Институт лихорадило: пропал сотрудник отдела синтеза, руководитель поисковой группы Слава Ванин. Пропал при загадочных обстоятельствах.

Утром в субботу он провел совещание группы — обычный недельный отчет: разбор, обсуждение, критика, предложения. Затем работал в инфотеке, пробыл там, по показаниям Майи, не более часа, новых запросов не делал. После инфотеки его видели у входа в музей древней культуры. Заходил ли Ванин в музей — неизвестно. Около двенадцати он беседовал по видеофону с Серёжкой, о чем, мальчик не помнит, вроде бы о какой-то сказке. Больше Ванина не видели.

Встревожились потому, что он не явился на Завершение. Давно сложилась традиция: результаты опыта Ванин считывал сам. На вызов телеробот ответил, что хозяин вышел из дома в воскресенье утром, до сих пор не вернулся, никаких распоряжений не оставил.

Опрос ближайших служб «Скорой помощи» и безопасности движения также ничего не дал.

Учитывая исключительность обстоятельств, решили осмотреть вещи и бумаги Ванина в институте и дома — в надежде отыскать какой-нибудь след. Эту деликатную миссию возложили на членов группы Ванина, его ближайших помощников — Олега Виртуозова, Джона Метелкина и Светлану Синичкину…

ДНЕВНИК, НАЙДЕННЫЙ ГРУППОЙ

2 января.

Я — в отчаянии! Какое-то наваждение!

Стоит мне закрыть глаза, как является проклятое чудище и заостренным коричневым образованием начинает стучать по ступам.

Ноги сразу становятся тяжелыми, хочу бежать – и не могу. А мерзкая уродина шумно хлопает себя по бокам широкими крыльями и пялит на меня круглые стеклянные глаза. Я кричу и просыпаюсь.

2 января, вечер.

Опять неудача. Сотая серия и снова – в корзину! Все проверили. Опыт сегодня контролировала Света, самая аккуратная из лаборантов, но и она не обнаружила никакой ошибки.

Компоненты строго дозированы, реактивы очищены, ферменты добавлены, технология соблюдена пунктуально. А белок снова распадается! И это перед приездом комиссии! Все нервничают ужасно…

3 января.

Снова приходило! Сегодня стучало не только по ступам, но и по ноге. Утром на правой голени обнаружил местное капиллярное кровоизлияние. Кажется, схожу с ума.

4 января.

Был у невропатолога. Говорит – переутомление. На неделю отстранил от работы, прописал гимнастику, прогулки, лыжи…

Сижу дома, а мысли – в лаборатории. Ребята ничего не говорят, Светка, чтобы я «не мудрил», подкидывает мне на день своего Серёжку. Он выматывает лучше всякой гимнастики: заставляет бегать в догонялки, лазать на шведскую стенку, играть в «умственные прятки». Но это ещё ничего. Он принуждает читать ему с «выражением». Если я начинаю «без выражения», сердится и велит перечитывать.

Удивляюсь, какой ерундой пичкают детей! Как только их мозг справляется с этим обилием ненужной и часто вредной информации!

Зачем, например, современному ребенку знать, как нетрудовой элемент, злостный бездельник, сидя на печи, добивается всяческого благополучия?.. Кстати, не забыть выяснить, что такое «печь».

8 января.

Истекает срок моего заточения. Ребята упорно отмалчиваются. Но по их глазам вижу – ничего хорошего. Почему не синтезируется полибелок? Почему?!

А «оно» посетило меня за последнее время лишь один раз.

9 января.

Мы с Серёжкой порядком надоели друг другу. Сегодня он предъявил ультиматум: если я срочно не научусь играть в «космического дурака», с завтрашнего дня он уйдет в свой универсад.

– Ну и пожалуйста, – сказал я.

– Ну и уйду, – сказал он.

Минут десять мы сидели каждый в своем углу. Но отрицательные эмоции вредны для ребенка, пришлось мне наводить мосты:

– Что ты хочешь?

– Сказку! – Серёжка повеселел и тут же забрался на колени, про «космического дурака» он уже забыл. – Только настоящую!

Сказок я не знал, если и читал в детском возрасте, то начисто стер эту информацию, когда работал над диссертацией. В подсознание лезть не хотелось, но и бросить тень на авторитет взрослого человека я не мог, поэтому начал:

– В некотором царстве, земном государстве жил да был прекрасный юноша. И была у него масса достоинств: и калорийность высокая, и усвояемость – единица… Да только людям это без толку: сидел он за семью замками, а ключи потеряны. Вот и кукуем… Какие только варианты не пробовали…

Серёжка долго хлопал своими пушистыми метелками, потом не выдержал:

– Ты что мне про полибелок-то рассказываешь? Мне про него и дома надоело слушать.

Я обиженно замолчал.

– Ладно, – сжалился Серёжка, – не дуйся. Лучше я тебе расскажу. Значит, жили-были дед и баба. И была у них курочка Ряба.

– Кто?

