Жестокий финансовый кризис, поразивший мировую экономику, придал новой импульс вечным спорам о путях дальнейшего развития цивилизации, а продиктованные ситуацией отчаянные и весьма неоднозначные меры правительства США по выходу из критической ситуации уже успели породить в консервативных кругах опасения, что верх все же берет социалистическая модель управления экономикой. Хотя не очень понятно, почему в современном зрелом обществе слово «социализм» воспринимается исключительно, как ругательство и страшная бука, подобные фобии представляются, по крайней мере, сильно преувеличенными.

Конечно, некоторые действия руководства различных стран (к примеру, усилия в свое время правительства Обамы по спасению неэффективной автомобилестроительной промышленности Америки) несколько освежили в памяти давнишнюю советскую историю с одной казахстанской обувной фабрикой, всю продукцию которой целиком вывозили в чистое поле и сжигали – торговая сеть, как и все склады предприятия, были забиты этой, с позволения сказать, «продукцией», но закрывать фабрику было нельзя в соответствии с социалистическим принципом полной занятости трудоспособного населения. Это, несомненно, был апофеоз и наиболее яркий образчик социалистической (точнее, советской) системы хозяйствования – ведь таких (или примерно таких) фабрик и заводов по всей стране было немерено, а по большому счету едва ли не вся произведенная в СССР промышленная продукция (за исключением военного производства) довольно скоро оказывалась на помойке, почти не принося по пути к ней никакой пользы ее потребителям-жертвам. Грозит ли сегодня мировой экономической системе такая перспектива? Конечно, нет. Но должна ли современная система, которую принято называть капиталистической, претерпеть серьезные, можно даже сказать, революционные изменения? Несомненно, да! В чем они должны состоять?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо прежде окинуть ретроспективным взглядом тот путь, который прошло человечество от первобытного производства до современной индустрии. Не надо обладать особыми аналитическими способностями, чтобы заметить, что каждый качественно новый этап развития производственных отношений и соответственно производительных сил целиком был обусловлен раскрепощением этих самых производственных отношений; временами новая степень свободы достигалась в результате войн и революций, временами она была обязана своим появлением мудрости и прозорливости государственных деятелей.

В сущности, экономика может быть определена, как совокупность трех видов отношений: «работодатель – работник», «работник – объект труда» и «потребитель – готовая продукция». Все три вида отношений  непосредственно увязываются с уровнем политического, технологического и психологического развития общества, при этом, если отношения «работодатель – работник» разрешаются преимущественно в сфере политики, отношения «работник – объект труда» — почти целиком в сфере науки и технологии, то отношения «потребитель – готовая продукция» по мере развития общества все более перемещаются в сферу психологии.

До сего времени экономика развивалась в основном благодаря совершенствованию отношений «работодатель – работник» и «работник – объект труда», то есть в сфере производства. Представляется, что дальнейшее переустройство экономики может быть связано только с совершенствованием отношений «потребитель – готовая продукция», а это, в сущности, есть сфера духа. Таким образом, новый этап развития экономики должен быть обусловлен совершенствованием самого человека.

В чем видится основной недостаток  существующей капиталистической системы, где следует искать причины жестокого кризиса? Современные исследователи в основном концентрируются на пороках гипертрофированных систем ипотечного кредитования, ничем не обеспеченного страхования, необоснованных схемах движения капитала и т.д., и т.п., почти не уделяя внимания основному принципиальному (то есть неустранимому) пороку капиталистической системы, о которой говорил еще Маркс – кризису перепроизводства. Это и понятно — нынче Маркса принято только высмеивать. Стоит, однако, более вдумчиво анализировать концепции Маркса, избегая заданности теперь уже в другом направлении. Относиться к ним следует строго критично, но  объективно.

