Сто шестьдесят пять лет назад умер «странный» человек

— Яков Иванович Ростовцев.

***

Генерал от инфантерии. (генерал-полковник, в современном понятии).

Один из главных разработчиков реформы по отмене крепостного права.

Член негласного комитета по крестьянскому делу.

Бывший начальник главного штаба Его Императорского Величества, по учебным заведениям!

И… предатель!

***

Из воспоминаний учителя словесности великого князя Константина Павловича:

— Когда я просил просклонять его какое-нибудь слово, он, не задумываясь ни минуты, восклицал — солдат, солдата, солдату или можно другое слово — офицер, офицера, офицеру.

***

Второму из сыновей покойного Павла Первого нравилось жить не в столице империи, а в Польше, быть полонофилом и даже пойти на морганатический брак1, сочетавшись в 1823 году, вторым браком с полькой Жанеттой Грудзинской и тем самым, потеряв все права на законное престолонаследие.

Да он в правители России и не стремился. Утверждал, что он больший поляк, чем сами поляки, и для него быть наместником этой земли — высший предел и счастье.

(я так полагаю, что он прекрасно помнил печальную участь своего убиенного батюшки и посему, повторять его судьбу уж никак не хотел)

И старшего брат император Александр Первый, это прекрасно понимал, поэтому и назначил наследником престола среднего брата — Николая.

Завещание самодержца было тайным. Хранили его за «семью печатями». Но, конечно, оба брата о нём, конечно же, были осведомлены.

1825 год

И тем не менее после внезапной кончины его страна в едином порыве, стала присягать именно ему — Константину.

На монетном дворе срочно начали штамповать новые серебряные рубли, с его профилем.

(меньше десятка, во всём мире (!) сохранилась до сих пор. Каталожная цена каждой из монет существенно превышает миллион…американских долларов).

***

Четвёртый, самый младший из братьев, загоняя коней, в качестве самого доверенного лица, помчался из Петербурга в Варшаву с секретной депешей.

«Брат мой Константин, против воли народа идти нельзя. Прошу тебя, возвращайся в столицу и прими престол.

Николай».

Возвращался Великий князь Михаил Павлович, везя категорический отказ!

В новом послании Николая просил брата хотя бы приехать в столицу, дабы личным присутствием подтвердить последнюю волю усопшего императора и старшего брата. Нехорошо это, без вашего присутствия возлагать на себя царские полномочия!

Константин отказался покидать Варшаву и на этот раз.

«Разве вам мало моих прежних уведомлений?! Править всей страной не хочу и не буду. Желаю вам успехов и всяческого благополучия!»

***

Больше месяца самая большая страна мира — жила без правителя!

***

Перешёптывались иностранные послы — непостижимая страна. В других государствах за корону и трон наследники глотки друг другу перегрызают. Воюют до последнего солдата. А здесь отталкивают от себя шапку Мономаха, словно это не символ царской власти, а змея гремучая да ядовитая!

Не припоминается в мировой истории начиная с Древних Греции и Рима, подобного удивительного казуса!

Декабрь 1825 года

Депеша от начальника главного штаба Ивана Дибича-Забалканского2.

«Докладываю вам о существовании на Юге разветвлённого тайного общества, цель которого — убить самодержца и всю его семью».

За месяц до этого.

Очередное совещание «Северного тайного общества»

— Господа позвольте вам представить ещё одного нашего единомышленника, — Князь Евгений Петрович Оболенский обвёл взглядом присутствующих и продолжил:

— Яков Иванович Ростовцев, двадцати двух лет от роду, подпоручик лейб-гвардии Егерского полка и, по совместительству ещё и мой добрый сосед.

Обитает в нижнем этаже, возле наружных дверей, ведущих прямо на улицу.

И скажу я вам, ловко устроился, ибо на верхних этажах обитает, как вы знаете, наш непосредственный начальник — генерал Карл Иванович Бистром.

Так вот, этот молодец состоит при нём адъютантом.

(К слову, капитан Оболенский вместе с тремя своими братьями заменил генералу детей, которых тот так и не нажил.

Более того, неоднократно пользовался его поддержкой и покровительством.)

Поднялся по лестнице и ты уже пред глазами командира. Это вам, господа, не галопом очертя  нестись, ни свет ни заря, да ещё и лютейший мороз!