– Такое животное доисторическое. Ну вот. Курочка снесла яичко…

И тут меня посетила мысль…

– Послушай, старик, у тебя есть эта книгокарта?

– Я все правильно говорю! – возмутился Серёжка. – Зачем тебе в карту подглядывать?

– Мне только взглянуть! Один разок!

Серёжка недоверчиво посмотрел на меня.

– Отдашь? – спросил он,

– Конечно, отдам!

Серёжка подумал. Он чувствовал, что интерес мой неподделен, не понимал причину и волновался.

– А гравикомпас дашь поносить?

– Дам!

Я выдал себя с головой, и Серёжка задумался снова.

– А машинку?

Машинкой он называл портативный компьютер, который я только что получил как руководитель группы.

– Зачем тебе компьютер?

– А тебе – карта?

– Ладно, вымогатель, получишь и машинку. Давай карту!

– Она в универсаде.

И мы поехали в универсад за книгокартой о курочке Рябе.

11 января.

Не хватает времени. Пишу исключительно для того, чтобы не забыть хронологию событий.

Вдруг этот дневник станет когда-нибудь единственным документом, проливающим свет на эксперимент века!..

Итак. Первое знакомство с курочкой Рябой (для краткости буду именовать её просто Ряба) подтвердило догадку: Ряба и мой ночной кошмар – одно и то же, сработало, очевидно, подсознание. Но появилось множество вопросов.

Вопрос первый. Почему такая нехитрая – можно сказать, «дурацкая» – история пережила столетия?

Предполагаю: она несет важную информацию, поэтому: а) передается из поколения в поколение в виде наиболее стойкой формы – легенды и б) вводится в мозг человека на стадии, когда критические центры отбора информации практически отсутствуют.

Вопрос второй. Что скрывается за аллегориями «дед», «баба», «курочка Ряба», «яичко» золотое и простое?

Если допустить, что «яйцо» – продукт деятельности некой Рябы, то «яйцо простое» было более совершенным творением, чем «яйцо золотое». Иначе обещание Рябы изготовить «яйцо простое» не послужило бы утешением «деду» и «бабе». (Под этими терминами я склонен понимать действительных лиц пожилого возраста – и в наши дни таковые встречаются среди тех, кто отказался своевременно пройти биопрофилактику).

Вопрос третий. Каков возраст сказки?

В тексте нет ни малейшего указания на эпоху. Напрашивается вывод: история безвременная, следовательно, вечная…

За всем этим что-то крылось! Мне нужен был дополнительный материал, и мы с Серёжкой отправились в местную инфотеку. Оставил его в детском зале, а сам поднялся наверх. Серёжка, надо сказать, вел себя идеально все последнее время: не хныкал, не приставал с глупостями, а главное, не жаловался матери. Придется подарить ему компьютер, – все равно после Серёжкиных усовершенствований он стабильно перешел на четыре действия арифметики.

В инфотеке мне нужно было перерыть массу инфокарт. Я не знал, в каком временном пласту искать это.

Да и что – это?.. Боюсь подумать, чем кончилась бы моя затея, если бы не Майя, которая работает там классификатором, а в универсаде была влюблена в меня. Она не удивилась просьбе и очень быстро заполнила карту-запрос колонками шифра. Мне оставалось лишь пройти в смотровую кабину и нацепить считывающие датчики…

Сам факт существования Рябы теперь не вызывает сомнения. Она жила бок о бок с человеком с незапамятных времен. Более того, человек не расставался с нею. Ряба пользовалась большим уважением: с нею советовались в особо ответственных случаях (см. «Сказку о золотом петушке» А. С. Пушкина). Кстати, «петушок» и «курочка» – разные названия одного и того же существа.

Особенно большое количество кур появилось в середине XX столетия. Для них строились специальные помещения – «курятники», в других источниках – «инкубаторы». Интересная особенность: возводились они, как правило, за чертой города. Не потому ли, что относились к наиболее важным объектам?

Далее. Яйцо – это действительно продукт деятельности петуха-курицы. Специально выписал цитату: «В продолжение жизни курицы яйца ее составляют превосходное произведение, и уже за это одно курица достойна тех стараний, которые ее окружают в хороших хозяйствах» (выделено мною).

Употреблялось в пищу! Обладало потрясающим коэффициентом полезности! Усваивалось полностью и без каких-либо болезненных последствий! Давалось детям, больным, певцам – для улучшения голоса. По составу–- идеальный полибелок!!! Древние знали секрет его получения, имели в неограниченном количестве, а мы не можем его даже синтезировать…

Перехожу к самой странной части моего открытия.

Имею в виду тот единственный источник, который, с моей точки зрения, обладает несомненной достоверностью. Из него-то я и узнал о составе яйца и его достоинствах… Речь идет о нескольких ветхих страницах какой-то, видимо, толстой книги, где описывается приготовление различных блюд, употреблявшихся древними.

И там – «курица жареная в сухарях», «куриный суп», «курица, фаршированная яблоками». Какое варварство! Я не знал, как классифицировать подобную информацию. Что же такое курица?