Что происходит на самом деле в здоровой конкурентной среде, не отягощенной диктатом государства, преступного мира, или возомнивших себя новыми феодалами профсоюзов? Прежде всего следует отметить, что в условиях нехватки товаров капиталистическая система демонстрирует фантастическую эффективность; именно это свойство капиталистической системы позволило в рекордно короткие сроки восстановить экономику послевоенной Германии и Японии. Но по мере насыщения рынка товарами картина существенно меняется. Каждый производитель желает захватить как можно большую часть потребительского рынка, и наиболее талантливой и работоспособной части, в конце концов, удается вытеснить менее удачливых конкурентов, целиком удовлетворяя имеющийся спрос наиболее качественной и недорогостоящей продукцией. Этот процесс происходит повсеместно, потому в итоге заметная часть трудоспособного населения остается не у дел. Занять эту часть населения общественно полезным трудом – главная и наиболее сложная проблема любого современного демократического правительства. Каким же образом решают, или, точнее сказать, пытаются решить проблему? По большому счету, это проблема не только правительств, озабоченных вопросом социального мира в обществе, но и той части удачливых бизнесменов, которые в итоге оказались победителями в конкурентной борьбе – финансово они преуспели, но при этом потеряли часть потребителей, которыми являлись уничтоженные ими конкуренты. Вкладывание вырученных денег в расширение собственного производства для каждого отдельно взятого бизнесмена на первом этапе представляется решением собственных проблем, но в целом ведет экономику к жестокому кризису, так как лишь ускоряет и усугубляет порочную гонку, которая в итоге концентрирует на одном полюсе преуспевших бизнесменов с финансовыми средствами, на другом – обездоленный пролетариат, как сказал бы Маркс, не имеющий средств к существованию. Наступает момент, когда богачам некуда девать свои деньги; они готовы отдать их хоть под какие гарантии неимущим, лишь бы те продолжали покупать производимую ими продукцию, и государство, естественно озабоченное проблемой социального мира в обществе, сознательно берет на себя неисполнимую роль гаранта (или субгаранта) возвращения долгов, по существу перекладывая решение проблемы на плечи будущих поколений своих граждан, так как в конечном итоге «благородная» цель достигается за счет увеличения государственного долга – другого источника в современном неколониальном мире просто нет. Так же как нет у политиков иного выхода, как уповать на особые интеллектуальные способности своих потомков, обязуемых когда-нибудь найти принципиальное решение проблемы. Именно в государственной поддержке высокого уровня потребления заключается основной порок современной капиталистической системы, и именно здесь заложен корень всевозможных финансовых пирамид и прочих ныне уже широко известных афер.

Конечно, современная экономика имеет очень сложный характер, в ней протекают множество взаимоувязанных и демпфирующих отрицательные явления процессов, но суть проблемы перепроизводства остается такой же, какой она была и при Марксе; она всегда будет иметь тенденцию только к усугублению, вследствие все новых достижений науки и технологии, которые высвобождают из сферы производства все большее количество людей. Важнейшим игроком на этом поле является правительство, которое, облагая налогом платежеспособное население, направляет вырученные средства на решение перманентно стоящей перед ним проблемы. Малая доля этих средств идет на прямое финансирование наиболее беспомощной части населения, значительная часть идет на производство в принципе совершенно бесполезных вооружений (что, однако, дает возможность занять заметную часть трудоспособного населения), но большая часть направляется правительством на расширение непроизводственной сферы, куда «перетекает» высвобождаемая рабочая сила. Отнюдь не случайно в наиболее развитых и богатых странах капиталистического Запада в итоге самыми гипертрофированными и бестолковыми оказались сферы медицинского обслуживания и гражданского строительства вместе с прилегающими системами их страхования, кредитования и прочими кукольными надстройками. Именно в эти сферы по необходимости должно было в основном направлять свои высвобождающиеся трудовые ресурсы общество, и поскольку эти сферы уже регулировали не законы рынка, а волюнтаризм правящих кругов, они не могли не стать прибежищем всякого рода аферистов и коррупционеров. (Конечно, гражданское строительство целиком не является частью непроизводственной сферы, но в аспекте нашего рассмотрения его можно к нему отнести, поскольку развитие этой сферы в современном обществе определяется не потребностями рынка с его жесткими законами, а целенаправленной политикой государства: очевидно, что все эти поблажки банкам в деле кредитования ипотечного строительства давались правительством вполне осознанно и именно с целью стимулировать гражданское строительство.) Вполне закономерно поэтому, что кризис и зародился именно в этих областях экономики, и преодоление его правительство также видит именно в их коренной перестройке – изжившую себя автомобильную промышленность просто пытаются удержать на плаву банальными протекционистскими мерами, поскольку коллапс этого гиганта может вообще похоронить американскую (а за ней и всю мировую) экономику, а вот за перестройку двух вышеуказанных сфер экономики, кажется, взялись по-серьезному. Но что наиболее характерно, никто даже не заикается о том, что проблема может быть и должна быть решена кардинальным способом: максимум на что надеются аналитики различных мастей – это оттянуть очередной кризис на возможно более долгий срок. Такое духовное состояние обреченности у интеллектуального авангарда человечества действительно производит гнетущее впечатление. Возникает ощущение, что в развитии своих производительных сил человечество зашло в тупик.

