У вас есть сомнения в моей вменяемости? – У меня тоже иногда бывают.

Вам кажется, что я использую насилие для достижения собственных целей? А можно научить ребёнка музыке без насилия? А балету? А если отдать его в спорт?

Если бы это был мужчина, вы бы сказали, что он агрессивен? Нет его бы назвали активным и целеустремлённым. В силу того, что мы – женщины, вы склонны воспринимать нас агрессивными и сумасшедшими. Особенно, когда мы успешно конкурентны. Когда мы вовлечены в деятельность, страсть может казаться агрессией. Изысканно резкой.

Я защищаюсь?

Пытаюсь объяснить вам себя.

Я вам не нравилось? Меня слишком много? Шумна?

То, чем я занимаюсь гораздо более важно, чем то, какое впечатление я произвожу. Есть суть, а есть упаковка. Итак, об упаковке.

Я абьюзерша? Насильница? Заставляю вас признать мою правоту?

Этого достаточно, чтобы признать меня сумасшедшей? Страсть не всегда сумасшествие. Публичная фигура несет на себе груз обязательств. Я не выдержала их. Не совпала с образом, который вы создали. «Богиня, воин, святая» — слишком много эпитетов сложено, но вам все мало и мало. А как вам мое путешествие на Амазонку, изучение икаро — музыки местных шаманов-курандеро[1]? Вы бы отважились? А зачем вам это?

Мифологема разрушена. Я сама складывала ее? Конечно. Мне нравится видеть себя наследницей Бернстайна. Единственное, чего не умел мэтр, так это держать себя в руках. Такой мощный талант, такая крупная личность, столько энергии — и так мало самодисциплины, чтобы управляться со своим добром с хозяйской рачительностью.

Я похожа на «Любовницу Витгенштейна» Д. Марксона. Чем? – Одиночеством. Если верно, что все мы обречены на одно и то же ужасное одиночество, мы ощущаем его последствия, настолько, что любая речь, даже правдивая, несет в себе долю бреда, не меньшую, чем у греческой пророчицы. Неразумие или визионерский транс, выбирать не из чего: «Ну, эти ее безумные трансы».

«Глухая вина разорванной героини, несущей на себе тяжесть мира и его недостатков»? Рисуюсь? Я заработала свое Ego. По словам Андре Грина, суперэго – это «ориентир во времени». Нигилистические ухищрения Ego не дают нам адекватно видеть людей и по-настоящему сближаться с ними, в чем заключается деструктивная сила и очарование Ego. Но оно подломило меня. Что мы можем противопоставить нашему внутреннему Мефистофелю? Нашим демонам. Нашей Тени.

Злоупотребила своей властью? Но эту власть вы дали мне. Взяла ли я ее? Я вам просто подыграла. Дирижера не существует без оркестра. Это тот тип власти, о котором говорил Макс Вебер  в «Экономике и обществе» (1922) «способность проявлять свою волю над другими».

С помощью дирижирования я могу остановить время, сбросить его, ускорить. Могу игнорировать телефонные звонки, удалять компрометирующие электронные письма, лгать семье, препятствовать чужой карьере, манипулировать учреждениями, менять свое имя и создавать, то, чего на самом деле раньше не существовало: Лидию Тар. Музыка каким-то образом расширяет настоящее и борется с его постоянным бегством. Но я возвращаюсь в тот, мой мир, полный крайнего контроля, то есть крайней изоляции.

Попробуйте творить в шуме. Среди помех.

В двойственном соотношении между уважением к жизни и «высшей необходимостью, которая заставляет убивать» трагический жест ритуального убийства ввергает сообщество в чувство вины.  Во время жертвоприношения «сообщество связывает себя коллективным переживанием шока и вины».

Игра в Бога? Ну, почему же игра… За мной Музыка. И это Бог.

Схожу ли я с ума? Эти видения, стуки, шепоты, шумы[2]. Кажется, они мешают мне слушать музыку внутри себя.

Музыкальная деятельность обсессивна. Поближе к диагнозу? Присущие мне свойства: мания величия, отход от мира объектов, трудность переносов позволили доктору  Фрейду предположить, что точки фиксации нужно искать на стадии развития либидо до выбора объектов, то есть в фазе аутоэротизма (шизофрения) и нарциссизма (паранойя). Точка фиксации на стадии нарциссизма или регресс на неё приводит к паранойе. Л. Бинсвангер показал, как обсессия переходит в идею отношения и затем в бред преследования. «Для патологического параноидного изменения личности характерна склонность к образованию сверхценных идей преследования, основанных на мысли об исключительности. Для этой категории пациентов характерен эгоцентризм, завышенная самооценка, аффективно окрашенное мышление (повышенная эмоциональность)», – цитирую. Вам достаточно, чтобы поставить мне диагноз? И этого достаточно, чтобы объяснить власть музыки?

Одаренности больше, чем человечности?

Меня считают «демонстративной до эксгибиционизма». Думаете, хочу «помешать людям найти меня там, где я была». А звуки? Шумы и шепоты? В квартиру проникают тихие, назойливые звуки неизвестного происхождения. Среди ночи сам собой запускается запертый в шкафу метроном. На пробежке в парке истошные женские крики. В стерильном воздухе материализуется непонятная, слегка сюрреалистическая, но несомненная угроза… Это я? Или мир?