Если курица – живое существо, снабжающее человека столь удивительным продуктом, то её уничтожение – чудовищное расточительство, ставящее в тупик разумного человека! Если курица – не живое (не естественное) биологическое образование и, допустим, её аннулирование происходило после выработки энергетических ресурсов, то следует признать, что цивилизация, способная создать идеальную биосистему с цикличной, самовоспроизводящейся программой, была необычайно развитой. Тогда можно объяснить самые странные, казалось бы, вещи. Например, стабильную привязанность человека к данной модели, стремление передать информацию о ней последующим поколениям…

13 января.

Я думал, будет нелегко втолковать моим ребятам эту новость, но то, что произошло на самом деле!.. Как все-таки консервативен мозг человеческий!..

Когда я объявил, что сворачиваем опыты, они посмотрели удивленно, но промолчали. Ждали, какую идею я подкину взамен.

– Ab ovo, – сказал я. – Начнем с начала, как говорили древние. Полетим в гости к ним за курочкой Рябой.

Олежка запустил пятерню в свой «девственный лес», который не могла одолеть ни одна щетка. Джон широко и счастливо улыбался.

Света Синичкина глядела на меня по-детски распахнутыми глазами, и они медленно наполнялись прозрачной влагой.

– Славик, – начала она, – пойдем домой. Посидим, поболтаем, музыку послушаем…

Я засмеялся.

– Думаете, с ума сошел, пока сказки Серёжке читал? Ого! Петушок-курочка – это биокибер! Поняли?.. Ряба – это РеБе, регенератор белка! Нашего полибелка, который распадается от одного взгляда!..

Меня не поняли. Виртуозов старался незаметно переместиться к локатору «сон», Метелкин двинулся ко мне, гостеприимно раскинув руки и по-прежнему лучезарно улыбаясь… Я позволил усыпить себя и обследовать на предмет полной вменяемости. Только после этого у нас пошел нормальный разговор.

20 января.

Готовимся к приезду комиссии. Решили стоять «насмерть». Отказать нам не посмеют. Не имеют права! Мы должны побывать там!..

1 апреля.

Ура! Победа! Отправляемся в двадцать первый век! Виртуозов утвержден моим заместителем. На него возложена вся «техника». Очень рад, что Олег со мной…

На этом первая часть записей кончалась.

– Вот как все начиналось, – задумчиво произнес Джон. – Не знал, что у шефа был дневник.

– Никто не знал, – откликнулся Виртуозов. – Но меня удивляет другое: почему он писал? Не использовал, например, мыслеграф или, на худой конец, стенограф?

– А все-таки Ванин – голова!– вздохнула Света. – Надо же додуматься! Сколько раз читала Серёжке про эту курочку,..

– Гений, – подытожил Метелкин и раскрыл вторую тетрадь.

Эта часть записок представляла собой нечто вроде развернутого письма или отчета перед самим собой.

Ванин писал торопливо, с малопонятными сокращениями…

«Теперь, когда путешествие позади, когда написаны доклады и сделаны определенные выводы и прогнозы, появилась потребность проанализировать свои впечатления и поразмышлять… Хочу восстановить все по памяти. Уверен, что ограниченная скорость в написании знаков делает возможным более тщательный анализ и отбор переносимого на бумагу материала. Мысли фиксируются в оптимальной форме, внутренняя логика суждений становится более выпуклой, обнажая незаметные ранее закономерности…

…Перед стартом все казалось просто и ясно. Разумеется, предполагались и самые сложные ситуации, но, как выяснилось, они не имели ничего общего с теми, в которых мы очутились.

Во-первых, был выбран недостаточный временной интервал.

Очутившись в двадцать первом веке, мы уже не нашли действующую Рябу. В музее техники её вообще не оказалось. Обнаружили Рябу… в музее Природы!

Странно, конечно. Но так или иначе, а отныне мы знали, как в действительности выглядит Ряба: её изображения в современных книгокартах искажены просто до неузнаваемости…

Во-вторых, «методика пассивного наблюдения», которой снабдили нас временологи, безнадежно устарела.

Подумать только, она ни разу не корректировалась!

Не было, видите ли, необходимости, поскольку путешествия в прошлое вообще нерациональны: расход энергии велик, а чему можно научиться у древних?! Эта методика, вероятно, идеально соответствует «Кодексу невмешательства», но, чтобы с её помощью что-то изучить – сомневаюсь. Пришлось нам выкручиваться на месте…

В-третьих, мы совершенно не были готовы психологически.

После неудачи в двадцать первом веке Олег «промахнул» целый виток спирали – в конец двадцатого!

Конечно, риск был: ошибись мы и на этот раз, экспедицию пришлось бы свернуть, – энергии оставалось лишь на возвращение.

