Мария Некрасова,

Главный редактор издания «People*S Place»

Евгений Чебалин,

прозаик, драматург,

Академик, Действительный член Петровской

Академии наук и искусств, лауреат Международных

премий» Золотое перо Руси» и «Русский Гофман».

Мария Некрасова.  В вашей биографии  немало фактов и   профессиональной деятельности, которые  антиподно, тематически несовместимы. Закончив спортивный факультет Грозненского пединститута, вы были потом актёром драматического театра, оперным певцом, старшим пулемётчиком и морпехом в  дивизионе торпедных катеров, солистом ансамбля песни и пляски, журналистом и  корреспондентом радио и телевидения Колымского Заполярья и центральной Федеральной прессы,  драматургом, пьесы которого поставлены десятками театров СССР, России и зарубежья, прозаиком, по романом которого защищались  диссертации в Сорбонне и Гарварде.  Как такое возможно, откуда эта профессионально  несовместимая «эклетика»?

Евгений Чебалин..  Я бы  объяснил её истоками из детства, формировавшегося в феномене Советской власти. В период работы в «Колымской правде» Якутского заполярья   меня исключали  из КПСС  за статью «Фараон и Нифертитя»: о парткоме №1 в СССР – Нижнеколымском. Под ним работали промбаза, автобаза, аэропорт  и морпорт, снабжавшие всё Якутское Заполярье,  где процветали бедлам и растащиловка.   Нижнеколымский Райком усмотрел в  статье «Злостную клевету  на  генеральную линию партии» – с рекомендацией районному КГБ заключить автора в психиатричку.   И лишь благодаря второму секретарю  Якутского обкома А.В. Власову я остался на свободе, хотя потом, с такой резолюцией в учётной партийной карточке,  не мог найти работу на материке два года.

С учетом всего этого  мне , вроде бы, не пристало  отпускать реверансы и панегирики в  адрес социализма. Тем не менее, за пределами парткомитетов и райкомов, бурлила полнокровная, здоровая эпоха, не заражённая хапковыми инстинктами, рефлексами и гнойным сепсисом потребительства (потреблядства). Именно государственная, духовная парадигма   СССР-России —  позволяла тогда   ребёнку, подростку, студенту  и его родителям  заниматься любимым, избранным  делом. Их разум, как разум нынешних миллионов,  не варился заживо  в   грозно-сакральном  вопросе:  как выжить? Чем накормить детей, чем  заплатить за их здоровье, образование, как выстоять в навале  озверевших ЖКХ, полиции, налоговиков, энергетиков, судей?!

Советская власть создала  для   молодого поколения  культурную, многоплановую, среду обитания.

М.Н. — Какую именно?  Что она дала вам, подростку, затем студенту?

Е.Ч. —  Детство  прошло в Чечен-Ауле. Это село в тридцати километрах от Грозного, куда  моя  мать- была назначена главным агрономом совхоза в 1944 г. Туда же демобилизовался с фронта в 45-м и отец – тоже агроном.. Русских в Чечен-Аул  переселили   после депортации в Казахстан чеченцев и ингушей.  И там, в глухой Кавказской провинции, Государство сразу же  предоставило нам,  юным переселенцам и оторвилам возможность приобщаться к духовным ценностям. При  сельском Доме культуры начали действовать кружки – баянистов, гитаристов и  вокалистов. Я занимался  сразу в трёх, пропадал в школе и ДК   до ночи. Мы смотрели кино, посещали  концерты Грозненской филармонии, которая  прибывал к нам регулярно.  Затем сколотили свой маленький оркестрик – струнный квартет,  выступали на концертах, играли на  именинах и свадьбах.  Летом пропадали в горных лесах, лазали по скалам, играли в Тарзана и Маугли, переплывали в ледяной  воде бушующую реку Аргун. Уроки физкультуры в школе, гимнастика и акробатика  были нещадной закалкой воли , генератором  спортивного честолюбия.

М.Н. — Действительно буйное детство, предтеча спортивного факультета Грозненского пединститута.  Ну а как  с культурными навыками , их развитием, в студенчестве?

Е.Ч.  —  Там был их апогей, или  «Апофигей» — с  точки зрения  нынешней  золотой либер-элиты. Если  более приближённо к их терминам —  дебилизмом «совков» и «ватников», который не приносит  прибыли. В Грозном того времени в каждом городском районе действовал Дом   или Дворец культуры, с кружками и студиями различных направлений – от танцевальных  –до  авиамодельных, от вокальных – до столярных, где получали проф. навыки сотни тысяч.

Особо выделялся среди них  Дворец культуры им. Ленина в Заводском районе , я занимался там вокалом в знаменитой на весь Северный Кавказ оперной студии под руководством выпускника Гнесинки Виктора Соколова.

М.Н.  Чем знаменитой?

