Четверг, 19.09.2024
Журнал Клаузура

Лариса Есина. «Интриги N*ского двора». Непридуманные истории

Трудности современного образования

Первое, что сделал Дворжевич на посту мэра города — вдвое увеличил часы приёма граждан. Не один раз в две недели, как было раньше, а каждый вторник с девяти до двенадцати часов дня. И не по записи, а в порядке живой очереди! Чтобы проблемы решались оперативно, а не когда своей очереди дождёшься.

Ведь проблем, судя по наказу избирателей, было — ложкой не расхлебать. Как будто кашу готовил, не останавливаясь, заколдованный котелок из сказки.

В светло-сером костюме с иголочки, с отрепетированной накануне радушной улыбкой на устах Дворжевич приготовился встречать первых посетителей. В приёмной их толпилось человек пять, но было понятно, что цифра эта не окончательная, и народ ещё подтянется.

Приглушённая трель телефона отвлекла секретаршу, дородную блондинку бальзаковского возраста Леночку, от заполнения граф в одном из многочисленных журналов учёта.

— Да, конечно, приглашу, — отчиталась она, будто примерная ученица перед директором школы и, повысив голос до металлических ноток маленького начальника, обратилась к высокому пожилому мужчине, — можете проходить. Вас ждут.

Тот шагнул в рамку дверного проёма, словно в портал в другой мир, и оказался там, где ему на самом деле готовы были помочь. Утопая в высоком мягком кожаном кресле, возвышаясь над стоящими буквой Т дубовыми столами, ему всеми тридцатью шестью белоснежными зубами улыбался сам мэр города.

— Присаживайтесь, — гостеприимно предложил он.

Слева от входа, за длинным столом, торцом упирающимся в стол мэра, сидела миниатюрная брюнетка Нонна Павловна, помощница мэра, и тоже широко улыбалась первому посетителю. Гость воспользовался приглашением и сел напротив.

— Как вас зовут? С какой проблемой вы к нам пришли? — спросил мэр, стерев улыбку с лица и приготовившись выслушать длинный список недоработок в сфере ЖКХ, медицины, социального обслуживания, а то и всего сразу.

— Иван Семёныч я. Капустин. Дайте мне дом. Недавно овдовел, дети жены меня из дому теперича гонют…

— Хм… Вы где раньше-то жили?

— У жены и жил. Померла она недавно, говорю ж.

— Значит, по закону, половина дома ваша. Оформляйте наследство.

— Так мы ж не расписаны были.

— А дети у вас совместные?

— Та неее! Когда мы сошлись, они уже взрослые были и жили ужо отдельно. Сразу меня невзлюбили, ироды.

— А у вас самого дети есть?

— Есть… Две дочки в Белоруссии и сын в Риге.

— Поезжайте к кому-нибудь из них. Забота о престарелых родителях — святая обязанность каждого!

— Да больно я им нужон! Ведь я и не видал их никогда.

— Как так? — мэр с Нонной Павловной обменялись удивлёнными взглядами.

— А вот так! Бросил я их мамок когда-то. Не нравились мне эти пищащие по ночам кульки. Алименты не платил. Чужой я им теперича чоловик.

— Хм… — Дворжевич, не совсем образцовый семьянин, но обожающий своих сыновей отец, не нашёлся, что на это ответить.

Он понял, что перед ним не обычный проситель, а престарелый ловелас-альфонс, уже не способный прельстить кого-либо и потому оказавшийся в трудной жизненной ситуации. Как такому помочь? Новую пассию подыскать что ли?

— А вы пробовали детям написать? Бывает, дети сами ищут своих отцов, которые их бросили, — на выручку мэру пришла его помощница.

— Не ответили, — смущаясь, признался беглый отец.

— Что ж, ваших детей можно понять, — развёл руками мэр, — А от нас что вы хотите?

— Как что? Жильё! Вы, как власть, не имеете права старого человека без крыши над головой оставить.

— Минуту, — мэр, как представитель исполнительной власти в их городке, знал, что ответить на столь нескромные притязания, — Скажите, вы молодой врач, или, может быть, учитель или агроном?

Посетитель удручённо мотнул головой в знак отрицания.

— Неееет? — резюмировал Дворжевич, — по какой же тогда программе я вам жильё предоставлю?

— Есть же у вас комнаты в домах ветеранов, — гость в разы умерил аппетиты, готовый согласиться даже на уютную комнатку в пансионате.

— А у вас есть удостоверение ветерана труда? Оно необходимо как основание для оформления в дом ветеранов.

— Какой там… Я всю жизнь в разъездах… Работал где придётся…

— В таком случае единственное, что я могу вам предложить — это койко-место в доме престарелых…

Посетитель гневно вскочил, не дав мэру договорить:

— Ну уж нет! Наслышаны мы об этих ваших домах престарелых, где стариков гробют…

— Ну, раз так, я вас больше не задерживаю. Если передумаете, приходите.