Кроме того, в точке перемещения могло оказаться слишком людно. А способ, который мы с Олегом придумали для нейтрализации последствий нашего посещения, был эффективен только при ограниченном числе контактов…

Вторая высадка прошла благополучно. Место пустынное, я бы сказал, дикое. Огромная поляна, растения в рост человека, вокруг – стеной лес, вдали – крошечный, какой-то несерьезный деревянный домик… Но анализ обстановки и действий пришел позже: мы ослепли, оглохли, задохнулись. Невероятно яркие краски – синее, зеленое, белое, алое. Одуряющие, густые незнакомые запахи. И удивительная поющая тишина…

Наши мыслеграфы, не выдержав эмоциональной перегрузки, вышли из строя. Прошло несколько минут, прежде чем Виртуозов первым из нас вспомнил о цели путешествия. Мы взяли курс через поле – на дом, потому что Ряба, если наши предположения верны, могла находиться только рядом с человеком.

Идти по траве было чрезвычайно трудно и физически, и морально. Привыкнув лишь любоваться малюсенькими зелеными островками в зонах отдыха, мы должны были наступать на гибкие, сочные стебли растений! Не сговариваясь, мы с Олегом включили антигравитационные подошвы своих ступов, на четверть уменьшающие вес.

Рябу, наверное, мы увидели одновременно, потому что дружно споткнулись и вскрикнули. Ряба уловила движение и замерла с поднятой «ногой». Обследовав нас поочередно правым и левым зрительными локаторами, она продолжила перемещение, поскольку реагировала, очевидно, только на движущиеся объекты.

Историческая минута! Вот оно, легендарное изобретение неизвестного гения! Лишь увидев Рябу, я понял, как боялся все время, что легенда так и останется красивой сказкой…

В маленьком, огороженном дощатой изгородью пространстве Ряба оказалась не единственной. Мы насчитали по крайней мере десяток.

Все они были примерно одной величины и несколько различались окраской.

Но форма, поведение повторялись удивительно стабильно.

Несомненно, производство Ряб массовое. Лишь одна из моделей имела более крупный красный отросток на «голове» и чрезвычайно развитое хвостовое оперение… Решение созрело одновременно у нас обоих: Рябу требовалось заполучить и основательно изучить; взять её с собою в наше время мы не могли, не нарушив «Кодекс».

Олег перелез через загородку и двинулся к Рябе. Та подпустила его довольно близко, но едва Олег протянул к ней руки, как она издала предупреждающий сигнал тревоги «куд-куда» и увернулась. Олег повторил попытку. Ряба увернулась и на этот раз, причем «куд-куда» повторялось чаще и на более высоких нотах.

Поднятые этим сигналом, остальные особи с шумом разбежались, а модель с мощным красным гребнем в верхней части, наоборот, стремительно кинулась на Виртуозова.

Мы отступили. В этот момент скрипнула дверь, и перед нами появилась… баба! Мы хоть и готовились к встрече с древним человеком, тем не менее опешили.

А баба подняла темную руку ко лбу и несколько секунд вглядывалась в нашу сторону. Затем произнесла:

– Не трожь курей! Чего нада?

Как объяснить ей цель нашего визита?

– Дед! – крикнула баба куда-то назад. – Дед, подь сюды!

Так, все правильно: согласно легенде, где-то поблизости должен находиться дед. И действительно, в разрисованном оконце возникло седобородое морщинистое лицо.

– Чего тебе?

– Да вот, курей шшупают охламоны каки-то. И молчат, язви их!

– Може, от Нинки? – предположил дед. – Тоже все с имя возюкается!

Я выступил вперед.

– Извините за вторжение! Мы из ПСАСБСа – проблемной станции анализа-синтеза белковых соединений.

– Изучаем возможность воспроизведения универсальной биомассы с комплексно-энно-белковым наполнением согласно номенклатуре ВАН N 134/22, – пояснил Олег.

– Покорми их, старуха, – сказал дед. – Ишь, головастенькие, оголодали, должно: заговариваются! Нинка сказывала, у их там, в ниверситете, такие водятся.

– И то, – согласилась баба. – Айда в горницу, – пригласила она. – Счас молочка с погребу достану, ишо чего сварганю…

Мы плохо понимали, о чем говорят дед и баба, но общий смысл уловили. Хозяева принимали нас за сотрудников какого-то научного подразделения – Ниверситета, где, по всей вероятности, работает их родственница или знакомая. Что ж, возражать мы не стали.

Нас усадили на деревянные сиденья без всяких амортизаторов, так что не знаю, как Олег, а я скоро начал ощущать негибкость собственного позвоночника. Баба поставила перед нами по большому непрозрачному сосуду без ручек, наполненному белой жидкостью с желтовато-коричневой пленкой. Дед принес на чистой салфетке темную ароматную массу с ячеистой структурой, наформованную толстыми пластинами.

Мы с Олегом переглянулись: справятся ли наши нетренированные желудки с этой адской пищей? Я вытащил таблетку нейтрализатора… Теперь все вредное, что попадет в организм, будет выведено в течение суток.

Олег свою проглотить не успел: заметила баба.

– Животом, сердешный, маешься? – пожалела она. – Ить молоденький, а микстурки ешь. Пей топленку лучше! А то – яйки. Сырые-то очень пользительно при больных кишках. Дед, приташши-ка, там в лукошке, утрешние, прямо с-под курицы!

