Пятница, 22.11.2024
Журнал Клаузура

Соломон Воложин. «Донос? Или об «Ученике» Серебренникова»

Устав от оболванивающей (сериалами) политики центрального ТВ, я вошёл в поисковик и спросил: «Призёры Кинотавра 2016». И посмотрел фильм «Ученик». И опять разочаровался…

Россия расколота. Со времён церковного раскола. И теперь одни считают её обычной страной, а другие – необычной. Одни считают Россию обязанной подчиниться имеющемуся положению вещей и встроиться в пирамиду с вершиной – США. Другие – что нет. Первое – глобализм. Американский глобализм. Второе – традиционализм. С ним, в частности, Россия со свержения татаро-монгольского ига независимости не теряла (90-е годы не в счёт). За первое – идея неограниченного прогресса и так называемое общество Потребления. За второе – вековая неизменность народного менталитета. С антипотребительством, в частности.

Сейчас в России победа за людьми, что за второе. За вторыми. И – они за стабильность. Поэтому первые – за революцию. Цветную, так называемую. В интересах меньшинства.

Серебренников, судя по фильму, из меньшинства. И он против стабильности. Примиряющей. Он за экстремизм.

В его фильме сталкиваются два экстремизма: учительницы биологии, Елены Львовны Красновой, и ученика, Вени Южина.

Побеждает Веня.

— Почему?

— Вот почему.

С традиционализмом – Единство народа. С американским глобализмом – горохизация мира (разделяй и властвуй, в интересах одной горошины – нескольких сот миллиардеров). – С поражением лжесоциализма государство Россия частично отказалось от монополии на применение силы. Школы стали нанимать охранников. И… Если директорша школы сказала Елене Львовне, что та уволена и чтоб ушла или вызовут охранника, то так и будет. И не поможет Елене Львовне истерическая выходка: прибивание своей обуви к полу класса и влезание в эту обувь. – Трагикомедия. Но. Поскольку трагедийно, постольку сочувствие зрителя призвано остаться за потерпевшим поражение.

Это шито белыми нитками. Не помогает налёт усмешки. – Грубо тенденциозный фильм. С отдалённой целью подчинить всё же страну американскому диктату.

Но пусть я слишком пронзительный. Пусть не всем так ясен последний итог. Пусть не грубо, а тонко тенденциозный фильм. – Он всё равно – тенденциозный, от головы в нём всё, и в нём напрочь отсутствует ЧТО-ТО, указывающее на происхождение от подсознательного идеала.

Тут мне надо представиться. – Насколько я за стабильность (Россия не выдержит ещё одной революции), настолько я экстремист в эстетике (неприкладное искусство – это общение между подсознанием автора и подсознаниями восприемников; и что не таково, то не искусство по большому счёту). И фильм Серебренникова – не искусство, а агитка.

Он предупреждает, как опасно заигрывать с религией, как опасна клерикализация России. Он считает веротерпимость, закреплённую в Конституции РФ, и вообще всяческую плавность и сглаживание углов пагубными. – Действительно, на сторону Вени в конце стали все. А они ещё не знают, что его религиозный экстремизм довёл его до убийства своего собственного, так сказать, ученика по вере, Гриши. Он этого хромого убил за отказ испортить тормоз в мопеде Елены Львовны и за недостаточную веру (как факт, не вырастает же его короткая нога).

Собственно, и дух Библии так же экстремален и – за смерть неверующих. Не зря Серебренников не постеснялся вставить надписи, откуда они, те слова, которые произносит на каждом шагу Веня.

(Это очень хитрый ход. По закону РФ не подлежат запрету слова главных религиозных книг всех мировых религий. А все те книги сочинены были в совсем не политкорректные эпохи. И – уши теперь вянут слушать, что там дословно написано. Поэтому фильм «Ученик» мощно разжигает ненависть к христианству как к экстремизму, а запретить его нельзя.)

Тут я потороплюсь уточнить, что я – за безрелигиозный традиционализм. Я за советский кодекс строителя коммунизма (списанный с нагорной проповеди Христа), но против советской противоправной практики притеснения религии. Я б предложил безрелигиозный традиционализм вписать в Конституцию в качестве национальной идеи.

Мне могут сказать, что мой эстетический экстремизм не имеет научного основания. Как можно усечь, рождено что-то в «тексте» произведения от подсознательного или от сознательного идеала автора?

Отвечу.

Касательно образов объективного критерия нет. Есть только субъективный. Чем неожиданнее элемент, тем вероятнее, что он рождён подсознанием.

