Первый раз я  я встретился с этим человеком году, наверное, в семьдесят третьем… или четвертом… недалеко от деревни Поповка по Рогачевскому шоссе под Москвой. На этом Яхромском направлении в 1941 году было пролито много крови… немцы хотели прорваться здесь на восток, чтобы сомкнуть кольцо вокруг столицы с севера — да не вышло. Вот выбиты на плоскости стандартного обелиска фамилии офицеров и солдат, которые стояли здесь насмерть…

Мы каждый день проходили мимо, останавливались… расчищали снег, приносили еловые лапы…. клали их здесь у подножья пирамиды…  я думал: может, так и моему брату кто-то поклонится, укладывая цветы там, под Воронежем в городе Боброве у братской могилы, в которой он похоронен… наша лыжня пролегала рядом с обелиском. И жили мы неподалеку в этой местности две недели всего в доме творчества «Березка», который принадлежал издательству «Молодая гвардия»…

Очевидно, наши дилетантские попытки сфотографироваться задели профессиональное чувство проходившего мимо человека небольшого роста, видно по всему, спортивного кроя, и он просто сказал: «А давайте я вас сфотографирую!?» И что удивительно – у него была своя камера на ремешке под курткой – не нашим чета, какая-то явно «импортная», как говорили «навороченная»… вот передо мной снимок – память первой встречи с Давидом Фастовским,  — Толя Головков, корреспондент газеты «Известия», и мы с женой, а Давид – за кадром… он с камерой… стоим, опершись руками на выставленные вперед лыжные палки,  и смотрим вдаль… туда, куда смотрели погибшие здесь мальчики, заслонившие нас…  На этом снимке мы уже старше их, а им то всего по восемнадцать…

В то время Давид, долго мыкавшийся без постоянного места работы из-за наличия в его анкете ущербности по пятому пункту («инвалид пятой группы», как говорили) случайно от друзей узнал, что в журнал «Сельская молодежь» пришел новый Главный редактор. Друзья же и рекомендовали попробовать, хоть журнал и «цековский» (принадлежал, как и все издательство, упомянутое выше, Центральному комитету комсомола), а все же решает-то редактор…

Давид пошел – и не прогадал. Олег Максимович Попцов взял его на работу сразу, посмотрев несколько десятков фотографий, но сначала, для конспирации что ли, оформив только в отдел писем, где ни зарплаты, ни перспективы… но уже через месяц он вручил Давиду Фастовскому удостоверение фотокорреспондента журнала…

Надо сказать, что с приходом Олега Попцова журнал настолько преобразился, что несмотря на непривлекательное название и никудышную прежнюю репутацию после первых же номеров приобрел нового читателя… там даже отдел поэзии, благодаря новым людям и Вадиму Черняку, возглавлявшему его, стал дерзким и желанным строгим российским любителям поэзии. А Россия, особенно тех 60-70х была несомненно заражена вирусом высокой поэзии…

И пошла снимать губерния! Сельская жизнь должна была предстать счастливой и зажиточной, светлой и радостной, красивой и устремленной в будущее… по крайне мере, на страницах журнала. А сделать ее такой должен был журналист и фотомастер… но где ее взять то было, такую жизнь… по всей стране колесил фотокор и говорит мне: «Жалею теперь, что тогда многое не снимал… не чернуху… этого везде и всегда хватает… а вот ту правду, которая сегодня невосстановима…. да ведь все не успеешь… надо же было журнал делать…»

А делал Давид Фастовский красивые обложки и фоторепортажи, и портреты, и спортивные съемки (особенно футбол и гимнастику, поскольку сам ими занимался в молодости)… искал свой почерк, искал компромисс, чтобы не отягощать совесть и не переводить на вранье бумагу… не отравлять души людей… не просто это было… и Попцову не просто было… и вместе им, когда заодно, и когда друг против друга…  творчество ни взвесить, ни измерить – творчество это «умение не переходить грань», как говорил поэт Михаил Светлов…

Вот уж, действительно, повидал он жизнь в самом натуральном виде, в глубинке. Но эти скитания не прошли даром. Они травмировали не только душу, но и… начали наскакивать болячки, атаковать исподволь и в самое, как обычно, неподходящее время.

Тогда в редакции одна из сотрудниц порекомендовала Давиду попробовать самому одолеть болезни и предложила почитать книгу Гарта Гилмора «Бег ради жизни»… и Давид побежал. Побежал в буквальном смысле по писанному…  воистину следует лишь прислушиваться к голосу судьбы и то ли идти, то ли бежать по её воле и не отклоняться…  Фастовский побежал!