Они с помощницей снова обменялись многозначительным взглядом — к такой просьбе сотрудники городской администрации оказались не готовы. Требовалось перевести дух. Дворжевич набрал секретаршу:

— Минут через пять следующего приглашай. Не раньше. Ух, бывает же такое… Ведь ещё жалобы строчить начнёт — мол, пожилого человека незаслуженно обидели!

— Этот может, — кивнула помощница.

Второй, шурша длинными пышными юбками из тонкой натуральной кожи, позвякивая золотыми браслетами на запястьях, в кабинет мэра вплыла молодая цыганка. Одетая во всё чёрное, она всеми силами старалась придать своему нарядно-богатому облику скорбный вид.

— Вы Рада? Николаевы, верно? Это у вас неделю назад дом сгорел? — уточнил мэр, бывший на пепелище и узнавший в гостье дочку хозяина усадьбы.

— У нас, — всплакнула погорелица, промакивая мнимые слёзы белоснежным носовым платочком, на фоне которого выгодно выделялись её длинные смуглые пальцы в массивных кольцах, — вот пришла помощи просить.

— Поможем всем, чем можем, и даже больше, — заверил мэр фактурную гостью, хищно облизывая пересохшие губы.

— Ой, спасибо, мил человек! А сколько дашь? — обрадовалась цыганка.

— Прежде вам нужно написать заявление на оказание материальной помощи, отнести его в отделение соцзащиты…

Цыганка недовольно напряглась.

— Это просто формальности, которые необходимо соблюсти. Заверяю вас, вы обязательно получите материальную помощь в связи с утратой единственного жилья.

— А сколько дашь? — не отступала нарядная погорелица.

— Даю не я, а государство. Столько, сколько положено, — почему-то стал оправдываться Дворжевич.

— И? — цыганка пустила в ход всё своё обаяние, рассчитывая, что многообещающие взгляды увеличат сумму выплат.

— Точную сумму не назову. Порядка восьми тысяч.

— И всё? Это на каждого? — сумма цыганку заметно разочаровала, она явно рассчитывала на большее — во много-много раз.

— Всё, и на всех сразу. На какую же сумму вы рассчитывали?

— Миллион хотя бы. Всё-таки дом у нас сгорел.

— Но фундамент ведь уцелел, верно? Дом восстановить можно. Могу по-дружески попросить предпринимателей города и неравнодушных горожан помочь вашей семье стройматериалами, одеждой, едой… — заметив потухший взгляд посетительницы, Дворжевич лихорадочно соображал, как повысить уровень значимости в глазах цыганки, привыкшей к безбедной жизни.

— Обратитесь, пожалуйста, — гостья не отказывалась от любых выгод, плывущих ей в руки. В её холодном разочарованном взгляде читалось «с паршивой овцы хоть шерсти клок».

— Вам позвонят и скажут, когда привезут кирпич, цемент, потом — стеклопакеты. А вещи первой необходимости вам уже сегодня вечером привезут. Я распоряжусь.

— Спасибо, — без тени благодарности проронила цыганка и прошуршала к выходу.

— Аппетиты, однако, у наших граждан. Всем или дом, или миллион подавай. А что цыганка эта, что тот старик ни дня не работали, никакой пользы обществу не принесли. Зато требовать — и по максимуму требовать! — не стесняются, — Нонна Павловна не удержалась и выплеснула распиравшие её эмоции.

— Ты попробуй откажи таким в помощи. Неприятностей не оберёшься. Кто там следующий, Лена Сергевна?

В кабинет мэра, держась за руки, с трудом протиснувшись в дверной проём, вошли женщина в соломенной шляпке лет сорока пяти-пятидесяти и молодой человек лет тридцати, очень на неё похожий, наверняка сын.

— Присаживайтесь. Я вас внимательно слушаю.

Дама в шляпке стеснительно примостилась на стул у окна. Молодой человек встал рядом, так как второй стул там не догадались поставить.

— Спасибо. Мы лучше здесь. Здесь окно, свежий воздух, — дама категорически отказалась пересесть, брезгливо закрывая нос платочком.

Дворжевич обеспокоился: неужто он от волнения так вспотел в душном кабинете, в этом ужасно неудобном и жарком костюме, что от него потом за версту несёт. Вон, просители нос воротят.

— Я вас внимательно слушаю. Вы у нас кто?

— Колывановы мы. Я — Степанида Алексеевна. Это — мой сын Веня. А к вам мы с огромной просьбой! Только на вас одна надежда! Только вы можете нам помочь, — запричитала дама в шляпе.

— Чем же? — Дворжевичу льстил акцент на его значимость.

— Распорядитесь выдать нам с сыном противогазы! — затараторила Колыванова, — у вас же они точно есть в администрации. Я знаю.

Дворжевич опешил. Он ожидал чего угодно, только не срочной потребности в средствах гражданской обороны. Нонна Павловна закрыла лицо рукой.