Е.Ч. В репертуаре студии было семь  полноценно поставленных оперных спектаклей, которые сопровождались Грозненским симфоническим оркестром. Мы  объездили с гастролями весь Северный Кавказ и Закавказье. За пять лет учебы на спортфаке  и вечерних занятий в студии я спел там  басовые партии Гремина, Спарафучиля  и Мефистофеля. Вокальными партнёрами по студии были студенты  нефтяного института.  Многие из них впоследствии стали солистами Российских оперных театров, как Эдуард Стадниченко,  ушедший на пенсию из Донецкого оперного театра. Рая Кошелева,  великолепное меццо-сопрано,  пела в  Минском оперном до старости. Параллельно я играл ведущие роли в спектаклях драматического кружка при Доме Учителя, который вёл главный режиссёр Грозненского драматического театра им. Лермонтова  Евгений Красницкий.  А ночами осваивал на сцене ДК Ленина  фортепиано, достаточно серьёзно: к концу института в репертуаре уже были сонаты Бетховена, Рахманинов, Лист.

М.Н.  И это всё у самоучки, без музыкальной школы?

Е.Ч. У меня был достаточно профессиональный педагог и куратор – моя первая любовь, студентка муз.училища.   Сутки состояли из  разностилевых  блоков:  вечером и ночью оперная студия, драмкружок и фортепиано, днём –институт, лекции и три спортивных секции – плавание, гимнастика и самбо.

М.Н. Напрашивается термин:  энергетическая одержимость, если не сказать  оголтелость.  Кем вы были? «Человеком, которому интересно всё и сразу»? Или  «Человеком, который не осознал,  какую выбрать профессию»?

Е.Ч.  И тем и другим.  Зацикленности на будущей профессиональной специализации не было, тем более, что сразу после получения диплома «Преподавателя физкультуры»  главреж Красницкий  пригласил меня на работу в театр и дал роли Озрика в «Гамлете» и в пьесе Арбузова.

М.Н. После чего вас призвали в армию?.

Е.Ч.  Хрущов отменил военные кафедры в ВУЗах и, начиная с 1963 года дипломированных выпускников  загребали в солдаты и матросы – на 2-3 года… Я отслужил два года в Каспийской флотилии пулемётчиком и морпехом в Дивизионе торпедных катеров. Параллельно помогал тренировать в бассейне флотилии сборную ватерполистов Азербайджана, писал заметки и очерки во флотильскую газету «Каспиец».  Вместе со мной служили два выпускника консерваторий, Роман Будовнич из Ташкентской и  Леша Хрусталёв – из Бакинской – пианисты. Для них призыв в армию стал настоящей трагедией, приведшей к потере квалификации.

М.Н.  А ваши фортепианные навыки? Как они сохранились?  Вы ведь до сих пор играете на фортепиано.

Е.Ч. Их сохранили  спортфак, два дерева и мои  пиратские, ночные побеги из казармы. Увы, ни у Романа, ни у Алексея таких помощников не было.

М.Н. Любопытный набор. Особенно интригуют два дерева. Можно  расшифровать?

Е.Ч.  Это были два могучих клёна. Один рос у трёхметровой кирпичной ограды Дивизиона, второй – у стены  Дома Офицеров за территорией флотилии. . По первому, удирая  в самоволку после отбоя, я забирался  на  забор и спускался по тросу  по ту сторону . По второму клёну , у Дома Офицеров поднимался на третий  этаж, проникал через окно  в кабинет, где стояло фортепиано.  Естественно, игра ночью в полную силу грозила  обнаружением и арестом самовольщика и дезертира. Поэтому я прокладывал между  молоточками и струнами два слоя газет – это  практически гасило звук. И можно было безопасно заниматься до 2-3 часов утра – с возвратом в казарму дивизиона  перед подъёмом. Три-четыре раза  в неделю.

М.Н. А днём – служба?

Е.Ч.  Занятия по расписанию,   тренировки, боевые единоборства  морпеха, выходы в море, стрельбы, учения.

М.Н. Как выдерживал  такой режим  организм ?

Е.Ч.  С той поры запомнилось на всю жизнь  тяжелейшее ощущение недосыпа. Умудрялся засыпать   в любую  свободную минуту, которых почти не было – даже на  военно-тематических занятиях, спал, сидя с открытыми глазами. Плюс- в послеобеденные полчаса в казарме, за печью, на груде наколотых дров, поскольку Устав ВМФ запрещал  днём ложиться на койку.

М.Н. На третьем году службы вас перевели в создаваемый на флотилии ансамбль песни и пляски. Во время его гастролей вам посчастливилось петь с Эдитой Пьехой и Муслимом Магомаевым.  Какое впечатление чисто по человечески они на вас  произвели? Помните какой-то любопытный момент?

Е.Ч.   Я бы начал с самого любопытного «момента»  по фамилии  Пильщиков — контр-адмирал, член Военного Совета ККФ.  Если бы не он – никаких последующих моментов, связанных с ансамблем, Эдитой и Муслимом  не произошло, не состоялось бы исполнение «Апассионаты» на Кремлёвской сцене в юбилейный, фестивальный 1965 г.

М.Н. Пильщиков  сыграл в вашей судьбе важную роль. Как это случилось?

Е.Ч. Сейчас, спустя более полувека,  не утихает благодарность, сердечная теплота и ностальгия по этой личности. Возглавляя Военный Совет  ККФ (Краснознамённой  Каспийской Флотилии) этот адмирал был  блестящим меломаном, не пропускал ни  одной премьеры в Бакинском драматическом и оперном театрах,  дружил с композитором Кара Караевым, близко общался с ректором Бакинской консерватории, где учился тогда Муслим Магомаев, регулярно устраивал концерты в Доме офицеров Эдиты Пьехи – она жила тогда в Баку, была замужем за Броневицким. Именно Пильщикову принадлежит идея создания на ККФ ансамбля песни и пляски. Он пробивал её через Министерство обороны СССР. И это ему удалось.