Но есть ещё кое-что. Противоречивость элементов. Два ряда «хорошо». Или два ряда «плохо». Столкновение противочувствий от них дают так называемый катарсис. Переживание которого явно (хоть и опять субъективно) отличается от иных переживаний: это ЧТО-ТО. Главное же – наличие противоречий. Оно – объективно.

Артисты по натуре, даже и не имея подсознательного идеала, стихийно дразнят восприемника.

И у Серебренникова есть-таки артистизм.

Милую (думаю) идею, что гомосексуализм естествен, ибо гены так распорядились (наука, мол, это доказала), он, Серебренников, дал пропагандировать учительнице биологии анекдотическим образом. – При отбивании атаки на обучение на уроке одеванию презерватива на морковку. (И презервативы и морковка принесены учительницей в класс и розданы учащимся.) – Будто нельзя было просто словами сказать. Будто надо видео сношающихся лошадей заготавливать для показа на уроке биологии.

Ненавистный (думаю) протест Вени против этого урока тоже сделан анекдотическим: Веня разделся догола, чтоб впечатлить тем, что он кричит (что христианство против предохранения и гомосексуализма).

Казалось бы, вот – столкновение двух «плохо». Как я докажу, что они не рождают неосознаваемое третье (и не рождены в подсознании автора)?

Что даёт моё уверение, что я никакого ЧТО-ТО не почувствовал?

А кто-то мне скажет, что это ЧТО-ТО его озарило. И оно есть сглаживание противоречий.

Я могу возразить?

Могу.

С первых же кадров видна кричащая актуальность: как кричат в стране верующие об оскорблении их религиозных чувств. С явным перегибом. В расчёте оказать влияние на власть в свою и её пользу. От изрядно жестокого осуждения панкмолебна начиная и сомнительной передачей Исаакиевского собора церкви кончая. – Веня не хочет ходить на урок физкультуры, когда на нём плавание. Бикини оскорбляют его религиозные чувства. Мать над этим заявлением насмехается. А кончается-то фильм тем, что она стала ходить в церковь и носить платок на голове всегда. – Какое это сглаживание противоречий?

А начало и конец ведь самые значимые части произведения.

Далее от начала по сюжету – естественное, — в стране, где церковь отделена от государства, —  отторжение и персонажей и зрителей от неуместного вторжения длинных цитат из Библии на педсовете, где обсуждают, что делать с Веней, прыгнувшим в бассейн, не раздеваясь. – Это, что ли, сглаживание противоречий?

Далее – сомнительность, — при той же отделённости церкви от государства, — решения директорши, заменить девочкам для плавания бикини на закрытые купальники. Затем – естественность насмешек Елены Львовны. – Это не сглаживание противоречий, а оппозиция против директоршиного сглаживания.

Может, картина общего издевательства над хромым Гришей (его посадили в мусорный бак одни, и без жалости вынимают оттуда другие) есть возбуждение ненависти к противоречиям? Следовательно, да – сглаживанию?

«Гриша: Ну это просто потому что… Я ж не могу дать им сдачи. А так вообще даже дружим».

Это ж позор. И – да здравствует противник, Веня, настроенный на ненависть.

Ценность – полная победа. О ней мечтает и классная руководительница, Елена Львовна, — о победе над противником-Веней. А её любовник, безразличный ко всему вне себя учитель по физкультуре – осажен ею. Тут тоже нет настроя на сглаживание противоречий.

Скажете, обрывание Веней обоев в своей комнате и другое разрушение благополучия уж точно вопиёт против экстремизма.

Как знать? Может, это настраивает на столь же жёсткую борьбу с ним, то есть на противоположный экстремизм. Предшествовавшая сцена, зацикленность Елены Львовны на борьбе, уже породила зерно разлада её с любовником, что при околотрагическом финале не есть плохо для идеи противостояния.

Сцена матери Вени и преподавателя ОПК (основ православной культуры) дана тоже не во славу сглаживания противоречий, а как иллюстрация победы якобы постепенности над глупой революцией. Сглаживание противоречий есть тактический ход, как мирная начальная фаза в цветных революциях. И – до здравствует победа, помня, как в платке стала ходить мама Вени в конце фильма.

Далее – этот урок биологии с презервативами. Вернее, после него. Ведь до такого пафоса, до слёз доводит сцену Серебренников, что анекдотичность с морковкой бледнеет.

А как катастрофически терпит поражение от Вени тактически сглаживающий противоречия священник!

«Священник: Что я хотел тебе сказать, Вениамин?

Я прекрасно тебя понимаю.

Веня: Что вы понимаете?

Священник (занимаясь своими бумагами и портфелем): Ну, то, что ты протестуешь. Не согласен со школой. С тем, как вас учат.

Веня: Так вы часть этого.