— Зачем вам противогазы? — спросил мэр, когда к нему вернулся дар речи.

— Понимаете, нас соседи и сверху, и снизу газом травят, — заговорщически прошептала Колыванова и расплакалась, — пускают его по трубам в нашу квартиру. А у нас потом голова болит. Так-то…

— К участковому обращались?

— Да, — отмахнулась жертва соседского произвола, — он с ними заодно. Говорит, ничего не обнаружил и запаха газа не чувствует. А он-то есть!

— Газовую службу вызывали? Газ — это очень серьёзно и очень опасно. Рвануть может.

— Вызывали. Тоже якобы ничего не нашли. Тоже с ними заодно. Всех купили, ироды…

— Так вам противогаз нужен, чтобы газом не дышать? — догадался мэр.

— Разумеется! Что нам остаётся?

— А если рванёт? Не учуете сильный запах и подорвётесь?

— Не рванёт, — уверенно заверила его Колыванова, — эти нехристи специальный газ пускают, который не горит. Только воняет, и голова от него прям разрывается вся.

Дворжевич понимающе кивнул и набрал секретаршу:

— Лена Сергевна, попроси Петровича спуститься в подвал и принести два противогаза. Они там в коробке у входа лежат. Нет, нет, те. Что в шкафу, трогать не нужно.

— Мы же их на списание приготовили, они ж уже негодные, — удивился голос секретарши на том конце провода.

Мэр прикрыл трубку рукой:

— Зачем же нам негодные? Пусть Петрович мне годные в этой коробке найдёт. И быстрее, пожалуйста. Ну что? Через пару минут принесут вам ваши противогазы, и не болейте больше!

— Спаситель вы наш! Нигде ведь не давали — ни в школах, ни в соцслужбе…

Дворжевич подавил улыбку: представив реакцию на просьбу выдать или продать противогазы. Экран айфона засветился, сообщая хозяину о новом сообщении. Писала обескураженная секретарша: «В этой коробке нет исправных противогазов. Я сама туда только неисправные складывала».

«Тащи любые два. И отдай их этим Колывановым. Потом всё объясню», — спешно набрал мэр и нажал на копку «отправить».

— Пройдите, пожалуйста, в приёмную. Противогазы вам сейчас принесут. За ними уже пошли.

Степанида Алексеевна долго пела мэру осанну, всячески восхваляя его доброту и сострадание, пока сын за рукав не вытянул её в приёмную получать заветные противогазы, которые держала в руках озадаченная происходящим секретарша.

— Лена Сергеевна, зайдите на минуту, — услышав через открытую дверь кабинета её голос, окликнул её мэр. Поймав на себе два удивлённо-недоумённых взгляда — секретарши и помощницы, он пояснил, — понимаете, иначе бы они не ушли. Вреда эти противогазы им не принесут, как и пользы. Но их же никто и не травит.

— Плюс к этим противогазам им ещё и справку на принудительное лечение выдать бы не помешало, — озвучила мнение всех присутствующих Нонна Павловна.

— Не помешало бы, но нельзя, пока они сами не захотят, — развёл руками Дворжевич, демонстрируя полное бессилие властей в таких вопросах.

— А вот и напрасно. Такие сами запросто газ откроют и взорвут весь подъезд. Были же такие случаи. К счастью, не у нас.

— Будем надеяться на лучшее. Лана Сергеевна, там ещё много посетителей?

— Трое. Пока. Может, ещё кто подойдёт.

— Такие же смешные людишки, как первая тройка? — едко поинтересовалась помощница мэра.

— На вид обычные. Одна с жалобой на мусор пришла. Другой — с жалобой на соседа, что часть участка оттяпал…

— Вот и замечательно! Зови, зови скорее, кто там первый по очереди, — просиял мэр.

Остаток приёма граждан он провёл в знакомом для себя режиме решения спорных вопросов между гражданами, гражданами и различными службами, к которому успел привыкнуть ещё в период предвыборной компании.

С тех пор свита Дворжевича так просителей и называла — людишки, несмотря на то, что среди них чудаки, подобные самой первой тройке пришедших в горадминистрацию за помощью, встречались, конечно, но всё же реже, чем рядовые обыватели.

Пальто

Начало июня в N*ске выдалось серединоиюльским. Жара стояла неслыханная. Лето пришло в третьей декаде мая и, похоже, даже не собиралось впадать в депрессию проливных дождей и гроз, традиционных для межсезонья. Жарко и душно было всюду: на улице, в помещениях, у воды…

Пресс-секретари мэра города делили маленький кабинетик с целым арсеналом постоянно работающей оргтехники, фото- и видеоаппаратуры. Тесно и душно в нём было всегда, даже в лютые морозы. В жаркий день не спасало ни открытое настежь в утренние часы окно, ни работающий сплит, когда солнце начинало припекать, и его закрывали.

