообразна. Рядом с зарубежным легкочитаемым рынком, симулятивной книжной продукцией — настоящие книги Кормака Маккарти, Джона Кутзее, Дэниела Киза, Питера Хёга. Рядом с морем наших расхожих детективчиков — сильные современные наши авторы. Четких формул определения нет, универсального лакмуса нет, но есть безошибочное чувство. Чувство вот этой самой подлинности. Незаемной энергетики. Остроты ума. Неожиданной философии. Образных открытий. Излучения, мощи, боли, любви.

Esse quam videri. Быть, а не казаться.

Е. Ч.: Литература по-прежнему должна носить воспитательный характер, но она — не авторитарный педагог с указкой в руках. Читатель, по прочтении книги, должен сам прийти к своим выводам и перенять опыт героя, наложить его на свой опыт.

Литература — это не хайп. Это не яркая обложка. Современная литература — это сложный путь воздействия слова на человека.

Человека, которого уже непросто остановить в его поиске. Человека, который стремительно меняет этот мир, и не всегда в лучшую сторону.

О собеседниках:

Елена Крюкова родилась в Самаре. Прозаик, поэт. Член Союза писателей России. Член Творческого Союза художников России (искусствовед). Профессиональный музыкант (фортепиано, орган, Московская консерватория, класс М. А. Федоровой — фортепиано, класс Л. И. Ройзмана — орган).

Окончила Литературный институт им. Горького, семинар А. В. Жигулина (поэзия).

Публикации: «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Нева», «Бельские просторы», «День и Ночь», Za-Za, «Сибирские огни», «Юность», Homo legens, «Октябрь», «Москва» и др.

Автор книг стихов и прозы (романы «Юродивая», «Серафим», «Царские врата», «Пистолет», «Врата смерти», «Ярмарка», «Dia de los muertos», «Тибетское Евангелие», «Русский Париж», «Старые фотографии», «Беллона», «Рай», «Безумие», «Солдат и Царь», книга рассказов «Поклонение Луне» etc.).
Работает с издательствами Za-Za Verlag (Дюссельдорф, Германия), «ЭКСМО», «Время», «Нобель-пресс», «ЛИТЕО» (Москва), Kontinent Publishing (Чикаго, США), «Бегемот», «Дятловы горы», «Книги» (Нижний Новгород), Ridero (Екатеринбург).

В 2016 году вышло первое поэтическое собрание сочинений Елены Крюковой (ЛИТЕО, Москва): «Зеркало», «Ледоход», «Океан», «Колизей», «Реквием».

В Za-Za Verlag в 2017 году вышел роман «Евразия», в 2018 году вышли в свет роман «Побег» (первая часть проекта «Трилогия власти») и роман «Земля» (в издательствах Za-Za Verlag и Ridero). В 2018 году увидели свет четыре новые книги стихотворений Елены Крюковой («Ветер», «Небо», «Время», «Память», Ridero).

В 2019 году вышли: роман «Хоспис» и книга стихов «Вера».

В 2020 году вышел роман «Иерусалим» (Kontinent Publishing, США).

Лауреат премии им. Цветаевой («Зимний собор», 2010), Кубка мира по русской поэзии (Рига, Латвия, 2012), премии журнала «Нева» за лучший роман 2012 года («Врата смерти», № 9 2012), литературной премии Za-Za Verlag (Дюссельдорф, Германия, 2012), региональной премии им. А. М. Горького («Серафим», 2014), Пятого, Седьмого и Десятого Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь» («Старые фотографии», 2014, «Солдат и Царь», 2016, «Вера», 2019), Международной литературной премии им. И. А. Гончарова («Беллона», 2015), Международной литературной премии им. А. И. Куприна («Семья», 2016), Международной Южно-Уральской литературной премии («Солдат и Царь», 2016, «Старые фотографии», 2017), Международной литературной премии им. Э. Хемингуэя (Торонто, Канада, «Беллона», 2017), Первой Международной литературной премии «ДИАС» («Евразия», 2019), литературной премии им. С. Т. Аксакова («Хоспис», 2019), премии журнала «Север» («Хоспис», 2020).

Дипломант литературной премии им. И. А. Бунина («Поклонение Луне», «Беллона», 2015).

Создатель авторского «Театра Елены Крюковой» (моноспектакли «Ксения», «Солдат и Царь», «Русский Париж», «Земля», «Старые фотографии», «Русское Евангелие», «Серафим», «Коммуналка» и др.).

Автор и куратор арт-проектов в России и за рубежом, искусствовед. Муж — художник Владимир Фуфачев.

_______________

Егор Черкасов родился в 1991 году. Окончил Нижегородскую Государственную консерваторию  им. М. И. Глинки по классу академического вокала. Преподаватель академического вокала в  ГБПОУ «Нижегородский Губернский колледж».

Публикации в журналах: «Русская строка», «Союз писателей», «Дружба народов», «Наша молодежь», «Арина», «Ёрш», «Российский литератор», в газете «День литературы». Лауреат литературной премии партии Справедливой России совместно с журналом «Роман-газета» «В поисках правды и справедливости» (2018 г., Москва).

Автор книг «Поэзия моих дворов» и «Рассказывал дед Макар и другие рассказы».

В 2019 году участник Ежегодного Всероссийского Совещания молодых литераторов Союза писателей России в Москве. С 2017 г. — руководитель направления по культуре в  Нижегородской региональной общественной организации «Военно-Патриотический Союз».

В 2018 г. избран членом  Нижегородского отделения Российского Союза профессиональных литераторов.

Принимал участие в озвучивании литературных радиопередач на ГТРК «Нижний Новгород»  (литературный спектакль «Монумент», сказки для детей).

Автор  кинопроекта «Помнить, сохранить, возродить», посвященного ветеранам  Великой Отечественной войны. Член жюри регионального конкурса-фестиваля «Искусство без границ», межвузовского студенческого конкурса чтецов «Живое слово». Принимал участие  как педагог и музыкант-исполнитель в различных культурных мероприятиях Нижнего Новгорода.

Награды: приказом Председателя Правления Нижегородской Региональной Общественной организации «Союз Морских пехотинцев» от 1 марта 2017 г. награжден памятной медалью «200 лет со дня учреждения Георгиевского креста» за активную работу. Награжден Благодарственным письмом за развитие социальной активности и творческого потенциала молодежи и активное участие в культурной жизни Канавинского района г. Нижнего Новгорода, грамотой Нижегородской организации «Союз писателей России» за работу с молодежью и развитие культуры и искусства в Нижегородской области.

1 марта 2019 года награжден знаком отличия по версии журнала «Невечерний свет» (г. Санкт-Петербург).