М.Н.  Каким образом он возник в вашей службе, вашей судьбе?

Е.Ч.  Достаточно необычно, в режиме  катаклизма. В одну из очередных самоволок, ночью, я сидел за фортепиано в Доме Офицеров и заканчивал сочинение своего «Сонатёныша». Звуки фортепиано, хотя и заглушённые газетами,  при обходе этажей Д.О. услышал дежурный. И вызвал из флотилии военный наряд-патруль. Офицер патруля и два матроса  вломились в кабинет, выдернули из за инструмента,  стали связывать дезертиру  руки, чтобы доставить  в Особый отдел.  Нервы в то время были ни к чёрту, истрёпаны постоянным недосыпом. Сработал рефлекс морпеха. В итоге  один рухнул на пол в нокауте, второй потерял сознание со сломанным носом и  свёрнутой челюстью.  Мне же и прошлось тащить его на плечах  в санчасть флотилии.

М.Н. Действительно, катаклизм флотильского масштаба.  И как среагировал Член Военного совета?

Е.Ч. Сначала среагировал Особый отдел: готовился созыв военного трибунала с последующей пятилетним тюремным сроком. Пильщиков перед заседанием трибунала захотел сам разобраться в  диком ЧП, вызвал к себе всех участников происшествия. Меня доставили под конвоем в штаб. Адмирал спросил: «Что вы делали ночью в Доме Офицеров?». Я ответил – заканчивал сочинение своего «Сонатёныша».

М.Н.  Того самого, нотная партитура которого  вставлена в конце вашего  романа «Статус-КВОта» ?

Е.Ч. Того самого. Пильщиков привёл всех в актовый зал, приказал мне:  «За инструмент. Сыграйте». Я сыграл фрагменты из «Сонатёныша»». Он спросил: «Что ещё умеете?». Я спел куплеты Мефистофеля под свой аккомпанемент.

Он выставил патруль из зала.  Потом, обращаясь на «ты»,  высек чеканную фразу, которая врезана в память до сих пор:

«Значит так, мордобоец Чебалин. Отсидишь за самовольный побег из части и членовредительство патруля десять суток на гаупвахте. Затем приступишь к поиску кадров для ансамбля: на флотилии и за её пределами. В твоём распоряжении будет машина»

У адмирала было весомое основание для такого решения: буквально сутки назад пришёл  приказ из Москвы, из  Миноброны  – о создании на ККФ ансамбля песни и пляски.

М.Н. Сказочное везение. И вы, матрос «мордобоец», стали отбирать после гаупвахты, кадры для ансамбля? Такие были в самой флотилии?

Е.Ч.  В воинских частях флотилии  я прослушал среди матросов и старшин  около двухсот абитурьентов: вокалистов и инструментальщиков. Отобрал пятнадцать. После чего  последовал визит в Бакинскую консерваторию, где  познакомился с Муслимом Магомаевым.

М.Н. Как произошло знакомство?

Е.Ч. У меня был  весомый статус, подкреплённый документом:  администратор с функцией  подбора   кадров для ансамбля песни и пляски, подписанный контр-адмиралом ККФ. Документ весьма пробивной,  перед которым распахивались многие двери. В том числе  консерваторские. В тот день Магомаев занимался на сцене  концертного  зала с педагогом  Сафаровым.  – распевался.  Я тихо зашел в зал, присел в тени.  Слушал    великолепный баритон Магомаева. И в один момент не выдержал: вломился в распевку в унисон с ним на «до-ми-соль-до». Сафаров – умница, настоящий  педагог, не выгнал матросского -наглеца из зала и мы с Муслимом   продолжили распевку уже в унисон. Так и подружились. Муслим  сыграл в создании ансамбля весомую роль: подключился в поисках, рекомендовал и вокалистов, и инструментальщиков из выпускников консерватории, которых призывали на службу, в частности дирижёр-хоровик, руководитель  ансамбля Олег Фельзер – его рекомендация. .  С Муслимом, уже в действующем ансамбле, мы солировали в «Бухенвальдском набате».

М.Н. Эдита Пьеха тоже пела в ансамбле? Как с ней познакомились?

Е.Ч. Здесь всё было проще: Пильщиков разрешил Эдите плавать  в бассейне флотильской спортбазы. Мы с главным тренером работали с ватерполистами сборной в глубокой части бассейна, а она , не умеющая плавать, бултыхалась на мелководье. И однажды, закончив тренировку с ватерполистами, я предложил ей научиться плавать. И рассказал о создании ансамбля.  Впоследствии она несколько раз приняла участие в наших концертах.

М.Н.  Сохранились ли эти связи после службы?