В подобных случаях человек, как правило, искал и находил прорывное решение не в сфере производства или финансов, а в сфере морали, духа. Надо полагать, и сегодня мы стоим на пороге очередной «культурной» революции. Отнюдь не случайно к вопросам дальнейшего экономического обустройства сего грешного мира обратилась церковь – институция, призванная заботиться не о материальной, а прежде всего о духовной составляющей нашего бытия.

Еще в 1985 году на симпозиуме «Церковь и экономика в диалоге» в Риме кардинал Ратцингер (в последующем папа Бенедикт XVI) произнес речь под названием «Рыночная экономика и этика», которую резюмировал следующими словами:

«Сегодня нам необходим максимум специализированного понимания экономики, но также и максимум этических убеждений с тем, чтобы специализированное понимание экономики могло послужить реализации правильных целей». Считается, что этой речью будущий Папа за много лет вперед предсказал сегодняшний экономический кризис. Действительно, вся логика выступления кардинала подводила к очень важному его предупреждению: «Равным образом, становится очевидным то, что разрушение этих оснований [соответствующих этических систем] может в действительности привести рынок к коллапсу».

На мой взгляд, самым примечательным в данной речи будущего Папы было выявление им общего порока в глубокой философской основе рыночной и плановой экономик, и порок этот состоит, как его четко определил докладчик, в одинаковом отрицании и Адамом Смитом и Карлом Марксом этического фактора в процессе достижения сугубо экономических целей. Кардинал Ратцингер категорически не приемлет экономику, лишенную нравственного начала; все беды тогда еще вполне процветающей в целом, но уже имеющей на своем теле кричащие язвы мировой экономики он видит в порочном, по определению,  детерминизме, который присущ обеим мировым экономическим системам.  Не концентрируясь особо на плановой системе, детерминизм которой задекларирован самими отцами-основателями в качестве ее принципиального преимущества, кардинал большее внимание уделяет выявлению завуалированного детерминизма  рыночной экономики, указывая на то, что «в условиях меняющейся ситуации, ее скрытые философские предпосылки и связанные с ними проблемы становятся яснее. Хотя указанная позиция (то есть, абсолютный приоритет законов рынка – Г.А.) признает свободу индивидуального бизнесмена, и в этом смысле может называться либеральной, она в действительности является детерминистской в самой своей сути», ибо включает в себя «предпосылку, согласно которой естественные законы рынка являются сущностно благими …  и с необходимостью ведущими ко благу, какой бы ни была моральность отдельных индивидов». И резюме: «Политическое оформление той силы, которая будет направлять внутренние экономические законы к реализации данной цели [общее благо всего человеческого сообщества] представляется, несмотря на все гуманитарные протесты, практически невозможным сегодня. Она сможет быть реализована только в случае полного высвобождения новых этических сил».

Другой столп христианского мира и христианской морали Патриарх Московский и всея Руси Кирилл также обратился к вопросу экономического кризиса и точно так же увидел выход из создавшегося положения в оздоровлении морали современного потребительского общества. В различных выступлениях он напоминал своей аудитории, что слово «кризис» в переводе с греческого означает «суд», отмечал, что  «первопричина кризиса – в деградации нравственной мотивации хозяйствования» и, наконец, для преодоления кризиса призывал «научиться христианской аскезе». Аскеза, в интерпретации Патриарха, – это «не жизнь в пещере и постоянный пост, аскеза  –  это способность регулировать в том числе и свое потребление идеями и состоянием своего сердца. Аскеза – это победа человека над похотью, над страстями, над инстинктом. И важно, чтобы этим качеством обладали и богатые, и бедные …  и тогда цивилизация, которую мы построим, не будет цивилизацией потребления».