«Горячая у нас работа круглый год, паримся во всех смыслах», — иронизировали обитатели кабинетика.  Дворжевич фонтанировал новыми идеями, а весь его аппарат стоял на ушах, воплощая их в жизнь.

В то июньское утро руководитель пресс-службы Антон Максимыч, высокий и статный мужчина лет тридцати пяти, с раннего утра походил на загнанную свадебную лошадь — одной рукой вытирая пот с висков и шеи, другой — теребя промокшую на спине и подмышками трикотажную футболку, он поднимался на четвёртый этаж в свой кабинетик. Навстречу ему, свежий и нарядный, в белоснежной отутюженной финке спускался Дворжевич, оставляя за собой стойкий шлейф пряного аромата мужских духов. Неожиданная встреча. Обычно мэр к этому времени только приходил на работу, а сегодня уходит. С пачкой газет в одной руке и небольшим чемоданом в другой, который главный пресс-секретарь заметил не сразу.

— Приветствую, — витиевато обратился к нему Максимыч, — Вы, никак, уезжаете?

Мэр деловито кивнул:

— Извини, Антон, тороплюсь в аэропорт.

— Улетаете, значит?

— Угу… — откуда-то снизу ответил Дворжевич, на пару секунд заглушив звук удаляющихся шагов.

— Ясно. Работы будет много, но, надеюсь, хотя бы ближайшие пару дней отдохнём, — обрадовался пресс-секретарь.

Работать в такую жарищу не хотелось. Он ещё поднимался в свой кабинет, долго возился с капризным замком, каждое утро не желавшим пропускать его внутрь, а мэр уже катил в аэропорт по ровной недавно отремонтированной трассе, утопая в складках мягкого кожаного кресла служебного авто — по диагонали от водителя. Он с нетерпением развернул газету и глазами стал искать то, что непременно должно было выйти в этом номере. Дворжевич пролистал все страницы, вернулся к первой, упёрся взглядом в дату:

— Третье июня, вторник… Хм… не поставили, что ли? — и снова стал просматривать полосы, нашёптывая каждый заголовок.

Вдруг глаза его расширились от удивления, затем налились кровью, щёки покрылись нездоровым румянцем негодования. Если бы не салонная укладка, кажется, и волосы встали бы дыбом.

— Ну, Максимыч! Ты мне за всё ответишь, — шёпотом выкрикнул он и набрал номер первого заместителя, — Коля, ты «Вести N*ска» читал сегодня?.. Да, уже завезли свежий номер… А ты вот открой и посмотри! Я подожду… Что там такое? Сам увидишь. Скажу — не поверишь!

— Ты хоть намекни, что искать-то? Всё как всегда. Ничего выдающегося… — шипел громкий динамик золотистого айфона.

— А ты присмотрись!

— Хоть скажи, на какой странице искать?

— На шестой.

—  Чичазззз… таааак… ой, йооооо! — первый заместитель подавил непроизвольно вырвавшийся возглас и растерялся, не зная, как реагировать и что от него ждут.

— Что? Увидел? Пусть Максимыч потрудится объяснить, почему ээээ-т-ооо вышло!

— Непросто ему будет, бедняге, — завершив разговор, хохотнул первый зам и, не удержавшись, закрыл лицо рукой, содрогаясь от душившего его смеха.

Меж тем Максимыч и не догадывался о сгустившихся у него над головой тучах. Он любовался кусочком ясного голубого неба, который позволяло видеть распахнутое настежь окно. Открытая и подпёртая парой тяжеленных старых томов дверь должна была способствовать образованию сквозняка. Однако по кабинету вяло гулял жаркий, пропитанный солнцем воздух. Казалось, чиркни спичкой, и он вспыхнет — таким он был сухим и горячим. Похожий эффект произвёл телефонный звонок, заставив расслабившихся пресс-секретарей вздрогнуть от неожиданности. С отъездом главного инициатора событийного хаоса новых заданий никто не ждал. Трубку снял Максимыч:

— Добрый день. Антон Петренко. Пресс-служба, — деловито и бодро представился он согласно деловому этикету.

— Почему мэр в пальто? – сурово, игнорируя приветствие, спросила трубка голосом первого зама.

— Ээээ….Мммм…. Хм….  Как в пальто? — Максимыч не знал, что ответить, и переспросил, решив, что ослышался.

Зачем в такую жару мэру понадобилось надевать пальто, он не мог даже предположить.

— Да вот так — в пальто!

— Хм… Утром видел его в финке. Он спешил в аэропорт. Может, пальто сразу надел, чтобы в багаж его не сдавать? Наверное, летит в холодные края…  — растерянно выдавал гипотезы главный пресс-секретарь.

— Хм…  – первый зам с трудом подавил смешок, — Ты свежую газету мониторил?

— «Вести N*ска»? Нет, ещё не смотрел… Сейчас гляну. Минуту… Похоже, журналюги опять намудрили, — устало пояснил он коллегам, отложив трубку и разворачивая свежий номер городской многотиражки.

