Беседовать с художниками интересно чрезвычайно: обязательно найдётся необычный взгляд, любопытный поворот. Рисунки, картины, керамика Марии Потаповой сотканы из тонких волшебных нитей, и сама она – настоящая фея.

— Мария, у вас в семье все художники. Вы, наверное, о другой профессии и не помышляли?

— Да, и мама, и папа, и бабушка с дедушкой, и другие родственники.  А если копнуть глубже, то кто-то из предков расписывал храмы, кто-то – кузнецовский фарфор.  Единственный не художник – мой брат, он – программист, так мы это в шутку перевели: в семье не без программиста. Я рисовала с детства, и это культивировалось – все мои работы оформлялись в рамки. Думаю, важно, когда родители не отталкивают от выбора и не возмущаются, что это за профессия, а, наоборот, ребёнка поддерживают. Мама рассказывала, что её маленькой девочкой мои бабушка с дедушкой брали на проекты, и она играла с кусочками смальты, пока они – художники-монументалисты — занимались росписью или мозаикой.

— А какие художественные воспоминания из детства запомнились больше всего?

— Помню, меня укладывали спать, а я поднималась и тайком шла рисовать. Всё открылось, когда мама обнаружила, что у неё пропала чрезвычайно дефицитная тогда белая краска. И ещё помню, как зависала над маминой работой – часами, как заворожённая, смотрела, как она обращается с материалом, создавая керамику. Наверное, поэтому мне сейчас нравится заниматься не только живописью и графикой, которым училась в институте, но очень нравится лепить. Как-то интуитивно у меня идёт, очевидно, с детства.

Барышня-шкатулка

— Керамика действительно нечто очень тёплое, приятное…

— Всегда, когда попадаю в места, где продаётся керамика, хочу её купить. Мне на это говорят: «С ума сошла? Ты сама можешь такое сделать». Теоретически – да, но когда беру вещь, как будто чувствую через неё человека – его тепло, его настроение, его чувства. Вот стоит на полке много керамики – это вдохновляет.

— Вы много путешествовали по разных городам и странам, какая из поездок запомнилась вам, как художнику, больше других?

— Самые сильные впечатления оставила Италия. Туда я ездила не только отдыхать, но ещё и учиться в Школе керамики. Я изучала традиционную технику итальянской майолики – это роспись по сырой эмали: изделие глазуруется, и прямо по сырой эмали делается роспись  — и ошибиться нельзя именно потому, что она сырая. Всё это очень повлияло на моё развитие, дало возможность соединить два любимых занятия — графику и керамику, качество моих изделий стало гораздо лучше. У нас в России, чтобы смешать пигмент, нужно быть «алхимиком» – чуть-чуть сахара добавить, немного глазури и еще секретных ингредиентов, чтобы после обжига вещь была качественной. В Италии всё проще – цвета очень яркие, в них для работы просто надо добавить немного воды. Теперь использую эти пигменты здесь. Когда есть хороший материал, это в работе ещё больше окрыляет и упрощает процесс – так свои фантазии воплощать проще. Появляется возможность делать тонкие детали, а проработку я люблю со времён обучения в Суриковском. И ещё важно, что в Италии профессионалы встретились с профессионалами, и итальянские коллеги предложили нам ещё один интересный путь. Сотворчество всегда открывает какие-то новые дороги.

— Поступить в Институт им. Сурикова было легко?

— Вся моя семья из Строгановки, и я была уверена, что и мне туда прямая дорога. Готовилась серьёзно, но, слава Богу, не поступила. Суриковский казался недосягаемым, но год подготовки с преподавателем из Абрамцевского колледжа стал незабываемым этапом жизни. Вспомнить хотя бы «поразилки» — он приучил меня ежедневно делать зарисовочки событий. Каждый день надо было страницу с картинками маленькими  нарисовать из того, что за день поразило. А это значит – искать всё новое и новое, не будешь же рисовать один и тот же сюжет каждый день. Так постепенно находишь какие-то необычные вещи, учишься их замечать, чем больше зарисовываешь – тем больше замечаешь. Из таких альбомов потом получаются идеи для картин. И когда ходишь и смотришь заинтересованно каждый день – как батарейка заряжаешься, а потом всё это во что-то выливается. Это к вопросу, как приходит вдохновение. Что-то в этом плане можно тренировать вполне сознательно.