Все, что говорят озабоченные судьбами мира духовные пастыри никак не следует относить просто к благим пожеланиям, их горячие призывы нужно воспринимать, как непосредственное руководство к действию, и в этом плане важно сконцентрироваться на вопросе «что же конкретно делать, как решать проблему?» Тут нам необходимо вернуться к трем видам отношений, которые характеризуют экономику, и посмотреть, где все-таки остаются резервы для качественного прорыва в будущее. Очевидно, что отношения «работодатель-работник» в смысле их освобождения от всевозможных сословных, идеологических, имущественных и прочих пут достигли своего предела, дальше освобождать, или совершенствовать уже нечего, а современная тенденция состоит в том, что уже не работодатель, а наоборот, профсоюзы пытаются порой навязать экономике внеэкономические решения. Ничего хорошего для экономики из этого выйти не может, точно так же как не могло выйти ничего хорошего из крепостного права. Будем считать, однако, что это всего лишь политические флуктуации вокруг кризисных экономических тенденций. Отношения «работник- объект труда», почти целиком определяемые уровнем научно-технического прогресса, несомненно, будут непрерывно развиваться и совершенствоваться, и это сулит дальнейшее облегчение труда и наполнение его большим смыслом, но с точки зрения преодоления существующих кризисных явлений научно-технический прогресс может сыграть лишь отрицательную роль – он способен только пополнять армию «лишних людей».

Маркс в свое время в качестве альтернативы предложил ввести плановое хозяйство, однако эта идея, реализованная его российскими последователями в вульгарно-прямолинейном виде вне общей парадигмы научной теории, оказалась очевидным шагом назад в сторону повторного закабаления отношений  «работодатель – работник», а также «потребитель – готовая продукция». Именно потому плодотворная в основе идея в этой своей реализации потерпела сокрушительный провал и была скомпрометирована настолько, что у определенной части западного общества (особенно в США) при одном упоминании слова «социализм» волосы встают дыбом. Между тем социалисты правят (и успешно) во многих странах Западной Европы.

В сущности, плановое хозяйство, как его понимали основоположники советского «социализма», должно было решить проблему перепроизводства посредством принудительного ограничения потребления, чего, в свою очередь, тщились достичь  путем брутальной социализации производства: продукция производилась обобществленными производственными средствами по плану и зарплата участникам экономического процесса устанавливалась такая, чтобы весь произведенный товар был бы равномерно выкуплен. (Кстати, выраженная в той, или иной форме простейшая идея решения проблемы путем насильственного выравнивания товарной и денежной массы имеет своих горячих сторонников по сей день.) Такая система привела, однако, совсем к иному результату: произведенная вне конкурентной среды продукция оказалась ни к чему не пригодной, и при тотальном затоваривании всех имеющихся складских помещений денежная масса на руках у населения с какого-то момента начала пугающе расти  –  люди производили и получали деньги за товар, который сами категорически отказывались потреблять. Не  шибко разборчивые советские власти реагировали обычным своим методом, усвоенным со времен «великой революции» – экспроприацией. Она принимала различные формы – от добровольно-принудительного выкупа бесполезных бумажек под названием «облигация» до разбойного одномоментного обнуления  всех банковских вкладов уже в так называемую «новую демократическую эпоху». Очевидно, имеющая в своей основе вульгарную социализацию производства советская экономическая система должна была уйти в небытие.

Гитлеру, которого нынче по известным причинам не принято цитировать, тем не менее, принадлежит примечательная формулировка: «Зачем мне социализировать производство, если я могу социализировать людей?» Надо признать, что это, по существу, ключ к разрешению и сегодняшних проблем. Социализация людей, их сознательное упорядочение отношений «потребитель – готовая продукция», как производной от гораздо более глобальных отношений «человек-человек» – вот единственное принципиальное решение стоящих сегодня перед нами практических задач. Правда, решение это определенно потребует довольно много времени, ибо предполагает качественную перестройку самого человека. Собственно, и Маркс, когда говорил, что социализм может победить лишь одновременно во всех технологически и психологически высокоразвитых странах, имплицитно принимал, что переход к качественно новой форме управления экономикой должен произойти в результате длительного эволюционного процесса, просто его буйный темперамент, вошедший в неразрешимое противоречие с объективными принципами его же научной теории, требовал немедленно что-то делать, что-то ломать и перестраивать, и потому в своем манифесте он призывал пролетариат к топору, вопреки  теории, которая в своей глубокой основе, наоборот, требовала от пролетариата, как и от всех остальных, терпеливого самосовершенствования. В последующем рвущиеся к власти политические шарлатаны, естественно, ухватились именно за революционные идеи, несовместимые, по существу, с самой научной теорией.

