Странная история: в Москве очень долго не было музея Александра Сергеевича Пушкина. Он здесь родился! Дом, где это произошло, не сохранился!.. Многие дома, в которых он бывал, разрушены, снесены…

В год столетия со дня смерти поэта, в проклятом 1937-м, была организована выставка, посвящённая этой трагической дате. Разместилась она в Историческом музее на Красной площади более чем в двадцати залах… Вот и получился музей Пушкина, но… во время войны все экспонаты эвакуировали, а после Победы в Москве не отыскалось места для такой большой экспозиции. Подумали, подумали и… отправили все драгоценности в Ленинград — получился музей Пушкина в Ленинграде…

Только в 1957 году был подписан указ о создании Музея Пушкина и передаче ему дома с прилежащей территорией на углу Кропоткинской (Пречистенки) и Хрущёвского переулка.

Были указ, дом для музея… только ни одного экспоната, никаких фондов — ничего, что составляет музей, не было! Но нашёлся энтузиаст, влюблённый в Пушкина — ИФЛИец Александр Зиновьевич Крейн, можно сказать — созидатель этого музея…

Человек он был необыкновенного обаяния, и общаться с ним хотелось бесконечно… Москвичи, когда узнали об учреждении музея и о его трудностях в создании фондов, начали нести свои драгоценные реликвии — рассказы об этом могут составить десятки томов, и о каждом подарке, о каждой «мелочи» Александр Зиновьевич так рассказывал, что всякий, кому посчастливилось услышать, невольно задумывался: а что я могу подарить Музею Пушкина, как я могу помочь.

И в 1961 году, наконец, произошло долгожданное: сразу после Нового года открылись двери отреставрированного старинного московского особняка для посетителей!

В замечательной книге Александра Крейна «Рождение музея» написано об этом очень интересно, увлекательно. Казалось бы, такое название не предполагает, что будешь читать её, не отрываясь, и ещё, и ещё раз возвращаясь ко многим страницам… Совершенно очевидно, что без москвичей музей бы не состоялся! Здесь многие экспонаты — дары! Мебель, реликвии пушкинских времён, портрет Пушкина — мальчика! Чтобы понять и представить себе ценность — и не столько материальную — этих подарков, надо прийти и окунуться в атмосферу залов, погрузиться в экспозицию. И по многу раз!

Возможность познакомиться с Александром Зиновьевичем появилась, когда Григорий Левин привёл группу своих «магистральцев» для выступления на вечере поэзии. Это был счастливый день! Удивительная атмосфера в зале, замечательная публика и, конечно, знакомство с Крейном — элегантным, красивым, обаятельным, удивительным эрудитом и буквально пропитанным духом Пушкина!

Он так увлекал своими рассказами, что действительно думалось: а как помочь, что сделать? Александр Зиновьевич в разговоре совершенно однозначно отвечал на этот вопрос. Он был озабочен организацией, нет, вернее сказать, созданием экскурсий. Ему нужны были люди, которые могли бы вести экскурсии нетрадиционно, не формально, не ограничиваясь изложением общеизвестных фактов и пользуясь указкой. Музею нужны были энтузиасты, влюблённые в Пушкина, которые по-своему могли бы рассказать о том, кто такой для них, для всех нас Пушкин… Александр Зиновьевич всех приглашал послушать, как штатные экскурсоводы ведут посетителей по залам: взрослых и школьников, целыми классами, старых коренных москвичей и туристов-гостей…

Но что совершенно замечательно, он сам, Александр Зиновьевич, приглашал друзей индивидуально пройти с ним по залам своего любимого детища, не в группе, не днём, чтобы не мешать регулярным экскурсиям, а вечером, когда вход уже закрыт для посетителей. Кроме всего прочего, что побуждало его к этому — он верил, что увлечёт кого-то, и человек этот сам станет экскурсоводом!

Было совершенно тихо, еле слышно проезжали редкие машины по Пречистенке — тогда, в начале 60-х, в столице было ещё далеко до автомобильного сумасшествия. Александр Зиновьевич погасил люстры, остался только дежурный свет, фонари с улицы причудливо бликовали сквозь занавеси и шторы, стенды приобрели неожиданную глубину и контрасты, и голос дорогого гида, мягкий и ровный, доносился как бы оттуда, из этих оживших гравюр, портретов, из соседней с Онегинским залом комнаты, в которую приоткрыта дверь… Казалось шелестят страницы книги, оставленной хозяином на банкетке, слышен скрип его гусиного пера, которое выпорхнуло из витрины и побежало по листу бумаги, оставляя на века гениальные строки и рисунки…

Волшебное перенесение в Пушкинское время было так материально!

Редко когда в жизни ещё случалось подобное.

«Нам нужны поэты, писатели, которые, как никто, могут рассказать о Пушкине!» — это слова Александра Зиновьевича…

Время Крейна-директора было настолько уплотнено, что написать и издать книгу «Рождение музея» ему удалось только в 1969 году.

