Жизнь человеческая – встречи и расставания. Ничего другого не происходит. Когда знаешь кого-то очень долго, несколько десятков лет – и встреч столько, что все не упомнишь! Они сливаются в одну большую, длинную, необъятную. А чтобы описать даже одну маленькую встречу, надо много слов, страниц… поэтому расскажу всего о нескольких из неисчислимого их количества за много лет знакомства и дружбы с Георгием Александровичем Струве.

Я не пытаюсь писать биографию этого выдающегося человека, просто рассказываю и размышляю о нашем общении, о тех моментах, которые доступны только нашей с ним памяти. Всегда мои заметки о разных людях называются размышлизмами. Они собраны в двух моих книгах «Шкаф полный времени» (Евразия Экс-пресс, Москва 2010), «Драгоценные строки» (Индиго, Ярославль 2013) и начатой в июне 2012 года в журнале «Алеф» серии (в каждом номере), длящейся до сей поры.

Общение с выдающимися людьми, талантами и энтузиастами своего дела – самые драгоценные в мире Университеты, и я уверен: наилучшая форма шлифовки самого себя – самообразования.

Не могу восстановить, как ни старался, кто нас познакомил, где это случилось и когда. Очевидно, во второй половине 60-х прошлого века.

Но вот первая яркая картинка: Гарик (это его имя при нашем общении с самой молодости) пригласил меня в школу встретиться с ребятами, почитать стихи. Он начал там учителем, потом организовал хоровую студию, ставшую с годами знаменитой «Пионерией». И я отчётливо помню электричку, заштатную подмосковную станцию Обираловка, грязную платформу в окурках, дорогу к школе, класс, полный ребят и… дальше был праздник! Общение с этими удивительными девчонками и мальчишками! Можно было подумать, что там собрались какие-то вундеркинды со всей страны! Нет, простые ребята из окрестных домов, они замечательно слушали, мы с ними чудесно общались – просто, без натяжки, стихи, вопросы, ответы… я потом только осознал, что это благодаря их руководителю, благодаря его умению и педагогическому таланту они так раскрепостились, и в каждом зажглась искорка творчества.

Струве в кабинете

«А теперь мы тебе покажем наше сольфеджио!» сказал Струве, и тут уж я увидел невиданное мною ранее чудо. Вот он встал перед сидящими на партах и впившихся в него глазами хористами, поднял на уровень груди левую руку ладонью к себе, развёл пальцы и для меня новичка пояснил: «Вот пять пальцев – нотоносец, и мы будем петь упражнения! Начнём с гаммы!» Я сидел и впитывал этот необыкновенный урок, и вспоминал свои занятия сольфеджио у выдающихся педагогов Григория Абрамовича Фридкина и Владимира Ильича Зака, и радовался вместе этими ребятами! У меня такого не было! А они с радостью поют по указанию своего учителя – дирижёра! Вот он пошёл указательным пальцем правой руки по линейкам — пальцам вверх, и голоса пошли вверх, вот вниз и голоса за его указанием. Глаза их светятся, и неуверенный подстраивается – слышно, пока не образуется унисон, и тогда палец на руке-нотоносце сдвигается и возникает новая нота гаммы или арпеджио!

А Гарик бегло кидает на меня взгляд, и я читаю в нём: «Во, как мы можем!» А потом рассказывает мне: – «Ребята все новенькие, этого года, всего несколько месяцев мы занимаемся!..» Я чувствую его гордость и радость, его энергию. Это не желание удивить фокусом, а радость от того, что он сумел всех этих ребят заразить своим энтузиазмом и показать им, что они, пусть с разными способностями, но все могут петь в хоре, приобщиться к Музыке, да именно с большой буквы, потому что сами творят уже на первой ступеньке по лестнице к её вершинам! Результат побуждает к преодолению, возникает жажда творчества! Не отвращение от музыки скучными и трудноодолимыми упражнениями, а возможность участия в интересной игре, которая и есть творчество! А разве в любом самом высоком творчестве элемент игры и достижения цели не одна из основных составляющих!?