Двенадцатого декабря 1825 года.

Кабинет великого князя Николаю Павловича

— Ваше Величество, как честный офицер, я просто обязан известить вас о готовящемся заговоре. Но, прошу вас, не требуйте с меня назвать имена участников, ни их звания, ни перечень полков и рот в нём задействованных, ибо я дал слово офицера, что об этом буду молчать. Но я, как честный человек обязан известить о сём факте своего государя.

— Но почему? Как мне это понимать?! — возмутился будущий самодержец.

— Всё дело в том, что вы не пользуетесь авторитетом ни в гвардии, ни и обществе.

— И когда произойдёт, это ваш…э…бун…революция?!

— Выступление намечено на день принесения присяги. И если оно будет успешным, то велика вероятность того, что от империи немедленно отделятся такие окраины как: Грузия, Бессарабия, Польша, Финляндия и может быть — Литва.

Поэтому прошу вас, во избежание катастрофы, пожалуйста, любой ценой, уговорите вашего старшего брата — великого князя Константина Павловича принять престол.

Возможно, даже силой доставьте его в столицу и, прилюдно, водрузите на  него шапку Мономаха.

И только тогда, когда старший брат решит публично передать её вам, и громогласно провозгласит государем, всё будет исполено по справедливости и закону!

А ежели вы считаете мой визит, недостойным и дерзким, то тотчас же велите предать меня смерти.

Погибнуть за процветание империи — для меня есть высшая честь.

И ещё, ежели моё сообщение требует похвалы, то не надо меня чем-либо награждать. Ибо, как я уже сказал, действия, предпринятые мной — не корысти ради, а лишь для нерушимости престола и спокойствия государства.

Подпоручик замолчал, а Николай Павлович подошёл к окну и молча стал наблюдать за людьми, снующими по площади. Вспомнив недавнюю депешу Дибича и нынешний донос, он окончательно, осознал: вместо торжественного и красочного принятия присяги — однозначно…будет мятеж!

И не поворачиваясь, к всё ещё стоя́щему по стойке смирно офицеру, изрёк:

— Ступайте за дверь и там дожидайтесь моего решения.

***

Сидя в приёмной, Ростовцев вспомнил свои детские годы, проведённые в большом доме директора училищ Санкт-Петербургской губернии.

Потом была учёбы в престижном Пажеском корпусе, из которого он был выпущен, всего лишь три года назад, и произведён в прапорщики лейб-гвардии Егерского полка.

И, наконец, перед его глазами всплыли события вчерашнего вечера, когда он, уставший, по долгу службы, пришёл к Оболенскому, да так в его квартире и остался. Выпил рюмку лафита3 и пару чашек горячего чая, да так и задремал, на тахте за ширмой.

Сквозь сон слышал, как князю пришли гости. Поначалу вели беседы о различных науках и словесности, а потом перешли на дела сугубо политические. Громко спорили, даже кричали и тем самым прогнали мой сон, окончательно.

Стали планировать, какие полки следует вывести на Сенатскую площадь, и какие действия предстоит принять, дабы не допустить восшествия на престол нового государя.

Сначала хотел тут же выскочить и, поднявшись на верхний этаж, доложить об услышанном своему непосредственному командиру, но подумав несколько минут, от этой идеи отказался. Рассудил вполне допустимо, что Карл Иванович тоже в курсе предстоящих событий и может быть заодно с заговорщиками.

Решил ехать во дворец. Однако дабы не прослыть предателем, отыскал бумагу и предупредил, о том, что, как человек долга, и верный присяге просто обязан сообщить обо всём услышанном, будущему государю.

Как мог, пытался убедить клятвопреступников, никаких противоправных действий не предпринимать и отказаться от посетивших их умы преступных замыслов.

Так как их заговор, к моменту выступления, уже будет известен во дворце.

И следовательно, обязательно приведёт бессмысленному и братоубийственному кровопролитию.

— Зайдите! Вас ждут — прервал его воспоминания слуга и распахнул массивные двери.

***

— Коль вы отказываетесь принимать из рук моих, какие-либо милости, настаивать не буду, — Николай, подписал бумагу и протянул её офицеру:

— Извольте незамедлительно отправляться к новому месту службы.