— Шестую страницу открой, — советовал первый зам, — Открыл? А теперь ответь, почему мэр в пальто?

Максимыч молчал. С фото на развороте на него важно и торжественно смотрел Дворжевич — в застёгнутом на все пуговицы пальто. Единственным чёрно-белым снимком был проиллюстрирован фоторепортаж об открытии детской площадки с новыми аттракционами в городском парке. Мероприятие это откладывали, чтобы приурочить ко Дню защиты детей, который, как известно, отмечается первого июня. Дворжевич, очень гордившийся успешной реализацией нового проекта, в лёгком белом костюмчике на всех фото вышел идеально. Хотя фотографировать его было непросто: фотогеничностью он не отличался, позировать не любил. Задумывался фоторепортаж с цветными иллюстрациями на весь разворот.  Зная щепетильность мэра в вопросах размещения в СМИ его фото, перед отправкой в редакцию снимки сначала дружно отобрали всей тройкой пресс-секретарей, потом лучшие согласовали с его помощницей Нонной Павловной. И вдруг такое — мэр в пальто на каком-то пустыре. Очевидно, фото кадрировали — оно шокировало неестественностью так же, как резкая фраза, вырванная из контекста.

— Ну? Что скажешь на это? — жёстко спросил первый зам.

На самом деле строгими интонациями он пытался подавить приступы хохота. Чем больше он смеялся, тем смешнее виделась ему ситуация. Сейчас его невероятно забавляла растерянность Максимыча.

— Что я скажу? Что лично я загружал фото с мероприятия! Могу доказать! Письма сохранились в отправленных, — обиженно отбивался руководитель пресс-службы.

Не смешно было ему одному. Второй пресс-секретарь и фотокор прилагали все усилия, чтобы не расхохотаться в голос, закрывая рот и пряча смешки в кулак.

— Откуда ж это зимнее фото взялось? — добавил стальных ноток в звучание голоса первый зам.

— Снимок точно не наш. Понятия не имею, где и когда он сделан.

— Хорошо. Мэр просил дать разъяснения по этому инциденту. В письменном виде! Жду объяснительную вместе с доказательствами невиновности, о которых говорил. Чем быстрее, тем лучше.

— Не вопрос. Я-то сделаю! Но, скажите мне, долго я ещё буду выгребать за косяки разных редакций? — вскипел Максимыч.

— Работа у тебя такая. Ты полосу перед отправкой в печать просил на согласование прислать? Нет? То-то же. А должен был! Так что наказания без вины не бывает, как говаривал Жеглов.

Доказательства невиновности Максимыча собирали всем составом пресс-службы, хохоча до упаду. Его подчинённых особенно забавляла версия про отлёт в холодные края, озвученная им в первые минуты растерянности. Объяснить, почему мэр в пальто в такую жару, и догадаться, что мэр в пальто на фото, было действительно трудно. Первый зам принял объяснительную безоговорочно, не скрывая, что его самого невероятно веселит вся эта история. О невиновности пресс-службы мэру было доложено незамедлительно.

Сгустившиеся над головой Максимыча тучи пока проплыли мимо. В кабинетике стало ещё жарче и душнее. Главный пресс-секретарь понимал прекрасно, что гроза всё же обязательно разразится — как только вернётся из командировки мэр.

— Пойду пройдусь. Нужно в себя прийти после такого. Если меня спросят, я по делам ушёл, — предупредил он коллег и шагнул в коридор.

У кабинета первого зама, располагавшегося чуть поодаль комнатки пресс-службы, толпились бледные и взволнованные главред «Вестей N*ска», ответственный секретарь и журналист, автор текста. Максимыч иронично улыбнулся:

— Любопытно, как вы из этой ситуации выкрутитесь? Свалить всё на пресс-службу на этот раз точно не получится! — пробормотал он и начал быстро спускаться по лестнице, желая как можно быстрее и как можно дальше оказаться от этого цирка.

Похвальная грамота

Самая востребованная профессия в N*ске — учитель. Любой дисциплины. Однако дипломированные специалисты не рвутся работать в школах. Их в городке с 50-тысячным населением целых четыре. Плюс — частный учебный комплекс детский сад/гимназия/вуз —  ЧУК «Вундер-Кинд», цветные корпуса которого чопорно возвышаются над серыми крышами скромных одноэтажных домиков в лабиринте частного сектора. Им мэр Дворжевич очень гордится. Ещё бы! Это – его проект, его детище, по его инициативе спроектированное и построенное его родным братом, который ЧУК и возглавил, став первым и бессменным генеральным директором. Должность исполняющего директора доверили самой опытной директрисе лучшей в N*ске школы – Валентине Михайловне Прудниковой. Она лично занималась отбором первых учеников и педагогов, и с первого года работы «Вундер-Кинд» подарил городку сразу несколько стобалльников по ЕГЭ. Однако Дворжевича-младшего это не радовало: как предпринимателя, его больше волновали прибыли открытого им предприятия, которое пока работало в минус.