Очень долго мы не могли расстаться, звонок нисколько не поторопил ребят вскакивать и рваться из класса. Они видели, что я просто потрясён и хотели показать мне ещё и ещё и похвалиться: «Вот мы как умеем»!

Через много лет ко мне где-то на концерте неожиданно подошёл молодой человек и сказал: «А вы помните, приезжали к нам в школу, я тогда был в третьем или четвёртом классе, и мы вам пели сольфеджио по руке?! И Георгий Александрович объяснял вам, как мы это делаем, а мы демонстрировали и арпеджио, и аккорды, и хроматизмы…»И я услышал такую гордость за тот урок, за то явление, за их учителя, за то, что он стал знаменит, что их «Пионерия» – главная хоровая студия в огромном Советском Союзе…

Мы говорили с этим молодым человеком долго. Он не стал музыкантом, но остался с музыкой, и музыка осталась с ним навсегда…

Сколько таких счастливых людей – потому что они пели в хорах, которыми руководил Георгий Струве! И детскими и взрослыми, смешанными…

И сколько встреч у нас было обстоятельных и на ходу где-то на перепутье: на концерте, или в Министерстве культуры, Хоровом обществе или Союзе композиторов. Ритм жизни был напряжённый, и недосып, и еда не вовремя и на бегу! Мы были молоды, нас никто не учил, что надо беречь здоровье и как это  делать?! Да и не принято было спрашивать друг у друга, «как ты себя чувствуешь?»

Обед на бегу, грипп на ногах и спешка, изматывающая и исподволь подтачивающая силы, забирающая энергию…

Но так было. По-моему у всех. Других примеров не припомню…

А бывало очень редко и по-другому.

Гарик жил на Беговой в Москве, и как-то раз мы зашли к нему домой передохнуть, поговорить. Я не придал никакого значения его адресу – ну, Беговая… Литфонд… ипподром… Да, вот ипподром! Я никогда на нём не был, хотя родился в Москве, а уж сколько раз мимо него ездил – не сосчитать.

Мы вошли в его квартиру. Однокомнатная уютная, светло – большое окно, балконная дверь – я открыл её и ахнул: передо мной с высоты второго этажа было, как на макете, поле зелёное в середине и тёмная дорожка, окаймляющая его! Вот он ипподром. Какие-то видимо тренировочные заезды происходили в тот день… лошади то двигались неспешно, то вообще останавливались, мотали гривами и уж точно «били копытами»! Запряженные в двуколки и с жокеями на спинах…

«Гарик, давай дождёмся заезда!» – я  не мог оторваться от этой картины!

Чуть слева от его окна была центральная трибуна. Собирались люди, и какой-то лёгкий шум доносился оттуда. «Вот повезло,» — думал я, не предполагая кому и почему, его ж никогда дома нет! А если бы у меня окно так выходило на круг, по которому несутся лошади, на котором горят страсти, работает тотализатор, я бы не написал ни строчки! Так бы и сидел, и глазел, и, может быть, играл? Хотя для этого как минимум, нужны были деньги. А их то как раз и не было…

Однажды, мы четверо друзей встретились и не знали, куда деться в красивый воскресный день. Денег на всех оказалось три рубля. Можно было поехать на ВДНХ погулять, купить по полбулки с сосиской – хватило бы всем по одной порции, но что это для молодых людей, которым двадцать пять или чуть больше?

И вдруг меня осенило – я вспомнил комнату Гарика, вид с балкона и лёгкий азарт, ощущаемый даже вдали от трибун и касс, где делают ставки…

«Едем на ипподром!» – Провозгласил я. Обсуждение было коротким: три рубля не жалко, а вдруг выиграем!? Говорят новичкам всегда везёт! И мы поехали и выиграли! Ставили наобум по красоте имени лошади, какие-то заезды, какие-то дерби! Важно было, что через два часа в нашей общей кассе было столько, что мы отказались играть дальше и отпраздновали свою премьеру на ипподроме в лучшей шашлычной Москвы в том доме, где кончался Гоголевский бульвар и направо вниз к Кремлю шла улица Герцена мимо Консерватории. В этом доме был кинотеатр Повторного фильма, потом театр под управлением Марка Розовского, а вход в шашлычную с улицы Герцена, где колоритный грузин с обволакивающей улыбкой и огромным животом на глазах у посетителей готовил необыкновенные шашлыки!