И линия его бега пролегала в те годы, как выяснилось, мимо моего дома – он жил несколько дальше от центра Москвы по Ленинскому проспекту… каждое утро мы встречались: я вышагивал свои километры до Воробьевых гор с моей любимой шотландской овчаркой Балли, а Давид пробегал мимо нас в ежедневной двадцатикилометровой (!) утренней разминке!

Как вспоминает Давид, через несколько месяцев он забыл о своих болячках, а общественный темперамент бегуна уже не удовлетворялся его личным успехом – он должен был поделиться своим умением с другими, заразить их, и… побежало время… побежали друзья… мало того, что в его репортажах стала чаще появляться спортивная тема. Но и этого ему оказалось мало — Фастовский организовал  с великими трудностями, преодолевая сопротивление Спорткомитета – монополиста, — «Московский клуб бега»МИР» при Центральном Парке культуры им. Горького…

В неказистом желтеньком домике, зажатом между забором парка и Крымским мостом, почти на самой набережной реки Москвы, в подвале было уютно и дышалось хорошо в нескольких тесных комнатках, потому что Давид Фастовский умел своим обаянием и непринужденной заразительной агитацией привлечь в свой клуб много интересных интеллигентных людей… может быть, большинство из них и не побежали по его стопам, а только заполнили карточку клуба и бывали тут редко, например, как автор этих строк, но зато многие вовсе не профессиональные спортсмены могли похвастаться участием и победами в интересных забегах и соревнованиях, а сам председатель клуба уже не удовлетворялся простым марафоном – он перешел на сверхдлинные дистанции: Сверхмарафон в Одессе (100 километров под проливным дождем), забеги Москва – Руза, Москва – Рязань, Ленинград – Выборг, и как вершина, повторение бегом пути Радищева из Петербурга (тогда еще Ленинграда)  в Москву… где Давид, преодолевая тяжелейшую травму ноги, смог добежать до цели, больше половины участников сошло с дистанции…

Приходилось, конечно, буквально перебарывать сопротивление официальных властей в организации разных забегов, с трудом пробиваться в участники. Мы так привыкли в те годы делать что-то хорошее, полезное, как говорится, «вопреки»! Спорткомитет был монополистом!  Поэтому приглашения принять участие в зарубежных забегах известному уже фотомастеру и бегуну не могли осуществиться без него – не в те руки слава шла! И все же один раз Давид вырвался в Сиэтл в США на международный марафон, правда к Президенту клуба Давиду Фастовскому, как обычно, вместо настоящих марафонцев — членов клуба пристегнули нескольких «Иван Иванычей», но они сошли с дистанции быстро: и двух километров не протянули…

Но не об этом речь. Я спрашиваю его: — Скажи, замелькала жизнь быстрее, когда ты побежал, а что же с твоим искусством? Как они уживались? Может быть, помогали друг другу… и Давид отвечает не сразу… «Я приговорен к бегу…»

Часто ему ради бега приходилось сокращать командировки – надо было скорее вернуться – то соревнования, то подготовка к ним и ещё особо строгий режим… любое искусство, которому отдаешься целиком, а стоит ли иначе, и добьешься ли чего-нибудь (?), требует тебя всего, и тогда, как усидеть на двух стульях?..

«Я люблю свою работу… процесс съемки,… печатанье…»

Когда открылись ворота в конце прошлого века, Давид Фастовский с женой и двумя дочерьми уехал за океан, но образ его жизни остался прежним, и обе страсти терзали его… конечно, он не оставил камеру – наоборот сумел приобрести хорошую фототехнику, потому что маэстро нужен классный инструмент… С его обложкой вышел первый номер газеты «Вечерний Нью Йорк», а после русскоязычной прессы появились американские издания… он был приглашен со своими работами на многие выставки, признан в числе лучших ста фотографов 1996 года…

И говорит так: «Творчески – возможности неограниченные… работать надо… конкуренция, но нет предвзятости… и ужасно хочется снимать…»

А ещё:

«Часики тикают, — время, время поджимает… задумал книгу…»

— Это время мудрости Давид? — спрашиваю

— Наверное, — соглашается Фастовский, — мне надо было ее написать… — я не согласен с тем, что написал мой друг, но… значит, есть о чём поговорить и поспорить…

— Знаешь, — говорю я, — бегай на здоровье, но сколько бы ты ни пробежал – это все уйдет с тобой вместе, а фотолисты останутся, значит, ты счастлив: – ты вырастил детей, построил дом и посадил деревья…

Михаил Садовский