Из цикла «Маяковского можно любить или не любить, но знать – надо»

«Жираф-длинношейка — ему никак для шеи не выбрать воротника. Жирафке лучше: жирафу-мать есть жирафёнку за что обнимать… (Владимир Маяковский) Начало работы над стихотворением относится к августу — октябрю 1925 года. С 30 июля по 28 октября Маяковский находился в Америке. Побывав в нью-йоркском зоопарке, он сделал первые наброски к этому стихотворению на обложке путеводителя по зоопарку: о жирафе, кенгуру и крокодиле, а также записал финальную строчку стихотворения: «до свиданья зверики». И к «жирафьей» его серии — это стихотворение никакого отношения не имеет.

Дочь известного архитектора, сестра художника Льва Шехтеля (Жегина) и приятельница гениального юноши живописца Василия Чекрыгина, Вера Шехтель увлекалась новым искусством, живописью и поэзией.

Жираф — образ и самого Маяковского, так его называли друзья. Он был двухметрового роста и частенько появлялся на публике в жёлтой кофте с чёрными манжетами и воротником.

Первое знакомство Веры Шехтель и Владимира Маяковского

Рисунок. В.Ф. Шехтель. Маяковский. Вид со спины.

Лев Шехтель – брат Веры учился в Училище ваяния и зодчества и взахлёб рассказывал о новом знакомом – Владимире Маяковском: «Он начинающий поэт, невероятно талантливый!». 5 марта 1913 года. Эта дата отмечена ярко красной гуашью в дневнике Веры Шехтель. Именно в этот день младшая дочь известного архитектора Фёдора Шехтеля Вера познакомилась с Владимиром Маяковским. Ей было 16 лет, ему — 20. Вера в то время была ещё гимназисткой VI класса частной женской гимназии Л. Е. Ржевской на Садово-Самотечной и посещала художественную студию Юона. Она очень дружна была со своим братом Львом Жегиным (Шехтелем), который в это время учился в Училище живописи, ваяния и зодчества. И вот гимназистка Верочка солнечным мартовским днем 1913 года, попрощавшись с подругами, вприпрыжку неслась домой на Большую Садовую 4 с занятий. У трамвайной остановки стоял высоченный молодой человек в тёмно-серой шляпе с широкими полями и тальме. Вера скользнула по нему глазами и подумала: «Какой странный тип!» с такими длинными волосами. И этот тип произвёл на неё впечатление. При бледном его лице она приметила замечательные тёмные глаза, потом она назовёт их лиловыми. Машинально поправив шапочку и убрав непослушный локон, она опустила глаза и степенной походкой прошла мимо. Незнакомец проводил её внимательным взглядом. Вера пробыла в гимназии до трёх часов, а, придя домой, в передней увидела эту необычную шляпу. Шляпа принадлежала Владимиру Маяковскому. Выяснилось, что он учится вместе с Вериным братом Львом в училище. Войдя в комнату брата, Вера увидела там Маяковского. Полулежа на качалке он ей сказал, как старой знакомой: «Девонька, а сегодня мы вместе ехали в трамвае». Маяковский просидел у Шехтелей весь вечер. Спорили о живописи и тут же записывали свои мысли. Поздно вечером Вера сделала запись в своем дневнике:

«5 марта 1913 года. Он футурист, светский человек, одним словом, моего лагеря. Люблю интересных людей!»

Футуристов отец Веры Шехтель, известный архитектор Фёдор Осипович, не выносил, но принимал в своем доме, так как это были друзья его сына — Лёвы. Тогда семья Шехтелей уже жила на Садовой улице, 4, в третьем по счёту доме, который Фёдор Осипович построил для себя. Сохранилась история, как однажды за столом у Шехтелей собрались молодые художники. Футурист Давид Бурлюк с некоторым вызовом навёл монокль на хозяев. Тогда Наталья Тимофеевна, мать Веры Шехтель, взяла щипцы от сахара с двумя дужками и тоже уставилась на Бурлюка.

Портрет Владимира Маяковского «à la Ван Гог»

19 мая 1913 года влюблённая Вера решила написать портрет Маяковского «à la Ван Гог». Маяковский согласился позировать. Однако он так дурачился, что первый сеанс оказался и последним. Правда, юная художница с увлечением нарисовала ряд шуточных портретов Маяковского. Кроме серии шуточных изображений Маяковского Верой был сделан весьма остроумный фотомонтаж, где снимок силуэта фигуры Маяковского вклеен в московский пейзаж с колокольней «Иван Великий» — словно масштабное состязание Маяковского с колокольней. Разумеется, фигура Владимира гораздо выше колокольни. В основу шаржированного силуэта Маяковского была положена небольшая акварель Веры: фигура поэта, изображённого со спины.

Слева: Вера Шехтель. Маяковский и Иван Великий. Фотомонтаж. 1913. РГАЛИ, ф. 3145 (архив Николая Харджиева).
Справа: Вера Шехтель. Маяковский. Бумага, цветной карандаш, акварель. 1913. Государственный музей В.В. Маяковского, Москва

«Жирафья серия» в воспоминаниях В.Ф.Шехтель. 1913 год

Вера Шехтель. Портрет В.В. Маяковского. 1913.

