Необыкновенное благородство К. Рылеева проявлялось и в том, как он вёл себя в заключение: брал всю вину на себя, старался оправдать товарищей, тщетно надеясь на милость монарха…

…есть легенда: в детстве, когда Кондратий сильно заболел, мать истово молилась, и, заснув, увидела ангела, предложившего ей пройти жизнью сына: которая выглядела, как коридор со многими дверьми: за одной мальчик скакал на игрушечной лошадке, за другой молодые люди рьяно спорили о свободе… А за последней была плаха.

Мать вскрикнула и проснулась – сын был здоров и вне опасности…

Однако, Рылееву выпала высшая честь (потусторонняя арифметика, вероятно, сильно отлична от земной): погибнуть за други своя: подразумевая под оными другами весь тогдашний социум, ради улучшения которого и затевалась деятельность декабристов.

Рылеев был сильным поэтом: и вера его в значительность слов, собранных в поэтический текст, не уступала надежде на возможность осветления общества; и вера эта, облекаясь в звоны и громы строк, становилась вещественной:

Надменный временщик, и подлый и коварный,
Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный,
Неистовый тиран родной страны своей,
Взнесенный в важный сан пронырствами злодей!
Ты на меня взирать с презрением дерзаешь
И в грозном взоре мне свой ярый гнев являешь!
Твоим вниманием не дорожу, подлец;
Из уст твоих хула — достойных хвал венец!

О, тут как будто шпицрутенами сечётся не только объект осмеяния – но и весь уклад тогдашней жизни: с кошмаром крепостничества, с рабством, пропитавшем сознание большинства.

Дух свободы пронизывал и жизнь Рылеева, и стихи его; и, тяготевший к героике, стремившийся и образы строить крупно, весомо, Рылеев обращался к значительным персонажам исторической мистерии:

Ревела буря, дождь шумел,

Во мраке молнии летали,

Бесперерывно гром гремел,

И ветры в дебрях бушевали…

Ко славе страстию дыша,

В стране суровой и угрюмой,

На диком бреге Иртыша

Сидел Ермак, объятый думой.

Крупный кадр: величественная река, стеклянно катящая зеленеющие воды: и могучий Ермак, погружённый в себя; величественно звучат и стихи, слова в них крупные, ибо любое мельчание – чревато.

Так же строится и «Иван Сусанин» — силовое противостояние одного многим: альфа героизма…

И снега ощущаются, их видишь, плотно уложенные в строки стихов.

Это поэзия именно вещная, фактурная, и – пронизанная благородством: которому до конца остался верен герой и поэт – Кондратий Рылеев.

Александр Балтин