Ходит вода, живёт плавно и кубически, сферу вмещая в новую сферу, играет поверхностными мускулами натяжения.

Ходит, живёт.

С моста видны вихры её движение, перекаты, нахлёсты, узоры ряби …

В белизну разлетаются верхние слои течения, и брызги, вздёрнутые над бездной – как оторвавшиеся человеческие судьбы: которым всё равно суждено кануть в массу всеобщности…

Трое работяг сидят на траве возле небольшого строительного городка: тут меняют трубы; трое сделавших перерыв сидят на сочной июньской траве, и курят, и болтают.

— В субботу хоть на рыбалку вырвусь, с парнем своим…

— Ай, брось, бухнём лучше!

— Не, там и выпью. Парень давно просил свозить.

Мат шлёпает шматками в воздух, и не осознают его, как речевую грязь – просто дополнение к речи.

Река несётся, верхние слои течения прозрачно блестят на солнце, срываются брызги…

Доводилось партией закупать кремневые ружья: товарищи по борьбе доверяли…

Барка качалась на волнах, и бились они, лазоревые, в её борта.

С бледными лицами, равнодушные контрабандисты, интересующиеся только прибылью, сбывали надёжный товар: но сами тропы Рисорджерменто, которыми доводилось ходить, сильно напоминали горные, козьи, и ничего с этим не поделать.

Отряд попал в засаду, странный русский, которого полюбили, что-то кричал прежде, чем пуля заткнула его навсегда…

Сводки и сообщения о продвижение армий; судорожные балы во дворцах: будто перед финалом, словно – всё, провал в бездну…

Карл Альберт, чья капризность вошла в поговорку, уже не желал просыпаться, если тут же не испить вина…

…а я закупал ружья – снова и снова, ведь Риварес уже расстрелян, и нам необходимо бороться дальше, нельзя отступать, ни в коем случае; я снова вижу качающуюся на волнах барку, и знаю контрабандистов, привезших товар, но не знаю, сколько мне осталось…

С современного, но не красивого, не большого моста взгляд на воду будет отличаться от иного, вековой данности так, как человек нынешний отличается от тех, живших… уже в бездне…

Не забыть всего, чем нагрузило время, не отменить бешеного клокотания технологий, не вернуться… даже к детским своим источникам.

Площадка неподалёку от моста, резвящаяся детвора, мальчишка, догоняющий девчонку, медленное вызревание жизни.

— Па, а ты водичку взял? – славный мальчишка, весь мокрый от беготни, подлетает к пожилому, седобородому отцу.

— Конечно, малыш. – Достаёт из сумки бутылку, протягивает сыну.

Тот пьёт быстро, жадно: приятели ждут.

Игра будет длиться долго, пока…не окажется мальчишка – ну, вы знаете последовательность.

Сосед на лестничной площадке, поздравив соседа с рождением сына, сказал: Сейчас быстро всё полетит, я тоже думал долго, а оказалось…

Курили.

У говорившего – взрослая дочь, а через год после сказанного он умрёт скоропостижно, но, глядящий в бездну реки и вспоминающий фрагменты судьбы, ещё не знает об этом.

Не знает в тот момент, в который происходит ничего не значащий разговор на лестничной клетке, куда оба выходят покурить…

Или – нет ничего не значительного? Всё, даже мельчайшие события – суть песчинки, складывающую огромную всеобщность жизни?

Человек, оторвавшись от созерцания реки, проходит мост, и, обогнув длинный, каменный забор некогда процветавшего завода, растворяется в перспективе – будто его и не было.

Одинокая мысль, не видимая никому, тонко вибрирует в нежной массе летнего пространства.

Александр Балтин