Первый вопрос, который возникает при чтении повести Михаила Гундарина – «Почему название на немецком языке»? Понимаю, что это отголосок пандемии, ставшей своеобразным триггером для написания повести (хотя, в Германии в то время было более привычным словосочетание «Halt Abstand», или «Держи дистанцию»). Речь в повести не о Германии, и хоть действие каждой главы развивается в России, она и не о России, а о странности бытия (и быта, конечно), порушенного запретами и ограничениями, страхами реальными и мнимыми, разочарованиями и надеждами, которые поддерживали большинство населения Земли в период вынужденного одиночества посреди притихшего многолюдья. Ну, а почему немецкий призыв использован в названии – наверное, для того, чтобы подчеркнуть общность ситуации, эмоций, страхов и ожиданий, независимо от места проживания и языка общения. Одинаково плохо было всем, а всеобщее непонимание происходящего, внезапность выбора, стоявшего перед каждым – быть или не быть прививкам, верить в них или нет, а, в конечном итоге – жить или умереть, довели абсурдность повседневности до грани существования в пространстве в стиле «фэнтези». И это не ирония, и не сарказм. Это реалии пандемии, которые представлены в повести в виде панорамы сюжетов, не связанных общими героями, но объединенных временем и пространством гнетущих ожиданий и опасений. Временем, когда бармен, смешивая коктейли, рассуждает не о модных трендах и сплетнях из мира богемы, а об особенностях заболевания, сути вакцинации и перспективах бытия и небытия. Рассуждает с видом знатока, ставя вопросы, на которые ответов нет и по сей день…

«Вас не удивляет, что в первый год вы не видели ни одного заключения о смерти от коронавируса? Потом да, стали писать. Вакцина — на респираторный вирус (как платформу) прицепили часть капсулы с кодом коронавируса, на который должен отреагировать ваш иммунитет. Тело после укола получает, как минимум, двух врагов: аденовирус и код коронавируса… Исследования реакций на этот код не проводилось. То, что внедренные два врага разбалансируют  тело, надеюсь, сомнений нет? Это побочка… В  «красных зонах» находились люди с поражением легких от аденовируса (платформы) или от  короны? Или те, у кого нет иммунной системы? И почему у них вдруг ее не стало? От разбомбленных врагом хромосом? Или от расстрелянных аппаратом ИВЛ легких? А не умерли ли люди от вторичной инфекции (то есть от пневмонии), а совсем не от коронавируса? А почему заключения патологоанатомов держат за семью печатями? А не является ли эмоция страха, нагнетаемая органами власти, триггером для реакции тела на решение заболеть»?

Время верное и неверное,  вневременное, полубольное… Было радио сарафанное, стало – карманное, вышивное. Время длинное и короткое, волны-вирусы, тэги-микробы… Бьют минуты прямой наводкою. Мир не болен. Но боли подобен…

Боль проступает сквозь строки всех глав-рассказов, и это естественно, ведь болезнь без боли не бывает, а пандемия – это о болезни. Трогательный разговор бывших супругов в кофейне сначала кажется легким, поверхностным, ироничным, и только в самом конце вдруг понимаешь, что это лишь тени ушедших в небытие всё еще любящих друг друга людей. Понимаешь, когда разговор обрывается на полуслове, и они исчезают…

Представители сексуальных меньшинств исчезают в другой главе тоже. Но лишь частично, ибо порок, судя по всему, бессмертен, как род людской. Появляются эти неординарные персонажи в некой книге вымышленного канадского автора, живущего в Таиланде (обитель пороков оказалась комфортным прибежищем даже в пору разгара пандемии). Вся глава под названием «Сайрус Смит-Нафания Твелв, писатель» при всем трагизме ситуации забавна и иронична, что немудрено для мистификации и литературного розыгрыша. Мифический писатель, или писательница со знанием дела описывает эротические фантазии юных искателей приключений на причинное место обоих полов, среди которых наиболее иронично изображен некий Иван, который «пьет много водки, курит, вступает в половые отношение абсолютно со всеми вокруг, включая… летучих мышей».

При этом он мудрствует лукаво, произносит монологи о ковиде и отечестве, а также об истории человечества, регулярно переживавшем в разные века всевозможные пандемии в ожидании неизбежного конца света. Естественно, монолог «Russian Ivan есть не что иное, как монолог господина Лебедева из «Идиота» Ф. М. Достоевского (часть третья, глава четвертая)! Речь там, правда, не о ковиде, но о голоде». Но какая разница.

