Идеи известного психоаналитика Лакана в отношении анализа рассказа Эдгара По «Украденное письмо» были в дальнейшем значительно трансформированы другими интерпретаторами (в частности, в книге «Украденный По»). Однако, основные идеи позволяют, как нам представляется, сделать выводы по поводу некоторых положений современной теории герменевтики.

Какие же идеи обсуждает Лакан, анализируя рассказ? Сюжет заключается в том, что герой М. Д. похищает письмо у королевы, королева обеспокоена пропажей, и помогает ей найти письмо только Дюпен, мудрый сыщик, обладающий экстрасенсорными и логическими способностями, естественный последователь психологических рассказов Эдгара По «Падение дома Ашеров».

Во-первых, напомним, что проблематика письма – сложная и разнородная, по своему наполнению. Письмо — письменная речь. О проблематике письма идет речь, например, в «Алой Букве» Готорна. Сходной проблематикой занимаются целый институты при анализе Торы, ей же занимается теория деконструкции Дерриды. Письмо – в некотором смысле это аллюзия на «скрижали», то есть заповеди, который Бог дает Моисею.

Письмо, которое крадут у королевы по ходу сюжета рассказа По, это тот камень преткновения, который, становясь «бессознательным», наделяется значением. Двигаясь от одного героя к другому, письмо меняет того, к кому оно попадает, словно новое зеркало позволяет увидеть каждого следующего участника лучше. Следуя Лакану, мы отчетливо различаем, как, попадая, наконец, к М. Д. (одному из героев рассказа, статус героя не имеет значения), письмо становится женственным. Попав в карман к М. Д., оно уже не любовное письмо, не доверительное послание, не предупреждение — оно доказательство или аргумент, как пишет Лакан. Письмо, надписанное тонким женским почерком и носящее именную печать, неожиданно феминизируется. С этой отправной точки будет развиваться проблематика идентификации.

Письмо стремится к своему единственному владельцу – королю. Тому, от кого скрывается истина (или ее означающее – написание письма), и кому письмо принадлежит по праву. Как пишет Лакан, письмо должно обязательно вернуться к своему отправителю.

Лакан акцентирует институциональность ситуации движения письма, которое являет собой символ договоренности, которая соединяет мужчину и женщину в браке. Королевская чета – это символ важнейшего договора, который соотносит мужскую природу и женскую. По Лакану, взаимозаменяемость этих ролей, невозможна.

Чета являет собой символ важнейшего договора, согласующего мужскую природу, с природой женской. Договор, который традиционно играет посредническую роль между всем тем, чего мы не знаем, космосом, с одной стороны, и с общественным устройством, с другой. Ничто не осуждается и не считается более кощунственным, нежели то, что на нее покушается.

Здесь интересна проблематика идентичности.  Если обратиться к этой проблематике, как пишет Нэнси Блейк (стр. 48), «женщина будет всегда симптомом для мужчины, обратное же невозможно». Как пишет Лакан, мужчина для женщины, скорее всего, это ravage, havoc – опустошение.

При этом, одним из важных выводов и наблюдений становится идея о том, что символический ряд закладывает уровень определений и детерминаций.

Лакан констатирует, что слова остаются. Против игры символов вы бессильны — именно поэтому за своими словами нужно следить столь внимательно. А вот письмо — оно уходит. Оно гуляет само по себе.

Во-вторых, особо интересен взгляд Лакана на проблематику а) истины и б) реального. Для того, чтобы прояснить их взаимосвязь, необходимо обратиться к основополагающим принципам психоаналитики Лакана. Как известно, основа психики, по Лакану, это соотнесение а) реального, б) воображаемого и в) символического. Сфера реального – это сфера травмированных областей, две параллельные прямые, которые никогда не пересекаются (или невозможная возможность их пересечения). Сфера реального это — невозможное, и, одновременно, сфера мученичества (в отличие от истины) (с. 46). Сфера же воображаемого – знаменитая «зеркальная стадия» Лакана, наиболее важная для самоидентификации через Другого. Эта стадия, которая и позволяет видеть и идентифицировать себя полностью. Сфера воображаемого или стадия зеркала, однако, конечна. Обсуждая проблематику зеркала, психоаналитики говорят о непереносимости любви. С одной стороны, любовь всегда – перенос. С другой стороны, лишь молчащий психоаналитик может полностью вернуть зеркала, в этом его человеколюбивая миссия. Но в данном случае действует так называемый протез, так как человека – в которого этот протез вкладывается, собственно, не видно, или его там нет.

Еще одна сфера, сфера символического будет открывать возможность иного порядка, эта сфера акцентирует языковую функцию, выводит ее на новый уровень понимания.

Следуя трактовке, данной Нэнси Блейк, мы видим, что реальное – это сфера действия «мученичества», или даже мазохизма (стр.47). В силу невозможности реального. При этом истина это сфера действия принципов удовольствия. Для более подробной интерпретации Лакан обращается к творчеству писателя Джеймса Джойса, говорит о важности обращения к его работам в случае, если нас что-то удивляет (puzzle). Далее Лакан констатирует, что Джойс не высказывал какие-то положения, а писал о них. Написанное позволяет дотронуться до реального, но не до истины». Данное высказывание наглядно демонстрирует нам, что в фокусе внимания Лакана оказывается литература, через нее он объясняет функцию и симптоматику литературы, как таковой.  Любая литература – симптоматична.

