Вышел вечером прогуляться после послания президента, война, гибнут ребята, мужики наши, а я почти слепой не могу быть рядом с ними, горько. Иду на хоккейную площадку, там когда-то тренировал ребятишек Костя Шадрин, мы с ним работали в радиаторном цехе. Подхожу, катаются дети, все в форме, рядом мужик на коньках, а имя и фамилия вылетели из башки, говорю:

– Тут когда-то мужик тренировал детей с радиаторного цеха, жив ли, не знаете?

Лицо человека было серьёзным, он ответил:

– Я с радиаторного.

Я узнал Константина – конечно, постарел, но такой же сосредоточенный взгляд, словно боевой командир, говорю:

– Я Толя Казаков, узнал ли? На пиле Геллера, сварщиком работал.

Костя стоя на льду с клюшкой в форме ответил спокойным голосом:

– Узнал, изменился ты.

Показал рукою, что лицо у меня, мягко говоря, поправилось.

– Костя! Ты ведь давно мальчишек тренируешь?

– Давно, как завод развалился. Сдох бы без ребятишек, они силы дают, а чё говорить, Толик, сам всё знаешь какая жизнь была. Самый красивый во всех смыслах завод уничтожили, эх…

Вспомнилось в это короткое мгновение, когда наш огромный завод перестал получать вовремя зарплату, всё рушилось на глазах так катастрофически стремительно, распадались семьи, массовая гибель мужиков от отравленного спирта. А тут гляжу возле ворот цеха парни стоят, борзо разговаривают, один ко мне обращается:

– Ты Шадрина знаешь?

Мне помню не понравилось такое обращение на ты, но ладно, в холодных бараках рождён, и отсидевших сроки вокруг было не мало, но это были ещё совсем мальчишки, отвечаю:

– Да, пойдёмте со мною я провожу.

Другой подросток что-то неприятное, помню, сказал в мой адрес, но другой его прервал. Разваливалось Великое государство семимильными шагами, да не семимильными, а гораздо быстрее, люди никому стали вмиг не нужны. И на полотне земли, огромной нашей Сибири, в нашем Братске. Трудные подростки искали Костю Шадрина, да такое не забудешь. Говорю Константину:

– Я принесу тебе свои книги для детей, может, кто почитает?

Он с улыбкой отвечает:

– Из тех, кто сейчас на льду, только один читает, неси, у нас библиотека своя есть.

Вижу Константину неудобно разговаривать, занят тренировкой ребят, говорю:

– Ладно я пошёл, сколько уж наших с радиаторного нет в живых, наверное, половина.

Спокойным голосом Шадрин отвечал:

– Нет, Толик, больше, намного больше.

– Костя! Помнишь Витю Базанова, умер. Иван Филипов.

Каждый человек из радиаторного цеха с годами всё дороже и дороже сердцу, эти люди – наша история, действительно душа нашей многострадальной России, и этот дорогой с напрочь седой головой человек в хоккейной форме отвечает:

– Ваня Филипов уже давно умер. Дегтярёв тоже по осени ушёл.

Прошло не сколько дней, взял две книги, несу к хоккейной площадке. Спрашиваю про Костю, отвечает молодая девушка:

– Да вот здесь, и показывает на здание бывшего заводского общежития.

В специально отведённом уже много лет назад месте, есть помещение из нескольких комнат, раздевалка для хоккеистов, комната для тренеров, прокат коньков, памятки, плакаты – как в Советское время попал. Спрашиваю, где найти Константина Шадрина, пожилая женщина указала на дверь, захожу, поздоровались. Костя переодевался, готовился выйти на площадку, увидев меня сказал:

– Пришёл.

– Да, Костя, вот возьми книги.

Тренер взял книги.

– Костя! Тут я о нашей Осиновской сопке пишу, край родной раньше учили воспевать. Со скольки ж ты лет хоккеем занимаешься?