Е.Ч. С Пьехой – не случилось,  пути-дороги разошлись. С Магомаевым  повезло больше. После окончания консерватории он был принят на работу в филармонию имени  своего деда- тоже Муслима Магомаева.  Я  уже учился в аспирантуре ГИТИСа, жил в Москве, в общежитии на Трифоновке Изредка созванивались. И однажды он удручённо, подавленно сообщил – с администратором филармонии не нашёл общего языка, ушел в никуда, вокальные навыки  гаснут без дела. Я позвонил по старой памяти Виктору Анатольевичу Соколову в Чечено-Ингушетию, в оперную студию. Рассказал о ситуации, в которую попал Муслим.  И Соколов, заручившись поддержкой министра культуры Чечено-Ингушетии, пригласил Магомаева в Грозный – в качестве своего помошника. Они приняли его  с теплом и уважением, помогли  снять квартиру, определили небольшой  оклад. И он пел в студии около двух лет. За это время спел партии Онегина и Риголетто. Соколов  отшлифовал его голос до того совершенства, которое  впоследствии  позволило Магомаева стать  одним из лучших баритонов  мира.

М.Н.  —  Удалось ли впоследствии встретиться с адмиралом?

Е.Ч.  Здесь самая  интересная, я бы сказал, потрясающая встреча-. К этому времени несколько моих пьес шли в театрах СССР, в том числе и в Москве, в театрах  Сатиры и им. Вахтангова. Одна  из них  —  «Присвоить звание «Мужчина». Там  сюжетно воспроизводилась  моя служба на ККФ, ночная драка в Доме офицеров и последующие события.  Пьеса  была поставлена в 14 театрах, в том числе готовилась  её премьера в Баку, в русском драматическом театре  им. Самеда Вургуна. Я сделал  специально для этого театра расширенный  вариант, где  одним из главных героев пьесы  был контр-адмирал Пильщиков.   Прилетел на премьеру, просмотрел спектакль из-за кулис, вышел на закрытие занавеса и увидел в первом ряду  отставника  Пильщикова — в форме контр-адмирала.  Сказал об этом  главрежу, постановщику спектакля – главный герой живой, в зале на первом ряду. Он пригласил адмирала  на сцену. Пильщиков поднялся. Мы обнялись и стояли, с трудом сдерживая слёзы.  Овации не стихали минут десять. Как я узнал потом — спектакль шёл на аншлагах около пяти лет.

М.Н.  Действительно, мир тесен и полон сюрпризов.

Е.Ч. Кстати, эта история с матросом –дезертиром и адмиралом Пильщиковым, под этим же заголовком «Присвоить звание «мужчина» только что появилась в виде повести в Воронежском журнале «Подъём». Автор – курсант факультета журналистики военного  института при Генштабе Минобороны Георгий Масленников.

М.Н. Евгений Васильевич, вы работали спецкорром и собкорром в Федеральной прессе, публиковались в «Огоньке», «Завтра», «Литературной газете», газетах ЦК КПСС  «Советская Россия» и   «Правда», «Завтра».  Любопытный,  и по нынешним временам  нереальный   факт: по некоторым вашим материалам принимались решения Советом министров СССР и ЦК партии. Припомните, пожалуйста, наиболее позитивные и масштабные решения.

Е.Ч. Их несколько. Самое первое — решение Минводхоза СССР, после указания из ЦК  состоялось после статей в «Правде»: «Негде пасти осетровое стадо», и «По следу севрюги» Речь шла о Каргалинской плотине на Тереке, сооружённой «Минводхозом» для организации  комплекса рисоводческих хозяйств. Плотину соорудили, вдоль Терека размахнулись километры затопляемых рисовых полей , но  огромным осетровым стадам Каспия, которые ежегодно нерестились в верховьях Терека, плотина преградила путь.  Я долго  изучал ситуацию  с помощью «Минрыбхоза» – статистически, биологически и финансово.  В итоге  появились эти статьи.

После них и  указания  ЦК  «Минводхоз» в авральном теме  вырыл в обход плотины рыбоводческий канал, осетровым открыли путь к их нерестилищам.

М.Н. Административное зазеркалье по нынешним временам. Получается, хозяйственная система работала  в режиме  жёсткой, почти армейской,  оперативной вертикали Кремля, инновации не тонули в  регионально-губернаторской  трясне.

Е.Ч.  Абсолютно верно, именно в  режиме кнута и пряника, напрочь лишённом  ( какой кошмар!) толерантной демократии с воровством миллиардов.  В таком же режиме появилась ещё одна статья в «Правде»: «Свет и мгла успеха». Там  шла речь о революционной рыборазводной технологии Бекина, позволившей  ему получить на экспериментальных прудах в Дагестане на Широкольском рыбокомбинате  и «Горячем ключе» под Сочи втрое больше  прудового карпа, чем получали  по традиционной технологии. Бекин, пытаясь внедрить свою , обивая  пороги департаментов и Управлений,   получил  инсульт. После статьи в «Правде» с треском вылетели из  своих кресел несколько чиновников, а технология была внедрена в  64 хозяйства СССР. Где и работает до сих пор, в том числе и в Самарской области.

М.Н.  В вашем романе «Безымянный Зверь» есть поразительная сюжетная линия: некий Прохоров, будучи рабом Римского  патриция Каринфы , изобрёл  и изготовил из дерева  хитроумный рассевок для сеялки. И продемонстрировал его Христу.  Эта его сеялка позволила получить рабу невиданный урожай  зерна на потаённом клочке земли.  Потомство Прохорова, встроенное автором  Чебалиным в ХХ век , продолжило совершенствовать этот чудо-рассевок…

Е.Ч.   Который стал основной технологической деталью в современной сеялке АУП-18, изготавливаемой Самарским заводом «Сызраньсельмаш»,  экспортируемой в 18 стран мира.  Пока что  и канадская, и американская сеялки  технологически   уступают АУПу-18 Прохорова, будучи в разы  дороже.