Возвращаясь к проблематике истины, можно говорить о том, что истина, по Лакану, это то, что боится огласки. Смысл письма при этом — меняется от раза к разу.

Итак, почему герой М. Д. представлен нам как человек, лишенный принципов? Лакан пишет о том, что герой М.Д., получив письмо, вовсе не упрекает королеву, он не пользуется могуществом обладания письмом, он не придает ему никакого символического смысла, он пользуется исключительно миражом между ним и королевой, который возникает в связи с нарциссическими отношениями.

По Лакану, письмо, действительно, представляет собой страшное оружие, но, как отмечается в самом рассказе, достаточно пустить его в ход, чтобы немедленно тем самым его лишиться. Дело здесь вовсе не в хитроумии сыщика Дюпена, расследующего историю, а в логике самих вещей.

В-третьих, о выводах Лакана в отношении реального и символического также следует говорить отдельно. Почему не находят письмо полицейские? Потому что они вообще не знают, что такое письмо. Они не знают этого, потому что они полицейские. Их отношениях зиждутся на символе.

Полиция, которая верит в реальное, ищет письмо. Как они сами выразились — мы искали везде. И не нашли, потому что искали письмо, а письмо — оно, собственно, нигде.

Теперь вы видите, продолжает Лакан, что спрятать что-либо можно лишь в одном измерении — измерении истины. Скрыть можно лишь то, что относится к разряду истины. Сокрыта именно истина, не письмо. Для полицейских истина значения не имеет, для них есть лишь реальность. Именно поэтому они письма не находят.

Дюпен же, мудрый сыщик, видящий вещи символического порядка, напротив, наряду с замечаниями своими об игре в чет и нечет, высказывает массу соображений лингвистического, математического, религиозного толка, постоянно рассуждает о символе и доходит даже до утверждения о бессмысленности математики, в чем, как пишет Лакан, я у вас, присутствующих математиков, прошу извинения. Попробуйте — говорит он, — сказать однажды в лицо какому-нибудь математику, что х2 + рх может быть не совсем равняется q, — он вас уложит на месте.

В какой-то момент М.Д. находится в положении королевы, а полиция — в положении короля, который верит лишь в реальное и ничего не видит. Лакан констатирует, давая герою все новые эпитеты. Секрет вытащат прямо у него из-под носа. Дюпен возьмет письмо также как оно было украдено, подстроив пожар за окном, зеркально повторив действия самого М.

Как ведет себя Дюпен? Обратите внимание, пишет Лакан, на то, что между двумя визитами префекта полиции проходит немалое время. Завладев письмом, Дюпен, в свою очередь, не говорит о нем ни слова. Другими словами, владелец письма — в этом значение блуждающей истины как раз и состоит — должен молчать. И в самом деле, кому он может о нем рассказать?

В-четвертых, Лакан выводит обсуждаемую проблематику кражи и возвращения письма в область этики.  Я не хочу настаивать, но потихоньку могу вам заметить, что и мы с вами, носящие с собой все украденные письма нашего пациента, тоже берем с него немалую плату. Подумайте хорошенько — ведь если бы мы этой платы не требовали, мы тут же сами оказались бы участниками трагедии Атрея и Фиеста — трагедии, жертвой которой является каждый из тех, что приходит доверить нам свою тайну. Они рассказывают нам всякую чертовщину — и как раз поэтому сами мы в разряде священного и жертвенного отнюдь не находимся. Здесь Лакан имеет в виду ту записку, которую сыщик Дюпен оставляет М. Д., ссылаясь на факт реализованной мести. В записке есть ссылка на миф о Фиесте и Атрее. Фиест выкрал сына Атрея и воспитал его в ненависти к Атрею. В свою очередь Атрей свергнул Фиеста, захватил трех его сыновей, и из своих племянников приготовил жаркое для Фиеста. Записка словно намекает на действия самого Дюпена в отношении М.Д.

М. Д. и Дюпен, таким образом, являют собой двойников, зеркально отражающих друг друга. В этом потрясающая гармоничность рассказа и психологической загадки. Никто из действующих лиц не оказывается святым.

Интересен также факт, что, если бы М.Д. когда-нибудь использовал письмо, ему пришлось бы в буквальном смысле «съесть каждое свое слово».

Наказание в «реальном» Эдгара По, таким образом, в том, что означающее (знак) имеет абсолютное господство. Литература, или любой текст – это всегда – симптом. Пишущий и должен «съесть» каждое свое слово. Психоаналитик в этом случае (как и в большинстве случаев) – фигура молчащая.

Вспоминая лекцию о психоанализе и литературе, в Свободном Университете Берлина, проведенную в Институте имени Джона Кеннеди, мне хотелось бы вспомнить, как очень известная в Германии литературная критик, выступала на телевидении и рассказывала одну историю. Смеясь, она рассказывала, как молодой поэт пришел на эфир и собрался говорить о поэте Уолте Уитмене, вместе с ней.

«Представляете? Его в прямом эфире спрашивают, «а как Вы относитесь к поэту Уолту Уитмену?»», а он, представьте себе, отвечает: «Хорошо!»

«Если бы мне задали вопрос, как я отношусь к Уитмену, я бы села перед камерой под самым лучшим освещением, выбрала бы самый правильный ракурс, и рассказала бы о Уолте Уитмене все, что знаю!»

Нина Щербак

________

Литература

The Literary Lacan. From literature to Literature and Beyond. Edited by S. Biswas. London, New York, Calcutta, 2024