У меня мало радости. Я почти никогда не смеюсь. Улыбка – нож чародея. И эта часть жизни кажется утраченной. Но юная женщина, непосредственная, слегка вульгарная… Было ли у меня лицо хищника, ищущего обновления у молодой плоти? Или лицо создателя, страдающего от творческого тупика и кризиса идентичности?  Подпитка чужой радостью? Секс — это о власти, мистификации, собственной важности, желании «отдавать умеренно, но при этом получать максимальное внимание». Искусство — это убежище.  Способности музыки вызывать состояния чувств и способы переживания, которые нелегко свести к чему-либо другому.

Воплощение образа на некоторое время защищает меня от собственной уязвимости. Могу ли я найти обновление в музыке, а не во власти?

Может быть, финальный акт происходит в моем сознании?

Смотреть: обязательно

P.S. Почему я ей верю? – Потому что она настоящая. Прошло, кажется, несколько лет, как я посмотрела фильм «Тар» (режиссер Тодд Филд вернулся после 15 лет молчания). Несколько раз его пересматривала. И каждый раз он мне нравится все больше.

Героиня сильная, целеустремленная, поглощённая профессией. Что еще надо? Ах, да, эмпатии. Нехорошо, когда из-за тебя идут на суицид. Как любой преподаватель, я могу вспомнить ситуации, когда отказываешь в общении слишком навязчивым поклонникам\поклонницам. Есть граница, за которой начинается вторжение в твою частную, интимную жизнь. А я этого не хочу. Отказываю. Жестоко? Возможно. Но я этого не хочу. Как сказать: «Люби меня» или «Не люби меня». Развидь.

Она талантлива? – Несомненно. Мания превосходства? – Вероятно. Бывает несправедливой? – С чьей точки зрения? Кто нам обещал справедливость? Вздорная стерва? – А то? Андрогин, соединяющий в себе противоположности.

Трудится как каторжник на галерах. Дает ли ей это право быть столь требовательной к другим? Но и судить ее тогда нужно по законам ее созданий. А не в ракурсе, с кем она спит, изменяет ли, бывает ли лживой, тщеславной… Все это присутствует. Но она воплощает великую музыку. Великие переживания. Она создает ее из себя: из заносчивости, похоти, вранья, усталости, скользкости и фарисейства… Если она уйдет, в музыке проявятся пустоты. Как в ряднине на дачном заборе поздней осенью. Фигуру с открытыми ящиками несложно дешифровать по описанным Дали символам. Образ ящика Пандоры, выпущенные наружу инстинкты, подсознание. У Лидии Тар ящики закрыты. Она чутко прислушивается к звукам мира.

Травмирующий опыт общения с художниками или даже просто знание из вторых рук об их проступках может повредить отношениям с медиумом. «В музыке есть что-то тревожное, господа. Я утверждаю, что она неоднозначна по своей природе. Я не буду заходить слишком далеко, называя ее политически подозрительной» (цит. по N. Avignon[3]). Проявление насилия над телом певца всегда соизмеримо с силой его пения. Лидия Тар – настоящая. Поэтому так завораживающи ее «преступления», жестокости, нарциссизм.

Похоже, я сравниваю Тар с Орфеем: «жестокость вакханок означала бы мстительную победу принципа биологической и социальной реальности над мечтой о безвременье, которую несет музыка»[4]. А если все те же требования предъявить нам? Мы, что сплошь и рядом великодушны, эмпатичны, соответствуем строгим моральным стандартам? – Отнюдь.

Из-за чего сыр-бор? То, что творец позволяет себе быть необъективным. Запальчивым. Его несет та или иная идея. Он так же падок на лесть, как и все мы. Представляю, какую нарезку составили бы мои студенты из вырванных из контекста наших дискуссий (фильм «Кафедра»), и мы все, публичные люди, в этом поле.

Что остается? – Делать свое дело. Даже в Юго-Восточной Азии среди косплеистов, которые Малера от киллера не отличают. Наше дело нас очищает. Ибо цель его – человеческое совершенство\несовершенство. Человеческое, слишком человеческое.

Да, попытаться избежать травм, быть снисходительнее к другим, себя мерить по гамбургскому счету, а не польскому порядку… Делать свое дело. Чехов Антон Павлович. Со своими тараканами.

Обнимаю

Ваша полностью несовершенная Неудачница

Записала: Ирина Димура
_____________________

[1] Шипибо-Конибо – племя, иногда собирательно известное как ‘Ткачи музыки’

[2] «Страх — это метафизическая плата за способность рефлексии, отстраненного самоанализа». Красиков В.И. Страх // Красиков В.И. Конструирование онтологий. Эфемериды. -М.: Водолей, 2007. — С. 214-238.

[3] Avignon Nathalie «Orphée face aux Bacchantes», Littératures [En ligne], 66 | 2012, mis en ligne le 26 décembre 2013, consulté le 16 mai 2024.

URL: http://journals.openedition.org/litteratures/197 ;

DOI: https://doi.org/10.4000/litteratures.197

[4] Avignon Nathalie  «Orphée face aux Bacchante », Littératures [En ligne], 66 | 2012, mis en ligne le 26 décembre 2013, consulté le 16 mai 2024.

URL: http://journals.openedition.org/litteratures/197 ;

DOI: https://doi.org/10.4000/litteratures.197