Вот, что написал мне Александр Зиновьевич на подаренном экземпляре:

«Михаилу Садовскому, молодому старому другу московского пушкинского музея с чувством симпатии и пожеланием успехов в его пушкинских начинаниях. 12.ХI.71» И очень интересная роспись…

Это потому «пожеланием успехов в его пушкинских начинаниях», что я никак не мог решиться на роль экскурсовода, а Крейн слышал и знал мои стихи, посвящённые Пушкину, и помогал мне преодолеть мою неуверенность, вдохновлял, убеждал, что «получится, получится»…

Трудно перечислить, сколько интересного происходило в этом замечательном культурном центре Москвы: знаменитые артисты, музыканты, художники, поэты — все получали здесь возможность общения с особо заинтересованной публикой. Лишний билетик спрашивали уже на выходе из метро! Какие уникальные Учёные советы, заседания пушкиноведов…

Лучше всего это прочесть во второй книге Александра Крейна «Жизнь музея». И от первой до выхода в свет второй книги прошло десять лет!..

Сделано было невероятно много! В эти годы я часто бывал в музее, и не только на вечерах и выступлениях, просто днём забегал повидаться с Александром Зиновьевичем. Он был из плеяды удивительных людей, которых каким-то непостижимым образом собрал ИФЛИ. Большинство из них ярко проявилось в искусстве страны, их след был бы ещё больше, если бы в сорок первом многие из них добровольцами не приняли удар фашистов на себя… Хорошо, что Крейн вернулся с фронта живым…

Ещё через десять лет я писал:

Я был знаком с ИФЛИйцами,

И жил в родстве с одним.

Ну, что сравнить с их лицами?

А нет сравненья им.

 

Как удалось им выжить?

Немногим, ну, а всё ж?!.

Ведь их читали вы же,

Прорвавшихся сквозь ложь,

ГУЛАГи, ополченья

И финскую войну,

ЦК «постановленья»,

Психушек тишину…

 

Как удалось сквозь годы

Им веру пронести

И запаха свободы

Не позабыть в пути.

 

Из декабристской дали

Шагнуть в наш чёрный дом

Под горький бряк медалей

И с пушкинским стихом.

 

О ком они звонили

В задушенной судьбе,

О тех, что схоронили?

А значит, о себе!

 

Красивая порода —

Былая благодать,

И нету генофонда

Такую воссоздать.

 

А что бы нам ИФЛИйцами

Облагородить дни,

Полюбоваться лицами,

Их знать среди родни!

Александр Зиновьевич уже не был директором музея, заведовал научным отделом… В России 70 лет — старик. Увы! Он не сдавался, был, как всегда, подтянут, оставался на передовой и писал третью книгу… Спешил… успел в 2000-м году и… вскоре ушёл из жизни…

Примечательно — к 90-летию Александра Зиновьевича Крейна музеем был подготовлен и выпущен альбом-каталог «Книги с автографами в библиотеке А. З. Крейна». Это очень интересно… К счастью, есть там и моя надпись…

В середине 90-х Александр Зиновьевич сильно болел, перенёс сложную операцию… ему нужна была помощь… всякая — и моральная, и материальная…

Я спросил его, почему он до сих пор не член Союза писателей, но его смущал даже сам вопрос, он не умел ходатайствовать за себя, беспокоить кого-то, тем более, просить о чём-то… На одном из заседаний Приёмной комиссии я рассказал о его положении и предложил ускоренным темпом исправить это недоразумение, тянущееся с советских времён, и все единодушно сказали «да!»… Только ничего, по-моему, не произошло… Но уже и поздно было…

Грустно заходить в мемориальный кабинет первого директора музея, замечательного учёного, собирателя, педагога Александра Зиновьевича Крейна. Хотя по-моему – это единственное место в Музее, где всё, как при жизни хозяина, — красиво, аккуратно, старинная мебель, какой-то пушкинский дух… Только очень пусто, сиротливо… Нет его самого, не услышать больше ни его шагов, ни голоса…

Музей, к сожалению, осиротел, потерял своё обаяние и притягательность, хотя новые руководители его сделали много хорошего: перекрыли стеклянным куполом дворик отвоевали помещения служб, прибавилось залов, можно выставить больше экспонатов… только дух пушкинской эпохи ушёл… Дежурные стандартные стеклянные вертикальные витрины, в которые заключены дорогие реликвии, выглядят казённо, нет того Онегинского зала и спаленки, и локон Сашеньки Пушкина не центр притяжения, а один из малозаметных экспонатов – без любви и проникновения всё это собрано и размещено, а обаянию не учат, и купить его нельзя ни за какие деньги… Только любовь новых будущих руководителей и сотрудников может возродить исчезнувшую атмосферу Музея времени Александра Зиновьевича Крейна, когда все его сотрудники-сподвижники шли в этот Особняк бояр Хрущёвых не на работу, не за зарплатой, а на свидание с любимым поэтом.

Михаил Садовский