Тогда и было принято решение расстаться с не оправдавшей доверие Прудниковой и назначить директором ЧУКа тёщу мэра Олимпиаду Никаноровну — Липу, как её за глаза называли горожане. В N*ске перешёптывались, что если б не влиятельный зять, обычная учительница математики средней руки никогда бы не получила должность директора. Однако Дворжевич знал наверняка, что лучшей кандидатуры не найти. Оправдывая призвание математика, Олимпиада Никаноровна всё всегда делала исключительно с выгодой — с расчётом и по расчёту, и довольно быстро вывела учебный комплекс в ряд процветающих заведений.

Обучение в «Вундер-Кинде» изначально считалось престижным, поскольку не просто платное, а очень дорогое – далеко не всем по карману. ЧУК задумывался как платформа для подготовки управленческой и бизнес элиты N*ска.  Кадры нужно ковать с пелёнок, ведь руководителями всё-таки не рождаются, а становятся. Есть спрос на образовательное учреждение нового формата? Будет и взаимовыгодное предложение!

Олимпиада Никаноровна до дрожи гордилась возглавляемым ею ЧУКом. Подходил к концу очередной учебный год — девятый для «Вундер-Кинда».  Подсчёты доходов и расходов радовали — сработали с прибылью. Даже большей, чем год назад! Агрессивная реклама по местному ТВ и радио оправдывала себя.

Хорошее расположение духа директрисы спугнули громкие возгласы недовольства в приёмной, а ворвавшаяся в кабинет дама в бархатном домашнем костюме со стразами Сваровски, с небрежно собранном на затылке пучком волос, в свободных кроссовках на босу ногу не оставила от него и следа.

— Обманщики! Только пыль в глаза пускать и способны! За что я деньги платила? — вопила незваная гостья, справившись с пытавшейся её задержать секретаршей.

Вечно занятых родителей юных вундер-киндеров старались не тревожить, но иногда в ЧУКе они появлялись сами, без предварительного приглашения и не в приёмные часы. Как сейчас.

— Каким тоном вы разговариваете с директором учебного комплекса? — приосанилась Олимпиада Никаноровна.

— Таким, каким лично вы заслуживаете!

— Чем же я заслужила столь невежливое обращение? — директриса встала из-за стола и упёрлась руками о массивную столешницу с кипой разложенных на ней бумаг, тщетно пытаясь вспомнить, чья же это яжмать.

— Вы мне что обещали год назад? Что вы выведете Лану в отличники – по всем предметам! И что я вижу в конце года? Тройка по русскому языку и математике, а по литературе и вовсе неаттестация?

— Минуту, давайте сначала разберёмся в ситуации, — директриса выставила правую руку вперёд, призывая держать дистанцию и не переходить на личности. — В каком классе учится ваша дочь?

— А ты не знаешь? Не мешало бы знать всех своих учеников и родителей и по именам, и в лицо! Не так уж нас, дураков, много, — разъярённая родительница перешла на «ты». игнорируя призыв не нарушать личных границ и держать себя в рамках приличия.

— Потрудитесь назвать класс с литерой или имя ребёнка!

— Лана! Гаецкая! Вспомнила?

— Смените тон немедленно! Иначе я буду вынуждена пригласить охранника!

— Ну, давай! Зови! А я на камеру запишу, как в распиаренном «Вундер-Кинде» с родителями учеников обращаются, и выложу ролик в сеть. Посмотрим, как ты потом запоёшь и кого звать будешь, когда из твоего ЧУКа ученики массово повалят.

— Держите себя в руках! — понизив голос, сурово потребовала Олимпиада Никаноровна и набрала номер секретарши, —   Надя, пригласи ко мне Олега Николаевича и Любовь Дмитриевну. Срочно! Ага… — и снова обращаясь к гостье, — Сейчас во всём разберёмся. Присаживайтесь!

Мама Ланы плюхнулась на хищный кроваво-бардовый велюровый диван напротив галереи витражных окон. В дверь постучали, и в кабинет директора неловко протиснулся симпатичный молодой человек лет тридцати. Гостья окинула его оценивающим взглядом: дешёвый костюм, ботинки с рынка…

— И вот это учит наших детей? Где вы его откопали? С улицы? Требуем срочно заменить учителя! Он некомпетентен, — она вдруг уверенно заговорила от имени всех родителей и детей класса, в котором училась её дочь, не заморачиваясь, что «это» стоит напротив и всё слышит.

— Подождите! — снова выставила руку директриса, — Олег Николаевич молодой, но довольно опытный учитель-русовед, который нам сейчас объяснит, почему он Светлане Гаецкой занизил оценки по своим предметам. Мы вас внимательно слушаем, Олег Николаевич!