В течение 1913 года у Веры Шехтель с Владимиром Маяковским вовремя букетно-конфетного периода была идиллия — она рисовала его, он рисовал жирафов и нарисовал так называемую графическую «Жирафью серию». Целый альбом его рисунков посвящен жирафу. Рисовал он забавных жирафиков для Вериного альбома, и она шутливо окрестила самого Маяковского «жирафом». Он был очень увлечён своей фразой «И в небе жирафий рисунок готов…». Целый альбом его рисунков посвящен жирафу.

В своих воспоминаниях она писала:

«Из этого периода времени у меня сохранился ряд очень ценных рисунков Маяковского. Рисовались эти рисунки, балагуря по вечерам у нас на Садовой. Большая часть из них почему-то посвящена жирафам («И в небе жирафий рисунок готов…») деланы эти рисунки в моем альбоме цветной пастелью».

«Впрочем, дарование Маяковского как карикатуриста стало проявляться ещё в Школе живописи, в период первых стихов, собранных в его книжке «Я!». В связи со стихом: «В небе жирафий рисунок готов выпестрить ржавые чубы (7), — я вспоминаю, что Маяковский испещрял в ту пору изображениями жирафов любой кусок бумаги, случайно попадавший ему под руку, или даже целые альбомы для рисования», — вспоминал Лев Жегин. В 1913 году в ранний период своего творчества Владимира Маяковского связан с таким литературным направлением, как кубофутуризм он писал в стихотворении «Из улицы в улицу»:

Вера Шехтель. Портрет В.В. Маяковского.

«У-
лица.
Лица
у
догов
годов
рез-
че.
Че-
рез
железных коней
с окон бегущих домов
прыгнули первые кубы.
Лебеди шей колокольных,
гнитесь в силках проводов!
В небе жирафий рисунок готов
выпестрить ржавые чубы…».

В нём поэт сравнивает трамвай с фокусником, который «тянет из пасти рельсы», а дымоходы, создающие в небе «жирафий рисунок», ассоциируются у автора с ржавыми чубами.

Рисунки В.В. Маяковского

Рисунок Маяковского можно подписать словами из его из поэмы «Пятый интернационал» (1922):

«Шея растягивается —
пожарная лестница —
голова уже
разве что одному Ивану Великому
ровесница».

В десяти из двенадцати его рисунков фигурируют жирафы, что позволило назвать эту серию графических работ «Жирафьей». У многих возникает вопрос о странном выборе сюжета для рисунка, предметом в котором стал не русский медведь, что в принципе было бы логично, а стало экзотическое животное – жираф. И видел ли он его, когда в живую. С чего рисовал? Ответ надо искать в его интересе к Африке и африканскому искусству, которого он не знал. Все «жирафьи» рисунки Маяковского можно условно разделить на три группы. Первая иллюстрирует тот интерес к Африке, о котором говорилось выше. Ко второй группе можно отнести рисунки, так или иначе отражающие реалии жизни поэта: «Жираф на приёме у зубного врача», «Жираф в парикмахерской». О первом из этих рисунков так вспоминала В.Ф. Шехтель: «У Маяковского болели зубы – рисовался «рвач» (так он сам звал зубных врачей), дергающий жирафу зуб». Что же касается второго рисунка, то его иллюстрацией может служить стихотворение «Ничего не понимают» (1913 г.):

Рисунки В.В. Маяковского

Вошёл к парикмахеру, сказал – спокойный:
«Будьте добры, причешите мне уши».
Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,
Лицо вытянулось, как у груши. <…>

К третьей группе можно отнести рисунки, включающие изображение, хотя и карикатурное, их автора. Это «Маяковский в погоне за жирафами» и «Маяковский верхом на жирафе». Всё вышесказанное позволяет нам с уверенностью считать «Жирафью серию» Маяковского не только интересным памятником русского авангарда. Это и ранняя любовно — биографическая веха в жизни Маяковского, в которой присутствовала Вера Шехтель, а она могла изменить многое в его жизни, даже сохранив ему саму-жизнь, но «звёзды на Небе легли не так»… Это был переход Маяковского от образа «байроновского поэта-корсара» к образу «крикогубого Заратустры» в жёлтой кофте.

«Плыли по небу тучки.
Тучек — четыре штучки:

от первой до третьей — люди;
четвертая была верблюдик.

…И следом за ними, гонясь и сжирав,
солнце погналось — желтый жираф».

(из стихотворения В.Маяковского «Тучкины штучки» 1917г.)

Маяковский пишет о том, что по небу плывут четыре тучки, три из которых своими очертаниями напоминают людей, а третья похожа на верблюда. «К ним, любопытством объятая, по дороге пристала пятая», — отмечает поэт. Очертания очередной небесной гостьи напоминают ему слонёнка, который вдруг начинает рассыпаться на множество маленьких слонят. И это пугает легкие тучки, которые тут же тают в небе, превращаясь в нечто бесформенное и бессмысленное. «И следом за ними, гонясь и сжирав, солнце погналось — жёлтый жираф», — резюмирует Маяковский, показывая, что за несколько минут всё изменилось до неузнаваемости… Так и его жизнь.

Евгений Татарников

На фото к статье: Вера Федоровна Шехтель