— Мария, а вы разговариваете, например, с глиной или листом бумаги во время работы?

Никольская в дни ЧМ по футболу стала кладезем для скетчей

— По-разному бывает. Попасть в это состояние включённости получается, конечно, не всегда. Но когда попадаешь – это радость, это классно, потому что усталости не чувствуешь совсем, поесть зачастую забываешь, на часы не смотришь вовсе, и нет удручающих мыслей о том, что завтра снова к «станку». «Батарейка» просто не разряжается. И часто  материал ведёт, или, вернее, его особенности. Задумаешь одно, а он со своими законами сам всё выстроит. В общем, возникает диалог.

— Для кого вы делаете свои работы?

— Делаю вещи, рассчитанные на самых разных людей. От достаточно маленьких украшений, которые любит молодёжь, до скульптур, подсвечников, барышень-шкатулок (а их у меня целая серия) для коллекционеров. Есть люди, которые хотят постоянно любоваться произведениями искусства у себя дома, просмотру телепередач они предпочитают любование картиной или скульптурой, и каждый раз открывать для себя в этом новые грани. Им нравится таким образом учиться и воспитывать вкус. Это люди пытливые, им хочется расти и развиваться. И созерцание, мне кажется, хороший способ отвлечься от ненужного информационного вала.

— А у детей кто, по-вашему, должен воспитывать вкус?

— Сувенирка, к сожалению, будет над произведениями искусства превалировать всегда. Положите рядом два керамических граната – который из них ширпотреб, а какой – работа большого мастера, определит  только понимающий. И надо искать хороших педагогов, интересных  художников, интересные вещи. Я считаю, что мелочи – очень важны в этом. У мамы есть немецкий сервиз 60-х годов прошлого века, в нём – чашечки в полоску, которые совсем немного отличаются по толщине. Кто-то заметит эту разницу, а кто-то – нет. Вот здесь и скрыта тонкость восприятия и вкус. И в сечении эти чашки не круглые, а чуть-чуть овальные. Увидит профессионал или большой ценитель.

— А как выбрать, куда отдать ребёнка, чтобы этот самый вкус развивать?

— Сейчас кружков разных очень много, среди них, к сожалению, большинство, где люди, окончившие только какие-то курсы, делают бизнес. В этом нет глубины, нет профессионализма. Руками детям, конечно, полезно поработать – развивать моторику, координацию движений, тактильные ощущения и много ещё чего, но для развития вкуса нужно искать профессионалов. У них другое чутьё и другое обращение к ребёнку. Профессионал, когда работает с детьми, смотрит, что неожиданное может преподнести каждый малыш. И ещё он заражает  своим творчеством и своей любовью к нему и больших, и маленьких.

Роспись по мокрой эмали

— Возможны ли занятия на промыслах?

— Очень жаль, что многие из них сейчас сворачиваются. Не забуду свою практическую работу на Гжельском заводе, но не традиционном сине-белом, а на экспериментальном, где делали цветную керамику. Необычайно было счастливое время. Там была особая какая-то атмосфера, казалось, в работе помогают сами стены. Работали на предприятии самые известные художники-керамисты, там находили даже формы Врубеля. Жили мы в каком-то ужасном общежитии, где на голову сыпалась штукатурка, а в цеху было неимоверно холодно. Старались согреться горячим чаем и какими-то мини-обогревателями. Но работали по 11-12 часов, не обращая внимания на то, что едим, а уже в 8 утра нас буквально слизывало с кровати, потому что к этому часу выходил обжиг, и нам не терпелось посмотреть, что же там получилось. Работа шла необычайно гладко, и всё выходило. Это был какой-то иной мир, где сами стены помогали – может, энергетика осталась от предыдущих художников. Потом с этими работами меня приняли в Союз художников. Я уже не говорю о том, что производство для художника-керамиста – вещь чрезвычайно важная. Сейчас у нас своя мастерская, в которой есть печь, где происходит обжиг.

