За святой водой ходили с мальчишкой поздно вечером, вход в храм был закрыт, кладбище также; а в нижней церкви сияли огни, костры свечей полыхали, и иконы золотились как-то особенно ярко…

А у кладбища, когда мальчишка спросил: Что здесь?

Ответил: Город мёртвых…

Теперь лето, жара, малыш часто живёт с мамой на даче, а когда приезжают: маму не отпускают дела – гуляет подолгу с отцом; но – все друзья в разъездах, и просьба малыша: Па, пойдём в город мёртвых! – странной показалась отцу.

— А страшно тебе не будет?

— А что там страшного? – просто и, естественно, ответил малыш.

— Хорошо, пошли.

Церковь старинная, массивная, ярко-красная, вдоль неё дорога катится вниз, и малыш, ехавший на самокате, охотно слетел с горы.

Дальше вверх ведёт жестяная, грохочущая лестница, тянутся ограждённые хозяйские постройки, и кладбище раскрывается особенной своею тишиной – как всегда.

Отец пожилой, он – иногда – любит бывать, бродить между могил, испытывая нечто целящее от странной, глубокой тишины.

Самокат он несёт, малыш останавливается у первого надгробия, читает…

— Тут старые могилы есть, сынок. Видишь – этот дядя умер семьдесят лет назад.

Тишина.

Пихты пирамидально поднимаются в небо.

Малыш читает надписи, отец, вглядываясь в лица фотографий, как всегда силится представить чужие жизни, а заодно ощутить тот необыкновенный космос всеобщности, что манит иногда, не открываясь.

— А это кто папа?

— Ангел. На могилах часто ангелов изображают.

— А они есть, па?

— Никто не знает малыш.

Кресты старые, поновее; новые, блещущие отполированным гранитом памятники массивны.

У одного из крестов:

— Пап, я забыл, кто это?

— В центре креста?

— Да.

— Это Иисус Христос малыш. Помнишь, я тебе рассказывал – основатель христианства.

…разбивающие в церкви лбы едва ли почувствуют лучевую силу Иисуса: не позволит окосневший обряд и слишком увязшие в болотах традиции.

— А вот художник похоронен.

Малыш стоит у огромного, лобастого камня, читает странную надпись: Живые закрывают глаза мёртвым, а мёртвые открывают глаза живым.

— А как это, папа?

Отец силится рассказать о сложности этого утверждения, о внешнем его слое: анатомии, долгое время запрещённой в человечестве, о других смыслах, но малыш, естественно, уже не слушает.

Могилы частые, кладбище идёт вниз, затем снова поднимается; у дальних стен, в зарослях зелени родственники окультуривают могилу.

Малыш останавливается, глядит на них, потом идут к выходу, минуя церковь.

Попросит малыш зайти в неё?

Солнце купает в отцеженной сини золото нежных летних лучей.

Александр Балтин