Бедный Олег, он страдал за науку… Дед и баба жалостливо смотрели на нас и качали головами: до чего ученье-то доводит!

– Нинка сказывала, будто в вашем ниверситете из солярки икру рыбиную делают? – занимал нас разговорами дед. – Сделать, будто, сделали, а запаху нет. Хошь тресни! Так что удумали? Рыбу ловят, икру вынают, а заместо настояшшей в брюхо рыбе, значит, из солярки напихивают. Чтоб она, значит, рыбьим духом пропиталась! – Дед захихикал и поскреб за ухом. – А в другом ниверситете, сёдня в газетке прочитал, собираются кур извести. Всех! А яйца нести машине поручить. Э-Ве-Ме, – старательно выговорил он.

Что имеет в виду дед? ЭВМ – самая древняя электронно-вычислительная машина…

– Не слухайте старого брехуна! – посоветовала баба. Нешто машина заменит куру? А заместо Петьки каку ВеМе подрядишь? – хитро прищурилась она.

– В газетке написано, ведутся работы, – обиделся дед и потряс бумажным свертком. – От!.. Ну, Нинка придет, спросим…

Он встал и, шаркая примитивными ступами, пошел из комнаты.

– Газетку надо заполучить, – шепнул я Олегу. Он понимающе кивнул и вышел вслед за дедом. – А что, бабуся, – обратился я к хозяйке, – не покажете ли нам ваших Ряб?

– Курей, что ли? Ежели интересуетесь, смотрите – не жалко, – разрешила она. – Только Петьку опасайся: зело он у меня лютый. Поклевать может.

Во дворе ни Олега, ни деда не оказалось. Куда они могли уйти? Я направился вокруг дома и под пышными цветущими кустами нашел Виртуозова. В первую минуту я испугался! Он лежал на спине, ноги в коленях были согнуты, руки раскинуты, рот полураскрыт.

Грудь Олега вздымалась, и с каждой очередной порцией воздуха из её глубин взвивался фонтан свистяще-щипящих, весьма немелодичных звуков.

Рядом сидел дед и сосредоточенно обмахивал Олега той самой газетой.

– Сомлел паря, – сочувственно причмокнул он. – Пушшай в тенечке похрапит. Я тоже завсегда – как намнусь, так и на бок!

Эх, Олежка, не вовремя ты «сомлел»! Придется операцию по отлову Рябы проводить одному…

– Мостись рядком, –пригласил дед. – Я посторожу.

Надо было под каким-то благовидным предлогом исчезнуть.

– Где тут у вас… — я затруднялся сформулировать мысль.

– Сортир? – быстро сориентировался дед. – А на задах, в огороде. Иди, не смушшайся…

Я пошел по адресу, указанному дедом. «Огородом» оказалась огороженная переплетенными прутьями площадка, на которой неширокими полосами росли невысокие растения. Среди них бродили две-три Рябы. Это было весьма кстати, ибо охотиться в той многочисленной группе, что координировалась около «Петьки», со слов бабы, было небезопасно… Рябы неторопливо бродили среди растений, останавливаясь и разгребая конечностями землю. Изредка энергично наклонялись к самой земле, затем двигались дальше. Самое вероятное (и невероятное), что можно предположить, наблюдая за их действиями, – это… поиски пищи! Да-да! Великолепная машина пополняла свои энергетические ресурсы! Очевидно, энергию органических соединений она преобразовывала в какой-то другой вид, возможно, в электрохимическую…

Биокиберы двигались в моем направлении, и надо было набраться терпения, подождать, пока они окажутся возле моего укрытия. Я уже понял, что поспешность в этом предприятии успеха не гарантирует.

Невысокое кривоствольное деревце, под которым я устроил засаду, давало негустую тень. Над головой шелестели листья, перед глазами качались неизвестные цветы: желтолицые, в белых лучистых ожерельях, на гибких голенастых стеблях. Их было много, и все они кивали, заговорщицки подмигивали мне, словно давая понять, что тайна моя им известна и они обещают молчать… Я не удержался от искушения, прилег, закрыл глаза. И тотчас тело, вопреки разуму, вспомнило нечто призрачно-давнее; ему было знакомо и уютно среди этой жесткой травы, качающихся цветов, дурманящих запахов; оно чувствовало землю, и земля принимала его тяжесть. Солнце набросилось на меня жарко, жадно, прижимаясь, проникая в каждую клетку тела.

И вдруг поплыло, заволокло сознание, и я перестал ощущать себя…

– Сгорите! – донеслось откуда-то издалека. – На солнце вредно спать. Голова будет квелая!

Я вскочил. Передо мной стояла девушка. Темные волосы собраны в пучок на затылке, темные глаза – под разлетными бровями. Ярко-синее платье тесно облегало остроплечую фигурку, тонкие в запястьях руки с резко выпирающими косточками цепко держали руль громоздкого, неуклюжего двухколесного чудища – прадеда нашего самогона.