М.Н. Насколько я знаю из прессы – Прохоров реальное лицо?

Е.Ч. Это бывший житель села Троицкий Сунгур Ульяновской области, председатель колхоза в Советские времена, агро-изобретатель, светлая ему память. .  Мне рассказали о нём   друзья аграрии. Я выехал к Прохорову в колхоз, мы беседовали почти сутки. Он рассказывал  о безотвальной, бесплужной технологии обработки земли, для неё и был предназначен его АУП (Агрегат Универсальный Посевной)  Научным идеологом «безотвалки» был в то время академик Мальцев. Её уже практиковали аграрии  полтавчанин Моргун, Казахстанцы Сулейменов и Бараев, пензенский агроном Шугуров, получая разительные результаты

Обобщив всё услышанное и увиденное, я написал сценарий документального фильма, который взялась снимать Самарская студия кинохроники: « Миллиарды в чемоданчике»: Прохоров , изготовив свой рассевок для сеялки, носил его в фанерном обшарпанном чемоданчике.  Фильм показали по ЦТ. Затем я созвонился с Премьер-министром России  Александром Владимировичем Власовым и попросил посмотреть этот фильм у него, в Совмине.

М.Н.  Так просто взяли и созвонились с Премьер-министром?

Е.Ч.  Достаточно просто. Это тот самый Власов, который был вторым секретарём Якутского обкома, прилетал ко мне в Черский в низовья Колымы  на охоту  и спасал газетчика Чебалина  от психушки за статью. Затем он стал первым секретарём в Чечено-Ингушетии, где я был председателем Союза писателей, затем министром МВД СССР, затем премьер-министром России. Его помощник знал меня и соединял нас  сразу же.  Власов внимательно выслушал  аргументы и неопровержимую фактуру о сеялке и Прохоровском  рассевке, затем  устроил  просмотр фильма в конференц-зале  Совмина, куда была приглашена   научная агро-элита России — академики. Она встретила фильм враждебно, в штыки: кто  такой Прохоров, из какого-то Сунгура?! Над проблемой бьёмся мы,  лучшие умы государства, а этот самоучка сует нам под нос какой-то  деревянный рассевок… и.т.д. Власов выслушал всех  и, выходя из зала , ответил на коллективное чванство элитариев:

— Я  вас услышал. Чёрного кобеля не отмоешь добела.  Будьте здоровы драгоценные вы наши.

После чего решением Совмина России профинансировал изготовление сеялки АУП-18 с Прохоровским рассевком на заводе  «Сызраньсельмаш».  Он до сих пор выпускает этот агрегат- АУП-18  для России и на экспорт. Эта история появилась в Федеральной прессе, статья под названием « Мытие чёрного кобеля». Она есть в интернете.

Евгений Чебалин,
прозаик, драматург,
Академик, Действительный член Петровской
Академии наук и искусств, лауреат Международных
премий» Золотое перо Руси» и «Русский Гофман».

М.Н. Помните момент, когда вы сами про себя поняли « я стал писателем»?

Е.Ч.  Я бы  заземлил это фанфарное утверждение «Я стал писателем».    на  более скромное. Скажем :  «Надо писать. Буду писать!».

М.Н. И когда появился  этот «тезис»?

Е.Ч. К концу второго года службы.  Где-то в феврале, марте 1963 г прошли  флотильские  военные учения с выходом в море и стрельбами в   З-х  балльный шторм. Были в море почти сутки. Измордовало по полной: качка, стрельбы по мишеням, ледяные валы  над палубой и прочий набор  морских «прелестей в конце штормовой зимы.  Измотанные до предела, но довольные возвратились на базу:  оценку дивизиону за учения  Военный Совет выставил  «отлично». Вечером  каперанг, командир дивизиона спросил: « Может, напишешь в «Каспиец»  ? Как никак- отличники.  Сутки увольнения хватит?» .

М.Н.  Сутки увольнения… по тем временам солидный поощрительный бонус?

Е.Ч.  По тем временам —  нежданая лафа. Суток хватило на очерк в десять страниц А-4. Рассчитывал: страницы две-три выборочно опубликуют.  Четырёх полосный «Каспиец», как правило,   нещадно кромсал все материалы до этого размера. Но газета  вдруг выдала  небывалое: дала под очерк всю полосу. А на автора свалился гонорар: три рубля пятьдесят копеек. Немыслимая в той ситуации сумма: месячная зарплата матроса была – З рубля.  Вечером перед  отбоем экипаж катера  649  пировал на гонорар до отвала:  груда колбасы, сыра, бутылки ситро из флотильского магазина – обжорная фантастика. Там  и вызрел  тот самый тезис : «Надо писать! Буду писать!!»

М.Н.  Этот писательский тезис продолжился. Что лежало в основе этого процесса, как обретают статус писателя?

Е.Ч. Думаю и продолжаю считать до сих пор, настоящим  писателем делает субъекта жесткая жизнь, которая ломает, растягивает  на разрыв, гнет человека – как Лермонтова, как Толстого на Кавказе. . Именно  в такой жизни приобретается  неодолимое желание  выплеснуть пережитое на бумагу . При этом – обрести умение держать удар  от конкурентов. Писательская среда не терпит соперников.  Лишь тогда   писатель, как профессионал, обретёт массового читателя.  Ни мажоры, ни чьи-то либер-элитные сынки никогда не станут писателями.