Итак, что такое социализация людей, каким образом должна происходить социализация людей? По большому счету социализация означает окончательное превращение животного в человека, и в принципе не может быть достигнуто никогда, но задачей всех цивилизационных институтов и в первую очередь правительств должно быть обеспечение нужного направления развития, а также регулирование скорости движения по данному вектору. В драматические моменты истории, какие, например, мы переживаем сейчас, действия правительств должны быть адекватно решительными. Что это означает?

Здесь вначале необходимо коснуться того старомодного и, наверное, вызывающего у большинства снисходительную улыбку понятия, которым оперировал Патриарх Кирилл – аскеза. Прежде всего человек, сознательный человек должен научиться управлять своими желаниями, добровольно ограничивать свои потребности. Зачем? Разве проблема перепроизводства должна решаться путем ограничения потребления, разве в этом есть логика? Есть. Она заключается в том, что в глубокой основе перепроизводства лежит обыкновенная человеческая жадность, стремление отхватить как можно больше для себя и не оставить ничего всем остальным; только сознательное совместное преодоление этого порока в равной степени и богатыми, и бедными может сулить нам достойное будущее. В юмористическом определении Марка Твена цивилизации, как машины для производства потребностей, в которых нет потребности, гораздо больше экономической мудрости, чем собственно юмора. В принципе цивилизация производит два вида потребностей: качественно новые потребности (компьютеры, телевизоры, автомобили и т.д.) и потребности по ненасытному потреблению этих потребностей. Истинной, а не ложной задачей цивилизации может быть производство качественно новых потребностей, а не бесконечное расширение возможностей по удовлетворению бездумных прихотей взбесившихся от шальных денег нуворишей. Последнему потворствует лишенное этической основы капиталистическое производство. Актуальной задачей является именно перераспределение средств в пользу производства потребностей первого типа.

 Идеализированный вариант предполагает постепенное осознание хозяевами финансовых средств (больших и малых), что истинное назначение денег –  это способствовать сотворению будущего, и соответственно добровольный отказ от бездумного их растранжиривания. Если уповать на развитие сознания и пробуждение совести, то наверняка когда-нибудь и наши так называемые «олигархи» поймут в чем истинное назначение денег, и перестанут тратить их на соревнования, чья яхта длиннее, или у кого в личном зверинце больше прожорливых хищников. Тогда они, по примеру своих лучших западных коллег, будут направлять средства на развитие науки, культуры, искусства, на помощь талантливым людям для продвижения их новаторских идей. Но, к сожалению, сознание развивается гораздо медленнее, чем кризисные явления, да и целенаправленная политика по правильному использованию финансовых средств крайне необходима – одной благотворительной деятельностью дела тут не поправишь. Только правительство может взять на себя ответственную функцию перераспределения средств. Речь, конечно, не идет о том, чтобы понизить эффективность производства, и выполнять десятью сотрудниками работу, которую мог бы выполнить один. Речь идет о том, чтобы прибыль, которая образовалась от высокоэффективного производства, была использована для решения проблемы занятости тех девятерых, которые остались не у дел. А это невозможно без централизованного направления всех излишних для производства финансовых средств в иные (непроизводственные) отрасли человеческой деятельности. Решение проблемы занятости необходимо хотя бы для того, чтобы те «лишние» девять могли выкупить товар, который произвел один умелец – он же произвел за десятерых и для десятерых.

Конечно, нельзя помочь бедным, разоряя богатых, как справедливо заметил Авраам Линкольн. Но нельзя также помочь богатым сохранить хотя бы часть своего богатства, если сами богатые не поймут, что истинное назначение финансовых средств, образовавшихся на самом деле в результате труда множества людей, не может состоять в удовлетворении экзотических прихотей их жен и любовниц. И на этом пути правительство должно сыграть свою важную роль по принуждению к скромной жизни. Без революций и НКВД, но с помощью такого простого механизма, как правильное налогообложение, правительства должны принудить все население (не только богатых!) ограничить свои необоснованные потребности. В процессе воспитания ребенка мы тоже не всегда ограничиваемся только увещеваниями и добрым примером, порой приходится основательно огреть его по мягким местам – для его же пользы.