Да, праздник наш удался! Я позвонил Гарику и рассказал, как полезно оказалось, что я посетил его квартиру и предложил вместе повторить поход на поле, которое было перед его окном! Мы решили: «Обязательно! И обязательно выиграем!» Да, решили, но так и не состоялось такое желанное «мероприятие»!

Недаром говорят: «Если хочешь насмешить Господа, расскажи ему о своих планах!»

А планы у Георгия Струве были грандиозные! Он знал как и умел их осуществлять!

Очень часто по воскресеньям в два часа дня в Большом зале Московской консерватории бывали хоровые концерты детских коллективов – отчётные, юбилейные, праздничные и филармонические по абонементам.

Было что-то необыкновенное в преддверии, в съезде гостей, в весеннем говоре возбуждённых событием ребят, в благостных лицах взрослых – в основном родных и друзей молодых хористов, которым предстояло продемонстрировать нечто удивительное!

Видимо сама сцена этого зала, по моему мнению одного из самых- самых залов мира, сцена прославленная и прославляющая после выступления на ней, она не допускала серости и обыденности – здесь почти всегда или всегда было так: концерт – это праздник! Лица строгих классиков в овальных рамах! Ну, как под их взглядом могло быть иначе?! Хочу засвидетельствовать, что даже краткое пребывание на ней возвышает и заряжает необыкновенной энергией радостной и созидательной!

Не случайно это коротенькое лирическое отступление: Большой зал – это моя любовь, страсть, мои Университеты, где я многие годы учился у великих мастеров высокому искусству, преданности делу, самоотдаче, раскрепощённости духа в задавленной властью стране, где неосознанно мечтал или предощущал, что когда-то и я, может, появлюсь здесь уже не зрителем, а участником действия!… Это случилось довольно скоро, и я должен сказать об этом публично: во многом благодаря тому, что постиг здесь в Великом Большом зале Московской консерватории.

Георгий Александрович Струве уже известный дирижёр, руководитель «Пионерии», основатель и организатор хоровых студий, сделавший невероятное: вся страна запела во весь голос, стала мировой хоровой державой, он возродил славу русской хоровой школы, увлёк сотни тысяч людей творчеством, хоровым делом чистым и прекрасным, он, облачённый уже всякими званиями, титулами, должностями, конечно, имел доступ на эту сцену, которая всегда была занята! Круглые сутки без выходных и праздников, ибо, когда зал отдыхал после концерта, ночью здесь проходили записи оркестров и ансамблей, записи великих творений мировой классики. Акустика этого зала, стены, пропитанные музыкой – всё способствовало высочайшему качеству как исполнительства, так и технической стороне дела… по улице катились машины, и немногие представляли, что за этими светящимися окнами самого верхнего яруса происходит великое дело – сохранение для потомков достижений прошлого и сегодняшнего дня, записанное самым демократичным и доступным каждому языком музыки!

Сегодня концерт «Пионерии». Гарик позвонил мне и просил приехать, будут петь что-то их хоров, написанных Владиславом Геннадиевичем Соколовым на мои стихи. Больше я ничего не знаю. Приезжаю и удивляюсь только, что хористы идут в Зал непрерывным потоком! Ну, явно, что это не один коллектив, что это не только «Пионерия» – разные формы, разный возраст и какое-то уж очень необычное оживление… это ещё на улице, у входа! А в зале я вижу, что и в партере, и в первом, и втором амфитеатрах, и на балконах – везде хористы! Пестрит в глазах от разноцветия, белых фартуков, пышных бантов, и шумно необычно, гул от ребячьих голосов. Не иду за кулисы, не надо маэстро беспокоить пред выступлением. Чувствую, что он придумал что-то очень неожиданное, что эти хористы не просто гости…