Ведь без Достоевского упоминание о русском Иване, видимо, было бы незачётным. Кстати, в конце среди немногих выживших (в процессе оргий заразились все) оказывается и Иван. Он, как образ, тоже бессмертен. Самолет уносит юных безобразниц, а вместе с ними и Ивана в прекрасное далеко, к новым открытиям чудным (то ли выше, то ли ниже пояса). И всё это  грустно и смешно. Но, как пародия, уместно и познавательно.

«Они смотрели на зеленое мясо континента, приправленное зеленовато-голубым карри океана. Каждая думала о своем. О перенесенном испытании не думал никто. Но все знали: оно дано человечеству не зря. Мы заслужили его. Неизвестно чем, но заслужили. Надо терпеть и верить, как узник смотрит в зарешеченное окошко, смотрит неделями, а потом вдруг запоет во весь голос: „Let‘s my people go“»

Музыки нет. А играла так весело. Что-то сломалось. И эхо молчит. Что ж ты, кудрявая, нос свой повесила? Как заразителен «вид на Мадрид»… Как заразительны и обеззвучены маски на лицах и боль под рукой. Новости жалят, как гады гремучие, музыку глушит ползучий покой…

Естественно, покой им всем (персонажам повести) только снится, хотя, о вечном покое шанс задуматься имеют все, ибо он во время пандемии реален и по-соседски близок.  Впрочем, соседями, по большому счету, в этом мире являются все обитатели пространства книги, а оно вместило в себя и элитную руководящую семью из дачного посёлка для избранных, и фрилансера, чьё обоняние сравнимо по параметрам с талантом парфюмера, придуманного Зюскиндом (и даже флюиды ковида он различает, опасаясь и надеясь одновременно). А рядом современный Герасим, готовый добровольно утопить домашнего кота, исключительно из человеколюбия и дабы не подвергать семью (и себя!!!) опасности заразиться бациллами ковида (а их-то, оказывается, коты и переносят).  Проблемы у всех разные, от супружеских измен, чреватых лютой местью, невзирая на режим изоляции и необходимость держать дистанцию, до навязчивых идей и состояний, возможно, простительных в атмосфере всеобщего страха и коронавирусных ожиданий.  В целом, панорама пандемийной действительности оптимизма не вызывает, хотя, если перефразировать классика: «Люди, как люди. Любят деньги. Вот только ковид их слегка испортил». И необходимость держать дистанцию, что нелегко везде, особенно в городе детства, куда приезжает один из персонажей. И, хоть вирус перемещается в пространстве, не теряя своих заразительных качеств, всё же, в провинции всё воспринимается иначе, чем в столице. Особенно в разговоре с ученым другом, бывшим соседом, который, глядя со стороны, видит всё, даже то, чего нет.

«…Город кажется низким, тусклым, как будто обсыпанным серым вулканическим пеплом. Зелени мало, зато неба много — здания не заслоняют. Но и небо какое-то невысокое, с редкими сероватыми облачками. В Москве небо другое. И облака другие. Многофигурные, затейливые. Здесь же степь рядом с одной стороны, с другой — горы, сухо, что облачному строительству вредит…  

— Нам нужна была эта пандемия, чтобы хоть как-то уравнять всех. Революция своего рода. В Москве-то уровень смертности тоже о-го-го. Думаешь, случайно? Нет, случайно ничего не бывает. Там собралась верхушка, хоть проредить ее. И новая пандемия для того же нужна…»

Оставим за скобками яркие краски, добавим дожди, вычтем зимнее время. И что в результате? Опасно без маски. Опасно быть с теми, и страшно – не с теми. Зима на пороге. И в ритме Вивальди уходят одни, а другие смеются. И время вмерзает под лед на асфальте, как вечная тень мировых революций…

Будет ли новая пандемия, станет ли ее характер революционным? Или уже хватит нам одной. Бог весть. Книга не дает ответов, Вместо них – многоточие. «Собственно, очередная волна паники пошла на спад, все вдруг выздоровели, кто еще смог это сделать». Ключевое слово – «выздоровели». Сможет ли выздороветь общество, когда кроме ковида так много других, не менее смертельно опасных проблем?

Читателю остается вспоминать прошлое, верить в будущее и анализировать настоящее. И хорошо, что повесть М.Гундарина помогает в этом. Несмотря на вынесенное в заголовок предупреждение о необходимости минимизировать общение. Но с книгами общаться не запрещено. Хотя, дистанцию нужно держать и во время чтения.

Владимир Спектор

Михаил ГУНДАРИН

«MINDEST  KONTAKT  ERFORDERLICH»  

Повесть,

журнал НЕВА, № 5-2024 г.

На фото к статье:

 (скрин страницы сайта «Весь Алтай»)