– Вы турист? – спросила она и заразительно рассмеялась. Ну и видок у вас! Пойдите к речке, освежитесь.

Я по-прежнему стоял молча. Эта новая встреча… Если деду и бабе можно было не объяснять, кто мы и зачем, то живая, быстрая незнакомка обязательно начнет расспросы.

Тень тревоги скользнула по лицу девушки.

– Пойдемте, я провожу вас. – Она прислонила «самогон» к дереву и решительно взяла меня за руку.

Девушка вела, а я послушно переставлял ноги и лихорадочно придумывал «легенду».

Сразу за огородом поднимался лес. Едва заметная тропинка бежала впереди, ныряя в буйно заросшие низинки, проворно взбираясь на замшелые взгорки и гривки, усыпанные золотистой хвоей. Очень скоро я понял, как мало приспособлен к подобным прогулкам. Спина взмокла, лоб и нос покрылись испариной. Моя спутница шла рядом легко, невесомо, украдкой меня разглядывая.

– Меня зовут Слава, – не выдержал я.

– Очухались немного! – обрадовалась девушка. – Сейчас выкупаетесь, совсем придете в себя.

– А вы – Нина. Работаете в Ниверситете, – последнее слово я произнес особенно тщательно.

– С дедулей общались, – поняла девушка. – Приставал?

– Рассказывал о вашей работе. Что-то насчет искусственной икры, – я весьма неловко подбрасывал девушке тему, которая больше всего меня сейчас занимала.

К счастью, Нина этого не заметила.

– Дедуля все просит меня принести попробовать.

– И что, её действительно можно есть?

– Можно, – несколько вызывающе ответила девушка. – Не понимаю вашей иронии. Вы тоже противник этого направления?

– Какого направления?.. Нина, я полный профан в этих вопросах. Просветите, хоть на уровне детского сада!

Не знаю, поверила ли она мне… Смысл того, что она говорила, сводился к следующему.

Пища, которую потребляет человек, дает клеткам необходимую энергию и «строительный материал» для воспроизведения себе подобных. Но в натуральном виде она им «не по зубам». С помощью ферментов пища предварительно размалывается на биохимической «мясорубке» на белки, жиры и углеводы. Не рациональнее ли сразу вводить в организм эти составляющие, которые можно синтезировать промышленным способом? Польза колоссальная. Отпадет нужда засевать огромные площади хлебными культурами, затем их убирать, обрабатывать, хранить. Не будет необходимости в пастбищах для скота, заготовке кормов для его содержания, так как не будет и самого скота. Наконец, исчезнет зависимость человека от погоды.

Все технологические процессы будут автоматизированы, резко повысится производительность труда. А в качестве сырья можно использовать все, что под рукой: траву, лес, уголь, нефть, отходы других промышленных производств…

Нина употребила несколько непонятных терминов: «хлебные культуры», «пастбища», «скот», – но уточнять я не посмел.

– Проблема уже решена, раз дело дошло до дегустации?

– Если бы, – Нина вздохнула. – Белковые молекулы очень сложны. Мы научились синтезировать белок в лабораториях, на эту операцию уходит много месяцев упорного труда. А в естественных условиях белок образуется за несколько минут, причем не требуется никаких особых условий: ни повышенной температуры, ни давления. Отстаем от природы, одним словом. Вам скучно?

– Нет, нет! Напротив! – я разволновался. Они, они истоки наших успехов и… ошибок! – А как все-таки получают эти самые белки? Очевидно, есть разные способы?

– Конечно, – откликнулась девушка. – Мы, например, используем микробиологический. Модель «корова», – Нина снова употребила непонятный термин. – Роль «коровок» выполняют особые бактерии. Мы их кормим специальными «травами» и «злаками» – углеводородами нефти. Они растут, а мы их потом «доим» – выделяем из них белки и жиры.

А РеБе? – вертелось у меня на языке. Иметь такую универсальную машину и биться над какими-то «коровками»?! Тут что-то не так…

– Ну вот, прибыли, – Нина широко повела рукой.

Река открылась неожиданно. Пологий застланный зеленым ковром берег неторопливо сбегал к воде. Противоположный, крутой, склонялся над нею плакучими ивами, почти касаясь узкими длинными листьями. Казалось, река замерла в полуденной дреме, и только солнечные блики скользили по переливам, выдавая глубинное течение.

– Что же вы?.. Или раздумали купаться?

Странно было слышать такое предложение. Купаться можно в бассейне, в специально оборудованном канале, но – в реке?.. У нас это никому не пришло бы в голову! Наши реки давно превратились в неотъемлемую часть технологических производственных комплексов…

Видимо, мое лицо было достаточно красноречиво, потому что Нина снова рассмеялась.

Я обреченно дернул рубашку, забыв, что эту, бывшую сейчас на мне, следовало предварительно расстегнуть. Белые кружочки прыснули в траву.

– А пуговицы здесь ни при чем, – сказала Нина, собирая их в ладонь. – Какие странные… Вы все-таки кто?