Концерт «Пионерии» – это всегда интересно, поучительно, доставляет много радости и удовольствия. Программа составлена интересно, репертуар всегда новый, всегда с изюминками и поэтому многими вызовами на бис, хотя время дневного концерта всегда ограничено – ведь вечером придут исполнители, и будет новое действо, надо готовить зал, дать ему отдышаться и отдохнуть!

Да, смотрю в программку… там «Летние рифмы» Владислава Геннадиевича Соколова… да, помню, как мы сочиняли этот хор, как начиналось со стихов, «прилаживали» по строчке, по слову, по слогу, чтобы пелось легко, звучало звонко…

И вот дошла очередь до этого номера. Блестяще начинает «Пионерия» и вдруг дирижёр во время исполнения поворачивается на сцене лицом к залу, и по его руке все заполнившие зал коллективы поднимаются и начинают вместе со стоящими на сцене петь! Тысячеголосый хор! Никогда не слышал такого в этом зале! Да и нигде в другом! Какое — то невероятное чудо! Перехватывает дыхание и сердце колотится..

Открывается лето стихами,

И повсюду, повсюду они!

Вы, ребята, почувствуйте сами,

Как рифмуются звонкие дни!

И рифмуются песни с походом…

Всё, всё оказывается вокруг зарифмовано, и мне не хватает дыхания, и я чувствую, что тоже зарифмован с этими маленькими кудесниками, с этим залом, что я частичка всего этого необыкновенного действия!

Даааа! Буквально слёзы на глазах! Зал неистовствует просто! Ребята. только что певшие, сами аплодируют и кричат что-то и не могут успокоиться, и Струве хлопает — он явно кого-то призывает на сцену… наконец, ещё  новая вспышка аплодисментов и выкриков!… Появляется… Владислав Геннадиевич Соколов! Патриарх, красавец неотразимый с потрясающей улыбкой и удивительным, ни у кого более не виденным мной за всю жизнь умением посылать глазами что-то неописуемо выразительное, понятное и непереводимое в слова.

Шум чуть смолкает, потому что Георгий Александрович просит Соколова продирижировать сводным хором! Вот он сюрприз! Великий придумщик Струве!!! Соколов не отпускает своего коллегу со сцены и просит начать! Струве даёт сигнал «Пионерии», Соколов всему залу и…

Разве можно описать хоровое звучание словами?! Такого мне больше не пришлось никогда слышать в залах ни в нашей стране, ни за рубежом! Снова буря по окончании номера, два дирижёра поздравляют друг друга на сцене и тепрь вдвоём вызывают ещё кого-то, и я не понимаю, что это меня, пока мне не подсказывают и торопят выйти на поклон!

М.Садовский и Г.Струве

Господи! Да ради таких моментов стоит жить и работать, чтобы быть крошечной частичкой этого общего счастья, чтобы пожать руки двух великих маэстро!

Незабываемые минуты на этой сцене, рядом со чтимыми мной хоровыми мастерами, знаменитыми музыкантами, перед лицом ликующего, бушующего, наполненного самыми дорогими слушателями любимого Большого Зала!

Такие минуты не то что не забываются – остаются в памяти столь чётко зрительно и так звучат – будто это не отдалено десятилетиями, а происходит именно сейчас!

Дорогой, Гарик, сколько мы с тобой не написали, не доделали, не домечтали… время так безжалостно и насылает нам суету, часто маскируя словом «надо»! А мы воспитаны под этим словом и порой важное «хочу» заменяем казённым «надо». Но вернуть нет возможности ни одного мгновения.  Так есть: прожито, как прожито, и спасибо тебе мой друг Георгий Александрович Струве, что я мог быть с тобою рядом…

Михаил Садовский