М.Н. Трудно возразить. У вас этот процесс шёл на службе по нарастающей. Где и кто шлифовал, контролировал его? У вас ведь  даже не филфаковское образование.

Е.Ч.  На третий год, в ансамбле, появилось больше времени.    Стал писать регулярно очерки, эссе, зарисовки о флотилии, службе, учениях, о не простых судьбах матросов и старшин. Публиковался в «Каспийце» , в Бакинских газетах «Вышка» и « Бакинский рабочий». В «Вышке» появилась  моя первая повесть – печатали с продолжением: «Буревестник птица сильная». Мне повезло: в Азербайджанском Союзе писателей  того времени рельефно выделялся своими романами Евгений Львович Войскунский, будучи . фантастом Союзного масштаба. Он ушел из жизни в прошлом году. Именно он, прочтя повесть, пригласил меня на  постоянно действующий семинар прозаиков в  СП.  Там я получил жесткую профессиональную шлифовку, навыки скрупулёзно работать со словом,  не растекаться слизистой серятиной по бытовухе и  житейщине, а  гвоздить читательский разум  раскалённой   эмоцией  катасисных, социальных  ситуаций.

М.Н.   Рецензии, отклики, высказывания о ваших романах  уже много лет отслеживает на континентах и публикует на своих страницах Болгарский Международный альманах «Литературен Свят». Там цитируются литературная элита, профессура, литературоведы   Европы, России, Финляндии, Америки,  послы Индии, Ирана, секретарь посольства Кубы, Президент академии Гёте в Германии, монахи Иерусалима, и.т.д. Но, как мне кажется, наиболее интересно мнение о вашем творчестве Президента Ассоциации Кавказских народов из  Французской Ниццы  Мусы Темишева.

Е.Ч. Какое именно?

М.Н.  Дорогой наш, бесценный Евгений Васильевич!. Сорок лет назад я залпом проглотил ваш роман « Час Двуликого».  и с тех пор жду, как желанную встречу, любой Ваш новый роман Я был убежден, что после Чехова, Бунина, Булгакова, Солженицына из русского языка нечего «выжать». Вашими творениями русский язык засверкал новыми гранями. Неповторимая образность и бешеная экспрессия всего того, что выходит из Вашего пера, многократно умножается гражданской ценностью, ибо все Ваши творения обличают ЗЛО, в котором мы тонем сегодня, зовут к борьбе и очищают душу. Я горжусь дружбой с Вами.

Е.Ч.  Да, помню, мы переписываемся с Мусой уже много лет.

М.Н.  Обличение ЗЛА…какого именно? Где его истоки? Что стало толчком к написанию книг? Где автор подглядел   тот или иной выплеск негатива,  который надо искоренять?  Как создавались ваши романы «Час двуликого», « Гарем Ефрейтора»,  «Безымянный Зверь», « Статус-КВОта», « Нано-Sapiens»?

Е.Ч.  Первые два романа – о Чечне и Северном Кавказе, об установлении там Советской власти, начиная с 1920 г  Поводом к написанию стали архивы , к которым допустил глава КГБ Чечено-Ингушетии генерал Белозёров и архивы Ивана Александровича Серова – бывшего  начальника ГРУ при Сталине и Хрущёве. Он же, по приказу Сталина, и занимался депортацией  вайнахов ( чеченцев-ингушей) в Казахстан в1944г.. Я работал над дилогией у него на даче около месяца.

М.Н. Вы нашли в архивах то самое «Зло» для обличения, о котором говорит Муса Темишев?

Е.Ч. Зло в форме  хищной  зависти и человеконенавистнических деяний   изливалось из документов клокочущей магмой на  нашу, российскую ментальность, наши обычаи, традиции, культуру, на наши семьи, изливались из Англо-саксонской и иудо-фашистской утробы задолго до Великой Отечественной войны. Они  кратно усилились в предвоенное время, генерируемые ставкой Гитлера, Геббельсом и Борманом,  Кальтенбрунером и Канарисом, Гиммлером и  их профашистскими  холуями  на Северном Кавказе. Им всем нужна была   Кавказская нефть и его территории. Мы, коренные русичи, и наши нац. собратья  были на них лишними, сорняками, подлежащими истреблению.

Именно  на базе этого ЗЛА, сконцентрированного в архивных документах, родился замысел первой дилогии.

М.Н. Насколько я знаю, она переиздавалась несколько раз?

Е.Ч.  Семь раз общим тиражом около двух миллионов.  Те, советские тиражи начинались минимум с 30-50 тысяч.  Тиражи «Часа…» и « Гарема…»   были 250-300 тысяч.

М.Н. По нынешним издательским временам звучит фантастически. 

Ваша следующая книга «Безымянный Зверь» — абсолютный антипод первой приключенческой  дилогии: тематически, концептуально, стилево, сюжетно.  Полное ощущение, что  « Б.З» создавал другой автор. Чем это объяснить?