Отныне вы поступаете в распоряжение моего брата — великого князя Михаила Павловича.

14 декабря того же года

В этот незабываемый день Ростовцеву изрядно досталось.

Разъярённые гренадеры Московского гвардейского полка, без всякой пощады были его прикладами и кололи штыками. Расправа началась как только он приблизился к их строю и стал уговаривать разойтись по казармам.

***

После событий на Сенатской площади к нему стали относиться двояко. Для одних он стал нерукопожатным — предателем, а вот для других весьма «благородным офицером», сделавшим всё возможное, дабы спасти страну и государя от смертельной опасности.

***

Вылечившись от ран, Яков в течение нескольких лет офицер сопровождал младшего из Романовых во всех его походах. Участвовал в турецкой кампании двадцать восьмого года, затем, три года спустя, усмирял взбунтовавшихся, в очередной раз поляков.

Служил штаб-офицером в управлении Главного начальника военно-учебных заведений.

***

Находясь в ссылке, Оболенский своего соседа не забыл!

Неоднократно писал ему. Не считал Якова предателем их дела, и подлым доносчиком.

«Ни годы, ни страшные события не изменили наших отношений»4.

Двадцать два года спустя

По восшествии на престол нового самодержца Александра Второго, генерал-лейтенанта Якова Ивановича Ростовцева, весной пятидесятого года ввели в состав Государственного совета.

Зима 1857 года.

Неожиданно для общества и себя пожилой генерал был вызван в Зимний дворец и высочайшим указом назначен одним из трёх членов (!) негласного комитета по крестьянскому.

Которому поручалось тщательнейшим образом изучить все проекты, записки и идеи, касательно отмены в стране крепостного права.

Самодержец желал видеть в этом совещательном органе человека, пользовавшееся полным  доверием.

***

Яков Иванович — человек сложившихся взглядов и убеждений, в беседах с императором, говорил, что к данной реформе относится весьма скептически.

Однако год спустя, скрупулёзно изучив проблему своё мнение, кардинально поменял. Более того, выпросив отпуск, отправился за границу. И там посвящал всё время изучению материалов по решению крестьянского вопроса.

***

Будучи в Дрездене, сидел у постели умирающего сына. И тот, из последних сил заклинал его как можно быстрее, повлиять на судьбы основной массы народа русского.

Ростовцев внял его просьбам и не по документам, а в реальных сельских поселениях изучал быт местных крестьян, сравнивая его с жизнью простого русского мужика.

Вернувшись в столицу, он, с юношеской горячностью принялся убеждать, членов комитета и, конечно же, самодержца в необходимости безотлагательного освобождения всех крепостных, кому бы они ни принадлежали и каким бы трудным ни был этот процесс.

***

На заседаниях комиссий Ростовцев, в деталях излагал свои «постулаты», (предварительно одобренные государем):

Первое — крестьян освобождать вместе с землёю!

Второе — выкуп её у помещиков осуществлять при самой активной поддержке правительства.

Третье  — в переходный период, как можно менее сокращённый по времени, надобно перевести крестьян с барщины на оброк.

Четвёртое — сохранить или создавать заново управление высвобождаемых крестьян посредством сельской общины.

***

Много лет назад нам, советским школьникам внушали:

«Декабристы разбудили Герцена», а уже тот, своим изданием, под громким названием — «Колоколом» разбудил всю Россию.

Позже наш вождь Владимир Ильич Ленин справедливо утверждал, что «декабристы были страшно далеки от народа».

***

Я же, почёсывая, лысый затолок, с высоты прожитых лет, никак не могу взять в толк:

— Кто же всё же принёс больше пользы нашему государству — князь- декабрист Евгений Петрович Оболенский, или всё же подпоручик лейб-гвардии Егерского полка Якова Ростовцев?

Которого упомянутый выше Герцен именовал не иначе как «доносчик на своих друзей»?

***

И наконец последнее. Наша история просто обожает делать «этакие загогулины».

Внук Ростовцева, после Великой Октябрьской революции стал видным большевиком.

И в честь него названы улицы во многих наших городах и сёлах.

Да и вы его хорошо знаете, ибо он: писатель, переводчик, публицист, критик, искусствовед и…первый нарком просвещения — Анатолий Васильевич Луначарский!

Александр Ралот