– А чего тут думать – с четырёх лет на коньках. В девяностые, когда вовсю торговали наркотиками, спасали мальчишек. Сначала нашу хоккейную площадку пытались закрыть, денег нет, говорили, отстояли. Потом цыгане появились с наркотиками, наша милиция не могла справиться, сверху пришли на помощь. Сколько тогда мальчишек погибло от отравы этой, очень много, а они все у меня перед глазами, сколько добра могли бы сделать на земле. Да в конце концов девушек бы любили, Россию продолжать надо. Всяко было, даже голодные на тренировку приходили, вижу же. Жена пирожков нажарит гору, картошки много всегда садил, есть с чего пирожки печь. Так веришь, Толик, принесу штук пятьдесят, враз нет, как будто и не было вовсе. Жена сто печёт, и их нет враз, только вижу, посытнее всё же моим охломонам. Говорю жене: всё, больше ста не делай, жалко её, а она, ну чё говорить, жена. Те, кто занимался хоккеем, не так поддавались наркоте. В спорте характер вырабатывается, сами снег чистили, учил как коньки точить. С завода принёс станочек. Потом вырастают мальчишки, семьи, работают, а победы свои на льду помнят, это главное, и не только это, смотришь, своих детей ведут заниматься.

Константин, надев коньки и форму, засобирался выходить, стал закапывать нос.

– Ты чего, заболел?

– Бывает, шестьдесят восемь мне. Чувствуется уже.

Выходим на крыльцо, спускаемся, смотрим на молодого хоккеиста, говорю ему:

– Постарели мы, Константин.

Шадрин на коньках, довольно ловко для своих лет спускается по ступенькам, улыбается, говорит:

– Гляди! Гляди! Такими уж никогда не станем. Жизнь!

Подошли к площадке, гляжу, на льду больше половины девушки в хоккейной форме тренируются.

Шадрин объясняет:

– У них команда девичья. Много, где уже побывали, немало побед. С города их сюда возят, у нас видишь площадка какая хорошая, отремонтировали. Мальчишкам нос девчата утёрли. В Китае, чтобы отвлечь детей от компьютера, специальную программу подготовили. Дети там массово занимаются, вот бы у нас такую разработали. На одном энтузиазме уже давно нельзя. Крайне нужны современные программы о вовлечении детей в спорт.

– Ну ты же, Костя, на энтузиазме.

– Чё ты меня в пример берёшь, я с Советского Союза. Военная операция на Украине многое изменила в головах людей. Сидело понимание Родины во всех нас, а телевидение долгие годы растлевало людей. Теперь видишь, как сплотились, сети, носки, трусы, всё что могут, всё для Победы. Эта военная операция меняет страну, и, думаю, к лучшему. Наконец-то заработала наша экономика, а значит дело будет.

Иллюстрации к рассказу изготовлены с использованием ИИ

Я посмотрел, как Костя начал тренировать ребят, до боли приятно глядеть на таковое. Шёл домой, а в голове звучали щелчки, удары клюшкой о шайбу. Город у нас невероятно раскидан, и каждый день едут сюда из центрального Братска к нам в посёлок Гидростроитель девчонки-хоккеистки, а меж тем это не мало километров, по старой дороге пятьдесят, сейчас новая дорога, поближе стало. У меня, пятидесяти восьмилетнего сибирского пенсионера, родившегося в холодном бараке, возникало чувство гордости за нашу Родину при взгляде на наших смелых и по-настоящему отважных хоккеисток, именно так и надо жить, давайте дорогие наши девчонки, играйте и побеждайте. Потом у вас будут семьи, дети, и вы своим примером покажете своим детям путь к хоккейной площадке. Хоккейная площадка работает у нас каждый день, среди недели идёт тренировка хоккеистов, в выходные два дня, люди просто катаются на коньках, интересно за этим наблюдать. Молодые муж с женою катятся на коньках, а между ними их ребёнок, он тоже на коньках, не Шадрина ли воспитанники. Упадёт малец, родители с заботой поднимают, ух Россия-Мать. Вот катаются три девчушки-подружки, устали, уселись прямо на лёд в углу площадки, отдыхают. Говорю им, чтобы долго не сидели, простудитесь. Вечернее, прекрасное освещение хоккейной площадки не может не радовать. Помню возле большой трансформаторной будки, которая совсем близко с площадкой, курили Беломорканал с Андрюхой Орловым, геройски погибшем в Афганистане. Теперь его именем назван у нас бульвар, и воспитанники Шадрина тут гуляют с девушками. Выходные проходят, и снова наступает понедельник, шесть вечера. Константин Шадрин идёт на родную до боли хоккейную площадку, его встречают мальчишки, он очень строг с ними, а они его до смерти любят…

Анатолий Казаков

— Братск