— Я не раз докладывал о недопустимом поведении Гаецкой на занятиях, которые, кстати, она очень часто пропускает.  Хвалится тем, что не читает и читать не любит. Уверена, что это круто. На литературе вообще ни разу не была. За текущий учебный год только по моим предметам у неё более трёхсот пропусков – точнее сейчас не скажу, нужно свериться с журналом. При такой посещаемости не может быть достаточных знаний, а значит, и хорошей успеваемости. Вы же понимаете, — с полной уверенностью в правоте оправдывался «молодой, но довольно опытный» педагог, не замечая, как искрят раздражением глаза директрисы.

— Почему же мне не сообщали о прогулах дочери?! А? Да потому, что это оговор! Водитель ежедневно забирает Лану в пять вечера, после окончания занятий в гимназии, — вновь игнорируя присутствие учителя, гостья предъявила претензии хозяйке кабинета.

— Наверное, возвращается к этому времени. Я не раз видел, как Гаецкая уходит из гимназии после первого или второго урока, — на свою голову сообщил русовед.

— Ага! Ты, значит, следишь за моей дочерью, если знаешь, когда она уходит? Нравятся девочки? Мстишь двойками за то, что с твоих уроков сбегают – видимо, от домогательств? Специально даёшь трудные задания? Отыгрываешься? — накинулась на него мама гимназистки.

— Как вы смеете? Для вашей дочери любое задание трудное. То её на уроках нет, то сидит и занимается невесть чем, — возмутился учитель.

В кабинет снова постучали. Вошла дама средних лет в дорогом брючном офисном костюме и в кроссовках. Яжмать и её осмотрела с ног до головы.

— А вот и Любовь Дмитриевна. Она у нас человек новый. Раньше работала в вузе Иркутска.

— Следовало бы Любовь Дмитриевне понимать, что она работает не со студентами, а всего лишь с учениками, — претензионно заметила гостья.

— Может быть, вы дадите мне объяснить ситуацию? – ответила на это бывший преподаватель вуза, — А в свою очередь хочу обратить ваше внимание, что Светлана даже таблицы умножения в восьмом классе не знает. О какой четвёрке вы грезите?

— Набрала хамов себе под стать? – не ответив на вопрос учителя, родительница накинулась на директрису, — Справедливо тебя горожане Липой обзывают — липа и есть, лживая насквозь!

— Ну, знаете ли! — директриса захлебнулась от негодования, — Воооон из моего кабинета! Хамка-а-а-а-а!

Мама прогульщицы демонстративно снимала директрису на айфон, комментируя происходящее:

— Вот так высокомерно и грубо в престижной гимназии N*ска обращаются с родителями учеников! От нас им нужны только деньги….

— Немедленно прекратите истерику! — взвизгнула директриса. — Не нравится у нас, забирайте документы и валите в обычную муниципальную школу! Вам там самое место!

— Вооооот! Слышали? Да разве можно после такого тут остаться? Конечно, нет! И вам, дорогие мои, не советую!

Олимпиада Никаноровна не жаловала муниципальное образование. Под её неприкрытым неприятием обычных, бесплатных школ крылась обида непризнанного педагогического гения. Она понимала, что там вершиной её карьеры стало бы место завуча в лучшем случае, и всячески старалась доказать, как были неправы те, кто в неё не верил. В ЧУКе она выстроила чёткую систему негласных правил: поскольку воспитанник/гимназист/студент платит, он всегда прав, а педагог обязан оправдать ожидания родителей — ему щедро оплачиваются образовательные услуги, которые он здесь оказывает.

Воспитанники/гимназисты/студенты со свойственной им детской непосредственностью получать образовательные услуги, то есть учиться не рвались, однако даже четвёрку воспринимали как личное оскорбление —  не за это платят их папы с мамами. Педагоги, не умеющие рисовать пятёрки только за факт присутствия ученика на уроке, здесь долго не задерживаются: Олимпиада Никаноровна считает подобную принципиальность крайне непедагогичной и на дух не выносит таких, с её точки зрения, не профессионалов. Проблем с ними не оберёшься.

Но таких на работу в ЧУК приходит большинство, поэтому педсостав комплекса обновляется с завидной регулярностью и тем же результатом: на смену одним непрофессионалам приходят другие, а родители пай-деток всё чаще и яростней выражают недовольство.

Прям беда-беда! Мысленно Олимпиада Никаноровна уже простилась с опростоволосившимся Олегом Николаевичем и излишне прямолинейной Любовь Дмитриевной. И не таких обламывала.  Вечером она поручила завкафедрой лингвистики перепроверить контрольные работы Гаецкой, красноречиво намекнув, что необходимо выжать из них баллы на «отлично». А вот ситуация с Гаецкой-старшей Липу не на шутку озадачила.

