Люди смотрят друг на друга и думают, что видят то, что есть в другом, а не то, что они могут и хотят увидеть.

Меж тем человек невероятно сложен и разнообразен. Человек неуловим для взгляда. И только его личины мелькают перед глазами, его роли, его маскарадные костюмы. Даже его сказки и мифы вполне улавливаются с трудом и очень немногими, что уж говорить о лице, о сущности человека или о его лике, о его свете (свет видят светом).

А тьма человеческая — бесчеловечна, она — отсутствие человека, а не присутствие, особенно когда она — в человеке. Я не верю в тьму человека, хотя знаю как она выглядит и что она делает с человеком — я знаю как выглядит бесчеловечность. Фокус моего внимания на свете, именно поэтому я замечаю и его отсутствие.

Что мы видим в другом? Себя? Нет, даже не себя или своё отражение. Мы видим блики себя и других: рябь в глазах, мелькание обрывков и осколков, которые мы как-то толкуем — словно рассматриваем образы в чернильных пятнах или в облаках. Только в таком смысле можно говорить об отражении себя в акте трактовки другого.

Причём это косвенное (а вовсе не прямое) саморазоблачение тоже не обязательно достоверно, ибо люди в этом мире — не актёры, а театры. Каждый из нас сам себе целый театр, тем более театр, когда речь заходит о представлении перед другими.

Человек — это сразу много разных персонажей (одновременно), это актёры и режиссёры, сочинители и зрители. Он сам в себе заключает миры, которые выпускает на волю погулять тем или иным образом — во время разыгрываемых одновременно многими спектаклей. Каждый играет — свой (и чужие как свой), т.е. в единую пьесу собираются разные другие…

Как собираются? Кем?
Выбираю ли я свой  спектакль? И да, и нет.
Вот со всем так, если не врать и не заблуждаться, всегда «да» и «нет» одновременно и, как минимум, ибо вариантов, как правило, намного больше.

В этой же сумятице — отношения полов: когда мужчина влюблён, он видит женщину или человека? (вот откуда вопрос «Человек ли женщина?», а ответ — смотря кто, как и зачем смотрит). Да, и то, и это! И всё же, зачастую, флёр той или иной маски, масок, оказывается более значимым, чем главное — душа. Женщина становится тем, что изо дня в день создаёт в ней её мужчина — своим запросом, своей любовью и нелюбовью, своим вниманием и его отсутствием. Это верно и при взгляде на мужчину.

Маскарад театра завораживет, но для любви этого мало, любовь должна творить человека в любящих. И если не творит, то любовь (которая так и не случилась, не воплотилась в отношениях) уходит бродяжничать.

Помните тютчевское «О, как убийственно мы любим!..»*? По сути он говорит о неумении смотреть созидательно,  ведь мы живём так, как видим, как понимаем себя, другого, мир, как понимаем  смысл и счастье, при этом не обязательно осознаём это, т.е. речь не столько про интеллектуальные установки, сколько о привычке жить определённым образом. Можно было бы сказать: О как убийственно мы смотрим! — почти как Медуза Горгона. Мы защищаемся, превращая всё живое в камень.

Благо, на нас смотрит ещё и вся флора и фауна планеты, «люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя … видеть глазом»**, небо и земля, на нас смотрят коты, собаки, птицы и звёзды. И, главное, на нас смотрит Бог, Творец и Промыслитель —  Его взгляд творит нас теми нами, кем мы намереваемся стать, когда стремимся быть человеком. Бог Своим любящим и не перевирающим взглядом созидает в нас любящую (живую) личность.

Может быть поэтому мы только и спасаемся от мертвящих взглядов друг друга, что есть другой Взгляд, другие глаза. Уподобиться Богу — это перестать умертвлять себя и других. Возможно, мы и живём так, мигая своими светами, мерцательно, чтобы ускользать от чьих-то недобрых глаз, чтобы если и каменеть, то небольшими фрагментами, а не целиком?

Человек человеку — театр, человек сам себе — театр. Театр гримас и ролей, театр стихий и, нередко, театр теней, иначе бы чёрта за ангела или, наоборот, ангела за чёрта не принимали, а это часто случается в мире людей. И каким же надо быть человеком, чтобы не различать белое и чёрное? Обыкновенным — в том и сложность.

Занавес поднимается и опускается в зависимости от капризов судьбы и незначительных, почти всегда незаметных малых выборов, настроек, ракурсов, подтекстов и контекстов.

За что я в таком случае могу отвечать, если ничего внятно нельзя разобрать — всё слишком приблизительно и отчасти, слишком неточно и наугад?

Возможно, только за трактовку другого, которая выказывает меня и как актёра, и как режиссёра, и как автора, и как зрителя. Я в ответе за этот свой взгляд, задающий конфигурацию миру, другому и мне.

Светлана Коппел-Ковтун

22 августа 2023

________

*О, как убийственно мы любим!
Как в буйной слепости страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
(Тютчев)

** Чехов. «Чайка»