– В некотором роде… турист, – вспомнил я гипотезу самой девушки. – А вообще…- я окончательно запутался в пряжках, пуговках, застежках, ремешках и в замешательстве уставился на мою провожатую.

Она, очевидно, истолковала мой взгляд как-то иначе, потому что неожиданно залилась румянцем.

– Я пройду выше, – она отвела глаза. – Тоже искупнусь, коли пришла. Речка тихая, омутов нет… – донеслось уже из-за кустов.

Тихая… Охотно верю, но рисковать в моем положении глупо, – подумал я и, оголив повыше ноги, шагнул! Прохладная влага обволокла ступни, щиколотки, голени и легким ознобом прокатилась по телу. Вода под рукой была упруга и податлива, щекотливо струилась между пальцами, настойчиво увлекая за собой.

Я нагнулся, и словно огромная вздрагивающая линза приблизилась к самым глазам. Вместе с нею придвинулся увеличенный диковинный мир. Он дрожал, колебался, ползал, носился, вспыхивал, мерцал, – жил!

– Вы что затихли? – крикнула Нина. – Крокодилов нет, добавила она насмешливо. – Смелей!

Видимо, это была какая-то местная шутка, потому что откуда бы взяться крокодилам в средних широтах северного полушария?

– Ух! Хор-рошо!.. – гулкие ритмичные всплески неслись над рекой – девушка плыла.

– Крокодилов нет, а кто есть? – вернулся я к шутке, когда Нина, свежая, сияющая, появилась передо мной.

– Спрашиваете, кто? – откликнулась она. – Окуньки, щурята водятся. Стерлядка, но это – ниже… Вам лучше с дедулей потолковать. Он у меня большой специалист по части рыбы, завзятый рыбак. Весь наш ученый люд к нему на уху ездит.

Словно сигнал тревоги прозвучал для меня при слове «рыба»!

Рыба – что это? Разновидность РеБе? Его гидромодификация?.. А рыбак? Так, вероятно, называется человек, который занимается этой проблемой?.. Конечно! Нина сказала: «Большой специалист… К нему ездят ученые…» Стоп! Рыбак – дед? И мгновенно, как разматывается клубок, если дернешь нужный конец, выстроилась логическая цепочка.

Дед – рыбак, крупный специалист по биокиберам, обитающим в водной среде.

Отсюда вполне понятны его интерес и скептическое отношение к искусственной пище: «Рыбу ловют, икру вынают, а заместо настоящей в брюхо из солярки напихивают…» Объяснима теперь и вспышка Нины: она и дед представители разных направлений!.. Как я раньше не обратил внимание – ведь он упоминал об этой проблеме! Объяснение только одно: мы с Олегом слишком зациклились на «курочке» и приняли деда как некое приложение, некий обязательный антураж легендарной Рябы…

– И они тоже – самовоспроизводящиеся? Рыбы? – почти машинально спросил я. Нина встревоженно посмотрела на меня.

– Разумеется, – ответила она. – Нерестятся, мечут икру. Все как положено: воспроизводят себе подобных… Я вижу, вам купание не помогло. Пойдемте к дому, и я на станцию сгоняю на велосипеде – вызову неотложку.

– Неотложку?

– Да, врача, понимаете? Вам сделают укол – и все будет хорошо.

– Не надо неотложку! Я прекрасно себя чувствую, – я стиснул её плечи и пристально взглянул в переполненные негодованием глаза.

– Пустите, – слабо дернулась Нина.

– Кричать тоже не надо. Тихо, тихо.

– Вы… шпион… все заграничное… – прошептала она, обмякая у меня в руках. – Как я сразу…

Я бережно положил девушку на траву и склонился над нею.

«Теперь ты будешь спать. Спать. Спать. Проснешься через два часа. Все забудешь, что произошло сейчас с тобой. Все забудешь. Спать! Прости, Нина, что напугал тебя. Иначе я не мог. Мы не имеем права оставлять следы…»

Записи обрывались в самом неподходящем месте.

Остальные листы в тетради отсутствовали.

– Мне кажется, – сказала Света Синичкина, – он их просто уничтожил. Смотрите! Вот, у корешка следы вырванных листов.

– А смысл? – задумчиво произнес Олег.

– Ванин что-то скрывал от нас! – убежденно тряхнула челкой Света. – И тут, – она ткнула в тетрадь, – было как раз то самое!

– Возможно, – согласился Виртуозов. – Если бы он хотел исчезнуть бесследно, то уничтожил бы весь дневник. А раз изъял только последнюю часть, значит… Значит, там были какие-то выводы. Его собственные выводы. Он почему-то не захотел нам их сообщить. Не был уверен? Считал ошибочными? Или…

– Он хотел, чтобы мы сами их сделали! – выпалила Синичкина.

– Похоже на правду. Джон, ты что молчишь?

– Ребята, – предложил Метелкин, – давайте по порядку. Разложим, а потом… снова соберем… Олег, как вы возвращались?