Сокращая свои потребности, мы вовсе не сокращаем производство, точнее, сокращаем его в незначительной степени, ибо речь идет об ограничении чрезмерных потребностей, но зато мы высвобождаем колоссальные средства, которые должны быть направлены на сотворение будущего. Но если эти средства опять же будут размещены в банках в качестве вкладов частных лиц и отдельных компаний, то никакого принципиального изменения ситуации не произойдет: банки, исходя из естественного принципа извлечения прибыли из вложенных средств, должны будут продолжать все ту же порочную практику, которая и приводит к циклическим кризисам. Выход только один: все эти средства должны быть переданы в ведение государства, которое должно очень аккуратно использовать их именно на расширение и развитие непроизводственной сферы, вовлекая в нее непрерывно высвобождаемое из производства население. То есть речь идет о жестком налогообложении с последующим вложением средств в указанные сферы человеческой  деятельности. К этим сферам помимо медицинского обслуживания и гражданского строительства относятся также образование, наука и культура. Надо также отметить, что в отличие от производственной сферы все эти отрасли по емкости вовлечения людских ресурсов практически неисчерпаемы – невозможно съесть больше одной курицы в день, но можно учиться всю жизнь, лечиться всю жизнь и жить не в однокомнатной, а в трех-, четырех-, или десятикомнатной квартире. Практически почти все финансовые ресурсы, которые не идут на воспроизводство, а также научно обоснованное расширение предприятий, должны изыматься государством для соответствующих нужд. И здесь возникает весьма существенный вопрос: какой же остается стимул для эффективной деятельности бизнесмена? Ответ: стимулом для сознательного бизнесмена (как было отмечено, этого результата в массовом порядке мы добьемся не сразу и не скоро) должен стать в основном моральный, а не материальный фактор.  Примерно то чувство, которое испытывает хорошо успевающий ученик, когда ему удается решить трудную задачу, неподъемную для других. Ну, и определенные материальные преференции, конечно – все-таки речь идет не о «продразверстке».  Гораздо более важной и сложной, чем она есть сегодня, задачей государства, таким образом, становится обеспечение путем умелого сочетания материальных и моральных стимулов конкурентной среды, особенно в непроизводственной сфере, где государство должно будет выступать в роли собственника – мы знаем, как велик риск коррупции в этом случае. Но если тут не выработать самые жесткие и эффективные механизмы, то определенно получится «социализм» советского образца.

Как видите, автор ведет довольно банальный разговор: все приведенные здесь принципы давно известны и широко применяются во многих странах Европы, где налоги порой достигают шестидесяти процентов, и именно эти страны, как правило, легче всего переносят любой экономический кризис. Речь идет об осознании важности необходимого (а вовсе не «справедливого») налогообложения не просто для относительного выравнивания жизненного уровня различных слоев населения, а для выживания всей экономической системы в целом. Речь идет о проявлении политической воли, чтобы вопреки воплям отнюдь не бескорыстных ретроградов идти именно по такому вот «социалистическому» пути. Очень важно вслед за Марксом отметить, что коренная реформа налогообложения должна произойти во всех развитых странах одновременно, чтобы не создавать соблазн для капитала «перетекать» в страны с более «либеральным» законодательством, как это, например, случилось со шведской экономикой в 90-х годах, что вынудило правительство этой страны отказаться от принципиально правильной налоговой политики. Именно о согласованной жесткой налоговой политике должны вести свои переговоры лидеры великой восьмерки, двадцатки, тридцатки, или сороковки – я не знаю, сколько их наберется на первых порах. Самое интересное в том, что желание войти в этот «клуб великих» нынче, или в будущем будет на самом деле означать, что данная страна дозрела до необходимых кондиций не только экономически, но и психологически.

Ленин полагал, что «коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны». Вполне понятная на том этапе фетишизация обоих компонентов «счастья». Мое глубокое убеждение состоит в том, что будущее человечества есть повсеместная демократическая власть плюс социализация всего населения. Эти два фактора обусловлены друг другом. Принципы демократического обустройства общества выработаны давно и вряд ли могут быть существенно улучшены, а вот, социализация на современном этапе развития должна означать реализацию трех «меньше»: меньше работать, меньше производить и меньше потреблять. Это единственный способ спасти мировую экономику.

ГРИГОР АПОЯН