— Ну не совсем. Не совсем. Я тут, как в гостях. А мой дом – церковь.

— Ну, это ваши проблемы. Я могу идти?

(Встревожено и подходя к нему) Послушай, послушай, Веня! (Подойдя очень близко и дирижируя пальцем) Церковь нуждается в таких людях, как ты.

— Вы совершенно не знаете, что я за человек.

— Знаю. Я вижу. (Отходя к своим бумагам) Ты из тех, которые живут ради веры.

— Я не живу ради веры, я за неё умру.

— Вот. (Снимая своё позолоченное облачение) Золотые слова. Но так сразу умирать не обязательно. Есть много путей, чтобы служить Богу.

— Но (усмехаясь) вы ж знаете, что это не так. Вы хорошо устроились, да? Вы знаете, что другие религии над нами насмехаются за это? Что в других религиях есть воины веры, самоубийцы? Мученики, которые отдают жизнь за свою веру [исламские экстремисты, надо думать, имеются в виду; про других самоубийц что-то не слышно]. Ничего подобного сейчас не делает ни один христианин. И всё потому, что вы не читаете Библию. Вы слепили себе такого удобного Бога, который всё прощает. И успокоились. А Господь говорит (заводясь с пол-оборота): «Не думайте, что Я пришёл принести на землю мир; не мир пришёл Я принести, но меч (вдохновенно расхаживая взад и вперёд и дирижируя), ибо Я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его». И ещё: «Врагов же моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною». Так что речь не идёт вовсе о том, чтобы жить за веру. У Господа, на нас был другой план, когда он говорит: огонь пришел Я низвести на землю и как желал, чтоб он уже возгорелся.

(Переходя в наступление буквально, протягивая две руки) В этом ты совершенно прав, Веня! И вот поэтому ты тот человек, который нам нужен.

— Для чего?

— Для чего… Ну, я хотел бы, чтобы ты для начала (быстро пошёл к свои бумагам) прочитал вот это вот (роется в целлофановом мешке), вот эту вот брошюрку (вынимает и трясёт синюю книжицу).

— Мне не нужны брошюрки. У меня есть Библия (уходя), и она меч, который проходит сквозь людей. (Подняв мяч и бросая его в баскетбольную сетку. Мимо.) Некоторые выстаивают, другие падают.

(Торжественно и бодро) Вот. Вот. Приходи! Поговорим. Послушаешь проповедь.

— Проповедь? (Лупя ладонью по мячу) Ну, если уж проповедовать, так в Чечне. Или в Афганистане.

— Веня. Веня, тебя же убьют в первый день.

— А вот это не важно. «Кто отдаст душу свою ради Меня, тот сбережёт её».

— М. Ну и с какими душами ты встречался? Двум? Трём? А нас [в смысле – живущих] тысячи, понимаешь? Миллионы.

— Это не в счёт. И души не валюта. «На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии». Эти люди, которые к вам приходят на проповедь и ничего не знают о Боге, сами виноваты. Потому что есть Книга. И её можно открыть и прочитать.

— Ой, Веня, Веня. (Упаковывая свои бумаги) Это всё гордыня в тебе говорит. (Выхватив кисть и, брызгая и крестя, кричит, а Веня уворачивается от брызг) Бесы в тебе сидят, Веня! Бесы!

— Да мне не нужна церковь. Что в ней хорошего? Банки с слёзами? Торговать свечками? Поп на мерседесе нужен. А?

— Послушай, а ну не богохульствуй! Храм – это дом Господа.

— Господа? Господу нужен этот дом? Думаешь, ему нужны эти квадратные метры? М? В Библии сказано: «Бог, сотворивший мир и всё, что в нем… не в рукотворенных храмах живет». Так говорит Господь! «Небо престол мой, земля — подножие ног Моих». А Сын человеческий не для того пришёл, чтобы Ему служили, а чтобы послужить и отдать душу свою для искупления многих.

— Вот мы и молимся об этом в храмах.

— А Господь говорит: «Когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах… останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю, они уже получили награду свою». «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий всё тайное, воздаст тебе явно». Я не знаю, о чём вы молитесь, что проповедуете. Но, вроде, почитаете того же самого Бога, что и я, а сами, очевидно, даже и Книги его не читали. Потому иначе люди покинули б ваши храмы, отменили все эти ваши проповеди и пошли бы домой молиться Отцу, который тайный (уходит из спортзала)».

И после этого я стану верить в озарение насчёт сглаживания противоречий?

Мне особенно нравится сарказм автора в сцене разговора директорши с биологичкой о теории Дарвина о происхождении человека от обезьяны по поводу того, что урок был сорван Веней, утверждающим христианский вариант творения.