– Да я много раз уже рассказывал!.. Ладно, повторю. Тогда я уснул. Неожиданно. То ли отравился, то ли объелся… Очнулся в машине. Славка сказал, что все в полном порядке. Функциограммы Рябы сняты, статика и динамика основных узлов зафиксированы, хозяевам приказано под гипнозом «все забыть». Кстати, о девушке я не знал.

– Вот видишь?! – распахнула глаза Света. – Я чувствовала!

– Погоди со своими предчувствиями, – остановил её Джон. – Что было в газете, Олег?

– Газету заполучить не удалось: дед изорвал её на самокрутки, пока я спал. Это вроде древних сигарет, которыми они себя травили… Про газету я сказал Славке, он отмахнулся: не нужна. Тогда я удивился, а теперь ясно: всю информацию он получил у девушки. Вообще Слава был предельно измотан. Подвел я его крепко…

– Ванина словно подменили! Стал неразговорчивый, мрачный, все думает, думает. О чем –  неизвестно. Я один раз его спросила, не влюбился ли он там в бабулю. А он, – Света понизила голос, – подмигнул мне и говорит: «Была такая опасность». Соображаете, надеюсь, какая опасность?.. Ванин – там! Pебята, точно – там!

– Света, не спеши,,– попросил Олег. – Славка действительно потерял интерес к опытам. Словно отчаялся. Особенно после неудачи с Рябой. Помните? Когда мы собрали первую модель по нашим записям, а она вместо того, чтобы производить белки, сотворила какую-то каменную болванку. Славка тогда пошутил: «И снесла курочка яичко не простое – золотое»…

– А где вы обнаружили Рябу? – неожиданно спросил Джон. – В самый первый раз?

– В первый раз мы увидели её в музее Природы! Помню, так хохотал…

– А Петьку?.. Он упоминается в записях… – Виртуозов прошелся пятерней по своему «девственному лесу».

– Эх! Теперь уж все едино… Ребята, мы ведь ещё раз были там. За ним летали.

– Это когда ты с забинтованными руками ходил? – уточнила Света. – Ещё сочинял: обжег!..

– Сознаюсь. Дождались ночи, изловили. Он, проклятый, все руки мне поклевал. Славка думал тогда, что генетическая память сосредоточена в этой модели. Ну, все сделали, как положено, а потом Славка ленты изорвал и сказал: «Кажется, мы не поняли главного».

– Р-ребята, а что, если… — Джон заикался в минуты особого душевного волнения. – Если Ряба… не кибер?

В навалившейся тишине смятенно бухали три исследовательских сердца. Первой не выдержала Света Синичкина.

– Живая?!

– Вот что понял Славка… И хотел, чтобы все поняли это. Гениально просто! Ряба производит полибелок, а из него возникает Ряба…

– Но мы по-прежнему не знаем, куда исчез Ванин, – напомнил Джон.

– Подождите меня здесь! – Света сорвалась с места.

…Вернулась она не одна. С трудом вытянула из-за двери упирающегося Серёжку и приказала:

– Говори.

– А что? – мальчишка сопел, пытаясь высвободиться, но мама Света была начеку.

– Про дядю Славу. О чем вы говорили по видеофону?

– Да-а… — гнусаво затянул Серёжка. – Скажу, а он тогда не даст!

– Сергей, – выступил на сцену Виртуозов. – Дядя Слава исчез. Никто не знает, куда. Возможно, он болен, ранен. Возможно, ему угрожает смертельная опасность. Он ждет помощи, а мы не можем её оказать.

Серёжка шмыгнул носом: ситуация складывалась безвыходная.

Выдать тайну – дядя Слава не даст, что обещал. Промолчать – он может вообще не вернуться: вдруг и вправду раненый? И уж тогда обещанное уплывет насовсем…

– Дядя Слава велел показать по видику книгокарту про курочку Рябу. Я показал. Он прочитал и сказал: «Ну, Серёжка, принесу тебе яичко – не золотое, а простое! Жди! Но смотри – никому!..»

– Ну что? – Синичкина торжествовала. – Ванин – там!

– Ой, Света, – придержал её Олег, – дай подумать… Если я правильно понял, Славка отправился в прошлое за яйцом, из которого надеется получить курочку Рябу. Но ведь перемещения возможны, если не нарушается причинно-следственная связь. Что здесь причина и что следствие? Яйцо или курица?..

– Ты помнишь сказку наизусть? – спросил Метелкин мальчика.

– Конечно! У него такая память! – в Светлане заговорила материнская гордость.

– Прочти её нам, пожалуйста, – попросил Джон.

Серёжка сглотнул, облизнул губы и завел речитативом:

– Жили-были дед да баба. И была у них курочка Ряба. Это животное такое доисторическое… Мам, я не буду про золотое, хорошо? – он сделал паузу и продолжал: – Плачет дед, плачет баба. Утешает их курочка Ряба: «Не плачь, дед, не плачь, баба! Снесу я вам яичко не золотое, а простое». Всё. – Серёжка помолчал и спросил, адресуясь к матери: – Повторить?..

Римма Кошурникова

Иллюстрация Юлии Адовой (г. Томск)