— Ещё один из ваших художественных интересов – графика. Почему?

— На мой взгляд, здесь больше свободы, чем в живописи. У графики гораздо более условный язык, графика для меня как билет в свободное творческое плавание. А ещё графика более конкретна, она более выразительна, а, значит, больше привлекает внимание. В некоторых случаях, мне кажется, она даже доступнее для понимания, чем живопись. Это совсем два разных подхода, хотя из графики может вырасти живопись, здесь всё очень взаимосвязано. В графике есть больше возможностей для художественных поисков. Там проще найти свой язык. Осмелюсь сказать, что графика как раз наиболее интересна  оттого, что иносказательна.

— Какие любимые темы в графике?

— Мне всегда интересен человек. Сейчас, скорее всего, нет какой-то определённой темы, я пробую разное. Иногда мне нравится запечатлевать моменты, связанные с приятными ощущениями, воспоминаниями. Когда путешествую, всегда делаю зарисовки, а потом просматриваю их, как альбом со старыми фотографиями – с этим связано много приятных чувств. И если делаешь это с любовью, окружающим тоже нравится. Мне думается, что люди покупают не столько вещь, сколько эмоции. Они покупают картину или скульптуру, потому что она вызывает какие-то приятные ощущения, и они хотят с этими ощущениями жить.

— А какой человек интересен больше других?

— Тот, в котором есть теплота. Это не объяснить. В человеке что-то искрится, даже если он это пытается скрыть, внутренний огонёк обязательно себя выдаст.

— На вашей странице в одной из соцсетей написано «Свободный художник». А что есть свобода для художника?

— Для меня это – не привязываться к требованиям заказчика, творить так, как считаю нужным. И мне везёт, в заказных работах воплощаю свои творческие идеи полностью – люди мне доверяют.

— У вас изумительные скетчи. Кстати сказать, эта манера сейчас довольно распространена. Модная волна?

Мария Потапова

— Зарисовки в альбомах художников существовали всегда, как и заметки у писателей. Приглянулось что-то – зарисовал, записал – потом пригодится. Но это у старых мастеров в основном, когда темп жизни был другой. А сейчас всё необычайно ускорилось, и всё надо делать быстро, если хочешь успеть. Как в «Алисе в стране чудес»: если хочешь стоять на месте – беги, а если куда-то попасть, то беги в два раза быстрее. Сейчас это явно прослеживается и в искусстве тоже. Раньше наброски не были самостоятельным направлением, теперь же они вполне независимы  – такое интересное веяние. Если раньше наброски Иванова к «Явлению Христа народу» были приложением к полотну, то сейчас какие-то из них реально могли бы быть полноценными работами.

— Мне кажется, французские журналы 60-х публиковали нечто подобное…

— От импрессионистов ещё пошло – ухватить мгновение. У них нет иллюстрированного рассказа – там мгновенный разговор в кафе, свидание и т.д. Скетчи, наверное, проще воспринимать, чем картины в музее, всё-таки поход в музей – определённая работа, я после некоторых выставок чувствую усталость. Зарисовки попроще и побыстрее – удобнее, видимо, для современного человека в какой-то степени. Хотя и там в каждой работе своё композиционное и художественное решение. А ещё у зрителя есть возможность додумать, дофантазировать – ведь наброски бывают недорисованными, недосказанными. Этот стиль развивает воображение. Зрителю подсознательно нравится смотреть такие вещи.

— Как вы оцените такую ситуацию: сидит компания людей, заходит незнакомец и сразу узнаёт в компании художника. Чем он так выделяется?

— Шутят, что художник – это диагноз. А ещё говорят: Господь создал весь мир, и ему неинтересно, что выкопали геологи или нашли водолазы, ему известны эти подробности. Ему интересны художники, в особенности писатели, потому что он хочет узнать, что сотворило его создание, и как художник видит то, что он создал.

Наталья Косякова

Фото из личного архива Марии Потаповой