Когда схлынули эмоции и на первом плане снова оказалась выгода, директриса вдруг вспомнила, что Лана — дочь коллеги зятя, второго заместителя мэра города, и успешной владелицы ювелирного магазина, дочери видного бизнесмена с криминальным прошлым. Оба — люди в N*ске богатые, а потому — уважаемые и авторитетные. Уйдёт из «Вундер-Кинда» Гаецкая, уйдут и другие, а ЧУК потеряет солидные суммы финансовых влияний. Скандал и без ролика в сети стал бы фатальным не для комплекса — лично для неё. Не для того зять её на место директора ставил, не для того! Как же беде помочь? Как убедить Гаецкую-старшую не забирать документы дочери их гимназии?

Директриса ломала голову над этим всю ночь. Решение пришло под утро. На работу в этот день Олимпиада Никаноровна явилась ни свет, ни заря. Включила компьютер, открыла журнал 8 «А» и довела успеваемость Светланы Гаецкой до показателей на «отлично» — по всем предметам. Затем вытащила из ящика письменного стола чистый бланк похвальной грамоты и аккуратно его заполнила.

— Надя, сообщи всем, что в 8:00 совещание в малом актовом зале. Олегу Николаевичу и Любови Дмитриевне быть обязательно! — дав распоряжение секретарше, директриса поспешила спуститься на второй этаж.

Ей не терпелось как можно скорее начать внеплановый педсовет. Наконец, все собрались, и в 7.55 она трагическим голосом сообщила коллективу о случившемся накануне неприятном инциденте.

— Вы все знаете прекрасно, что в отличие от обычных школ, у нас не принято отыгрываться на учениках. Так ведь?

Штат «Вундер-Кинда» грустно закивал, обмениваясь многозначительными взглядами.

— Олег Николаевич, потрудитесь, пожалуйста, объяснить, почему вы примерной ученице, отличнице Светлане Гаецкой, которая является гордостью нашей гимназии, выставили тройку по русскому языку и не аттестовали её по литературе?

Олег Николаевич поднялся, словно провинившийся ученик, не понимая, что происходит. Ещё вчера Липа была настроена иначе.

— Я же говорил вчера – у неё очень много пропусков, и…

— Так вот, у нас не принято отыгрываться на учениках за свои профессиональные неудачи, — грубо прервала его директриса, не дав закончить фразу, — у нас учатся особенные дети, они не станут терпеть халтуры и непрофессионализма. Если ваши уроки прогуливают, никто, кроме вас, в этом не виноват. Не можете заинтересовать предметом, который ведёте? Вам нужно задуматься над вопросом, а там ли вы работаете? Ладно Любовь Дмитриевна здесь человек новый и ещё не знает наших правил, но вы-то работаете здесь с момента открытия!

В малом зале повисла гробовая тишина. Липа отжигала жёстче обычного.

— Мы вчера вечером перепроверили контрольные работы Гаецкой по математике и по русскому языку и пришли к выводу, что ученице действительно дано слишком сложное для восьмиклассницы задание. Конечно, ребёнок с ним не справился. Мы выставили девочке адекватную отметку и сочли необходимым наградить Светлану похвальной грамотой за отличные достижения в учёбе. Кто за?

Педагоги опустили глаза, опасаясь, что они выдадут их искреннее удивление отличными показателями в учёбе общеизвестной прогульщицы и любительницы дерзить учителям, но послушно подняли руку. Воздержавшихся и протестующих не было. Олег Николаевич демонстративно проигнорировал голосование. Ему хотелось бежать отсюда немедленно и больше никогда не возвращаться.

Как бы ни пугала Липа педагогов ЧУКа ужасами работы в обычных, бесплатных муниципальных школах, боялись их только вундер-киндеры. Не удивительно, там не станут терпеть многое из того, что легко сходит с рук здесь. Эх, если бы не нищенская зарплата при нечеловеческой нагрузке… Впрочем, и к Олимпиаде Никаноровне очередь из педагогов не наблюдается. Получающие в разы меньше педагоги обычных школ сюда не стремятся, предпочитая стабильную и надежную синицу в руках сварливому журавлю со скандальной славой.

В общем, учитель в N*ске – профессия с одной стороны, дефицитная, а с другой – не популярная, и в плане комплектации штата ЧУК ничем не отличается от обычных МОУ СОШ: вакантных мест много, а работать некому. Неудивительно: не позволит образованный, начитанный, уважающий себя человек низвести себя до уровня обслуживающего персонала или художника, специализирующегося на рисовании пятёрок.

Лариса Есина

 


НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ

Ваш email адрес не публикуется. Обязательные поля помечены *

Копирайт

© 2011 - 2016 Журнал Клаузура | 18+
Любое копирование материалов только с письменного разрешения редакции

Регистрация

Зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Электронное периодическое издание "Клаузура". Регистрационный номер Эл ФС 77 — 46276 от 24.08.2011
Печатное издание журнал "Клаузура"
Регистрационный номер ПИ № ФС 77 — 46506 от 09.09.2011

Связь

Главный редактор - Дмитрий Плынов
e-mail: text@klauzura.ru
тел. (495) 726-25-04

Статистика

Яндекс.Метрика