«Директорша (досадливо): Почему бы вам не обсудить эту тему с батюшкой?

Биологичка: Зачем?

— Ну как? Чтоб преподать вместе с теорией гипотезу Творения.

— Вот эти дети потом выберут ту, которая им нравится больше?

Людмила Ивановна, есть только одна научная версия. Она доказана, понимаете? И отец Всеволод, он не в состоянии компетентно эту версию изложить.

(Директриса смотрит на биологичку, как на зануду)

И дело вообще не в Творении, как вы говорите. Потому что никто ничего не сотворял. Мир это не результат Творения. Он находится в постоянном развитии. И не был сотворён спустя семь дней после Большого Взрыва во всём многообразии видов и так далее (говорит, как об стенку горох).

— Ну послушайте. Вы же сами говорите… Правильно? Вот что было до Большого Взрыва?

— Мы не знаем.

— Вы сами говорите: мы не зна-ем.

— Но. Мы не можем потерпеть, что мы знаем не всё? Или должны наполнить этот вакуум какой-нибудь сказкой?

— Пожалуйста, ну обсудите вы эту тему у батюшки. Ну вместо того, чтобы каждый раз вот этому ребёнку… Смотрите, что он творит. Каждый раз ему говорить, что всё, что написано в Библии – ложь… Ну вы бы с отцом Всеволодом…

— В Библии, например, сказано, что летучие мыши это птицы. Я не могу делать вид, что подобный бред имеет право на существование. Это аморально.

— Летучие мыши прекрасно летают. И в широком смысле – это птицы. (Торжествующе) Вот это и имеется в виду в Библии.

— Понятно. А кит это рыба, правильно? Потому что он плавает.

— Вы впадаете в догматизм».

Хоть стой, хоть падай.

Выдумка на грани фола. Не может быть таких директорш, которым далеко за 40 в 2016 году. Потому что такая училась в школе при всеобщем атеизме.

Но. Если чуть не все власть предержащие стали креститься четверть века тому назад…

Да, этот диалог – прекрасный сатирический штрих подобострастия, приспособленчества и т.д. и т.д.

Однако не зря сатира – самый нехудожественный род искусства, как признавал ещё «Словарь литературоведческих терминов» 1974-го года издания.

Этим всем я, если вы ещё помните, доказывал, что при таком навале против сглаживания противоречий подобное переживание не может возникнуть в качестве озарения от артистического дразнения чувств, устроенного Серебренниковым однажды.

То есть вам остаётся одно – признать, что фильм есть агитка. То есть – не искусство по большому счёту, а кинопублицистика.

Для этого, правда, вам придётся признать, что искусство – это средство общения подсознаний по поводу сокровенного. И что жюри Кинотавра понятия не имеет о таком критерии художественности.

Если б я считал, что свободы слова в России нет, я б не слал эту статью в российский журнал. Я б вообще не стал бы её даже пробовать публиковать. Ибо она б была доносом. За которым последовали б притеснения Серебренникова со стороны власти (как мне ни противна его проамериканская ориентация, которую он сам – вполне возможно – не сознаёт). Но вы меня не ловите на слове. Столь дальних политических последствий воздействия этой сатиры Серебренников вполне может не осознавать, что не значит, что он имеет так красиво называемый либеральным идеал в качестве подсознательного.

Можно ли это проверить? Можно. Например, если Серебренников плохо отзывается о теперешней власти, то его идеал либерализма сознательный.

Смотрим (прошу учесть, что я провинциал и мало осведомлённый человек).

Находим:

«Два года и дальше что-то, мне кажется, изменится… И очень жалко, если все окончится как обычно – заварухой, в результате которой победят какие-то мутные люди, какие-то спецслужбы очередные» (16 мая 2012).

Прошло, правда, 4 года до 2016-го с тех пор. Но идеалы, даже осознаваемые, так быстро не меняются, думаю.

То есть фильм «Ученик» – дрянь.

Соломон Воложин


НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ

Ваш email адрес не публикуется. Обязательные поля помечены *

Копирайт

© 2011 - 2016 Журнал Клаузура | 18+
Любое копирование материалов только с письменного разрешения редакции

Регистрация

Зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Электронное периодическое издание "Клаузура". Регистрационный номер Эл ФС 77 — 46276 от 24.08.2011
Печатное издание журнал "Клаузура"
Регистрационный номер ПИ № ФС 77 — 46506 от 09.09.2011

Связь

Главный редактор - Дмитрий Плынов
e-mail: text@klauzura.ru
тел. (495) 726-25-04

Статистика

Яндекс.Метрика