Е.Ч. Наверное, следующей  жизненной фазой, подчинённой Марксовой аксиоме : « Бытие определяет сознание»  Моё сознание, писательский навык сокрушительно трансформировался в Александрийской библиотеке в Египте. Там произошло  знакомство с  допотопными ( в буквальном смысле) документами: шумерские, аккадские, древнеегипетские, древнееврейские  пиктографы, глиняные таблички, письмена. К ним  приплюсовались  «Книга Ноя», «Сказание о Гильгамеше», «Атрахасис», « Книга царств»,  «Тексты пирамид», «Книга Иезекиля», «Исход»,  «Левит» ,  «Числа».

М.Н. Что поразило  больше всего в этих документах?

Е.Ч. В них  спрессовался  необъятный объём мегабайтов о человеческой и « Божественной» цивилизациях, о пришельцах на землю с планеты Мардук. ( Анунаки) , о человеческих наследственно-геномных психотипах: творческом и хищно-паразитарном. Из них  с абсолютной точностью проецировались в последующие тысячелетия  психотипы  Моисея, Христа, Будды, Буса-Белояра, и их антиподов — гитлеров, геббельсов, гиммлеров, черчиллей, горбачовых, чубайсов, ельциных. Уже там, в тысячелетиях до Рождества Христова,  угадывались человеко-боги, планетарные творцы  Леонардо-да-Винчи, Микельанджело, Сократ, Толстой  и Достоевский, Менделеев,   Моцарт, Бах, Королёв. Была ещё одна, особо стоящая категория психотипов, которая впрямую наследовала нечеловеческие – божественные качества анунаков: ясновидению и парапсихологиию — Вольф Мессинг, Ванга, Джуна. Подобная, потрясающая разум, проекция из глубин прошлого в настоящее,  захватила без остатка, буквально принудила  долгие годы  не вставать из-за письменного стола  ежедневно, долгими часами. .

М.Н. Вам перевели  таблички, пиктографы и письмена  на русский?

Е.Ч. На это ушли два годовых отпуска и все средства, бывшие тогда в наличии. Потом всё это перекочевало в «Безымянного Зверя» и  «Статус КВОту». Естественно, — в авторской интерпретации и жёсткой увязке с современными научными трудами по био и зоо генетике, сайентологии, евгенике, которые пришлось изучать, и которые поразительным образом вытекали из тех, «допотопных» Александрийских первоисточников., из экспериментально- хирургических опытов бога Энки и его сестры Нинхурсаг.

М.Н. Роман «Нано-Sapiens» , насколько я понимаю, стал продолжением трилогии. Вот фрагмент из одной рецензии после выхода книги  в свет:

«Из-рубежа на Чебалина  обрушились  обличения  в  русофилии, шовинизме, ксенофобии, антисемтизме и экстремизме. Романы Чебалина стали единственными книгами  за всю историю русской литературы, которые вызвали публичную ярость Американского Госдепа: в них воспалённо пульсирует патриотическая, национальная позиция автора  и мессианская роль  встающей с колен России»

Тема романа – участие нашего ГРУ и его блистательного агента  Чукалина  в создании  Искусственного Интеллекта (ИИ) и био-роботов, готовых кормить и защищать человечество в планетарных катастрофах.  Откуда такие сюжеты и информация? 

Е.Ч.  Из двух источников – архивов КГБ, МВД и  Александрийской библиотеки. Там хранилось подробного описания  шумерскими летописцами геномной инженерии, с помощью которой боги Энки и Нинхурсаг сотворили себе помощников  LU-LU, встроив в  свой ДНК геном   тех земных аборигенов. Био-робот РУССА ( Роботизированный Универсальный Самосовершенствующийся Секретарь Андроид)  из романа  «Нано-Sapiens» — суть  технологический потомок тех  LU-LU, созданный в  секретных лабораториях современными спецслужбами.   И этот био-субъект  постоянно совершенствуется.

М.Н. Вы сотрудничали со спецслужбами в течении своей жизни? 

Е.Ч. Сотрудничают обычно  штатные или завербованные платные агенты. Я бы назвал нашу многолетнюю связь – соратничество. Из которого оба субъекта извлекали взаимную пользу.

М.Н.  С чего это соратничество началось?

Е.Ч. С моей статьи в «Огоньке»: «Гинекологический ампир первого сорта».. Там, что называется  размазывались по стенке, вспарывались без наркоза с нещадной терминологией спектакли ведущих театров столицы, пропитанные оголтелыми либер-миазмами..  Я учился в то время в аспирантуре ГИТИСа и был сопредседателем  Совета по драматургии при Союзе писателей России.  В театрах  Сатиры и им. Вахтангова  шли репетиции моих двух пьес. Параллельно шли пьесы в Московских и региональных театрах драматургов Жуховицкого, Арро, Гельмана , Губермана, Вампилова, Петрушевской. И уже тогда, задолго до 90-х, именно с театра, со многих пьес этих  драматургов, началась вкрадчиво- ползучая, целенаправленная  эрозия  нашего, русского эго и культуры,  растлевающая и разъедающая наши обычаи ментальность, исторические ценности, национальное самосознание.

  М.Н. Статья в «Огоньке» была именно об этом?

Е.Ч. В командировке в Омск я просмотрел в Омском театре спектакль по пьесе Жуховицкого «Последняя женщина синьора Хуана» — беспардонный парафраз «Дон-Жуана» Мольера. Помню ощущение после спектакля –  клокочущая ярость от скабрезной альковной пошлятины,  от  хамски и нагло искромсанной классики.  Хотя, признаться, то омское творение было лазоревым цветочком по сравнению с сегодняшними «экскриментами»  Богомолова, Серебрянникова, Апексимовой  (Таганка)  и иже с ними.  Но тогда это вызвало дикий шок, желание отследить ползучее растление русской сценографии в других театрах. После просмотра пяти-шести столичных спектаклей  появилась эта статья. И вызвала  истерические вопли  в прессе корифеев, народных СССР лауреатов Ленинских и прочих  премий – Ульянова, Шатрова, Ефремова – всех мастодонтов  либеральной Российской касты, которые ринулись скопом в горбачёвскую перестройку. Вскоре  главный редактор  «Огонька» Софронов   был заменён Коротичем и ушёл из жизни. По сути, его ушли.

М.Н.  И если возвратиться к нашей теме…

Е.Ч. Сотрудничество со спецслужбами. После статьи в «Огоньке» Пресс-Бюро КГБ СССР попросило меня сделать развёрнутый анализ спектаклей Любимова на Таганке. Любимов в Москве был тогда едва ли не главным держателем режиссёрских кукишей в кармане и камней за пазухой  в обличении «советской маразматики» совков и ватников.

М.Н.  Фактуры для анализа хватало?

Е.Ч. Более чем достаточно.  Аналитический диагноз Таганковских спектаклей  получился почти на полусотню страниц.  Уже тогда у большей части труппы вызревал, подспудно и гневно клокотал протест против  любимовского изощрённого антируссизма и  антисоветизма. Который  вскоре буквально разодрал коллектив на два антагонистических, автономных  лагеря – на долгие годы.

Пресс-бюро КГБ оценило ту  вскрывающую аналитику и ещё несколько последующих, достаточно высоко: я был подпущен к  сов. секретным материалам Комитета, что позволило  затем  получать  документы и в самом архиве КГБ, и от  генерала армии бывшего начальника ГРУ Серова, и от генерала КГБ Белозёрова в Чечено-Ингушетии, и от министра внутренних дел СССР Власова и от генерал-полковника Макашова. Этими документами из Советских и Европейских спецслужб практически насыщены все мои романы,  хотя и художественные, в авторской трактовке, но, благодаря документам, предельно близкие к бывшим реальностям.

М.Н. Есть ли что-то, что вы бы, оглядываясь на  долгую прожитую жизнь, хотели бы, сожалея,  изменить? Или исправить?

Е.Ч. Сакральный вопрос для писателя, который уже «идет с ярмарки».  В моих жизненных делах сотни посаженных деревьев – от Александрии, Гаваны, Шарм-аш — Шейха – до  Чечни, Дагестана, Якутского заполярья,  Самары и Нового Буяна.  Две моих дочери и пять моих внуков крепко стоят на   ногах, обретя уникальные навыки в журналистике, балете, спорте и экономике. Недавно вместе с моей единственной женой Татьяной мы   отпраздновали  юбилей и 55-летие нашего  семейного Союза, с которыми поздравил, в числе других, и  начальник УФСБ России по Самарской области .

Что касается моей работы за письменным столом, об этом достаточно   ясно выразился мой давний соратник, Президент Изборского клуба, куда входят несколько губернаторов и главы спецслужб России, член Президентского совета по культуре, главный редактор газеты «Завтра» Александр Проханов.  Думаю, в его поздравлении, в  откликах и рецензиях со всех континентов в Болгарской  «Литературен Свят» о моей прозе кроется ответ на ваш вопрос – хотелось бы что-то изменить в прошлом.

Чебалину — многая лета!

Твой громоподобный стиль вызывал трепет и ненависть в стане врагов

•  Александр Проханов

Дорогой Евгений !

Газета «Завтра» любила, любит тебя и ещё раз подтверждает это в день твоего славного юбилея.

Какая у тебя богатая, насыщенная творческая жизнь! Ты родом из амурских казаков, которые пришли когда-то на Терек и сделали Кавказ частью России. Ты пережил горечь и муку, когда русских, для которых Чечня была Родиной, выдавливали с насиженных мест всеми правдами и неправдами. Ты пережил участь изгнанника и травли за твои статьи.. Чего только не было в твоей жизни! Ты был и прекрасный самбист, пианист и оперный певец,  морпех ВМФ.  Ты занимался разведением драгоценных рыб, защищал родную природу. Твоя публицистика в «Литературной газете» , « Советской России» и газете «Правда» останавливала злые деяния, прорывала внедрением инноваций  воровской пофигизм и  чиновные стены , восстанавливала репутацию добрых и благородных людей. Твои книги любят и читают миллионы во всём мире, любят фильмы, что поставлены по твоим произведениям.

Ты пришёл в нашу газету «День», которая теперь зовётся «Завтра», в грозное время, когда мы сражались за честь нашей поверженной Красной Отчизны. Мы не уступали врагам наши святыни, отстаивали наше достоинство, нашу честь. Твои страстные статьи всегда находили горячие отклики у наших читателей. Твой громоподобный стиль вызывал трепет и ненависть в стане врагов.

Сегодня мы вместе с тобой празднуем твой юбилей, обнимаем и поднимаем чарку во здравие твоё.

Будь здрав, дорогой Евгений!