В преддверие очередного юбилея мы обычно подводим итоги. И чем становимся старше, тем пристальнее вглядываемся в прошлое: что свершилось, а что так и осталось мечтой. Если верить известной притче о надписи на кольце царя Соломона, «всё проходит». Изменяется мир. Изменяемся мы… О том, что вспоминается, о чём мечтается и что ещё, может быть, мы беседуем с писателем и журналистом, инженером и редактором, луганчанином, живущим в Германии, Владимиром Спектором – чей девиз «Невзирая ни на что» помогает преодолевать пространство жизни в стремлении к максимальной самореализации и «горсть песка земного переплавить в слово».

— «То, что в детстве дано человеку, растворяется в нём навсегда…» Повлияло ли на выбор Вашего жизненного пути семейное воспитание? Каковы истоки Вашего писательства? С чего оно начиналось?

Мои родители – интеллигенты в первом поколении. Мама была детским врачом, папа инженером на тепловозостроительном заводе, а во время Великой Отечественной войны служил во флоте, потом, практически, окончил военно-морское училище в Севастополе, но по здоровью после выпускных экзаменов был демобилизован. Это стало самым большим разочарованием его жизни. Но инженером был очень хорошим. Дедушка, с которым провел всё детство, был грузчиком, конюхом. Во время Первой мировой войны служил в артиллерии, а в Гражданскую войну ухаживал за лошадьми в армии Буденного. Но рассказывал только об артиллерии.

Мой дед здороваться любил и вслух читать газеты. Читал, покуда было сил, про жизнь на белом свете. С машиной швейной был в ладу и с нашей старой печкой. А вот в пятнадцатом году – стрелял под Берестечко. “Прицел такой-то… Трубка… Пли!..” – Рассказывал он внукам. В работу верил. Не в рубли. И уважал науку. Моим пятеркам был он рад, предсказывал победы. Хотел, чтоб был я дипломат… А я похож на деда.

Был он очень добрым и простодушным. И очень любил меня. Видимо, я был для него отрадой после гибели на фронте двух сыновей. В полной мере я осознал это только, когда стал взрослым. Чтение детских книг в исполнении дедушки было постоянным и любимым развлечением. Многократное прослушивание народных сказок, стихотворений Барто, Маршака, Чуковского и Михалкова, а также «Приключений Незнайки» Носова (красиво оформленной книжки на украинском языке), да ещё и с дедушкиными житейскими комментариями стало для меня своеобразным детским университетом, и с тех пор любовь к книгам, чтению – неизменна. Может быть, из-за этих книг, а может всё как-то предопределено Богом, но с детства мне хотелось стать не военным, не космонавтом, а писателем, или (как уступка реальности) – журналистом. В роду писателей не было, хотя дядя, родной брат мамы, после окончания школы сочинил целую повесть под названием «Одноклассники» и послал её для оценки Борису Горбатову. Но все оценки отменила война, похоронившая и дядю, который после окончания педагогического техникума пошёл на фронт, и его повесть.

Читать научился очень рано, и уже лет в шесть начал осваивать «толстые» книги из тех, что стояли у родителей в книжном шкафу. Вспоминаю «Флаги на башнях» Макаренко, «Старую крепость» Беляева, «Белеет парус одинокий» и «Сын полка» Катаева, «Таинственный остров» и «Дети капитана Гранта» Жюля Верна (перечитывал несколько раз с восторгом). Во втором классе в школьной библиотеке попросил «Молодую гвардию».  На замечание библиотекаря: «Тебе ещё рано читать такие книги», соврал: «Это для папы». Враньё моё выявилось очень быстро – библиотекарь поинтересовалась у моей мамы: «Как там, мол, супруг? Читает «Молодую гвардию»? Но наказан я не был, и книгу прочитал очень быстро. Впечатление от неё было огромное.

Таким же осталось на всю жизнь. Тогда же прочитал «Чапаева» Фурманова и «Как закалялась сталь» Островского. На мой взгляд, хорошие книги, полезные для воспитания личности. Ну, и собрание сочинений Гайдара тоже было воспринято «на ура»!

Потом пришла пора собраний сочинений других писателей. которые тогда издавались миллионными тиражами. Джек Лондон, Библиотека приключений, Александр Грин, Проспер Мериме, Михаил Шолохов, Стефан Цвейг, Александр Беляев, Константин Паустовский, Лион Фейхтвангер, Вальтер Скотт, Лев Кассиль…И, конечно, Ильф и Петров, цитаты из которых в изобилии знали даже двоечники. Это было время, когда телевидение делало если не первые, то лишь вторые шаги, никаких гаджетов с интернетом не было –  разве что в фантастических романах. И потому чтение было вполне уважаемым и престижным занятием. А кроме него были доступные и бесплатные занятия в спортивных секциях и многочисленных кружках в Домах пионеров. И, конечно, «важнейшее из искусств» – кино. Я не идеализирую время, в котором, как всегда поровну было и хорошего, и не очень. Но так было.

— А какую литературу предпочитаете сейчас? Что запомнилось из прочитанного недавно?

С удовольствием перечитываю классику. Не надоедает. Из прочитанного в последнее время наибольшее впечатление произвели книги «Арсений Тарковский» Виктора Филимонова, «Писатели, которые потрясли мир» и «Убить Гиппократа» Елены Сазанович, «Распад» и «Судьба» Леонида Подольского, «Стален» Юрия Буйды, «Эдуард Стрельцов» Светланы Замлеловой, «Приближение Марса» Игоря Черницкого, «Воскрешение на Патриарших» Владимира Казакова, «Баржа смерти» Михаила Аранова, «Термитник» Лидии Григорьевой, «Практика» Виктора Брусницина, «Чемодан-вокзал-Россия» Сергея Евсеева… Плюс романы Сергея Шаргунова, Юрия Полякова, Максима Замшева, Виктора Шендрика, Дмитрия Епишина, Елены Хейфец, Наты Игнатовой…  Из поэтических книг – стихи Геннадия Красникова, Елены Заславской, Виктора Мостового, Сергея Дунева, Сергея Кривоноса, Андрея Медведенко, Елены Буевич,….Понимаю, что список не концептуальный. Но мне интересный. Читаю сейчас, в основном, электронные варианты книг. Для моего поколения, вышедшего из эпохи книжного дефицита, это – просто чудо. Интернет-библиотеки – истинное воплощение читательской мечты. Хотя обаяние бумажных книг никуда не делось.

— Писательство редко «кормило» во все времена и получение профессии «для жизни» вполне понятно. Был ли осознанным Ваш выбор при поступлении на транспортный факультет машиностроительного института или, как часто бывает, «помог его Величество – случай»? Почему не гуманитарный ВУЗ – филология, журналистика – что-то близкое к писательству?

В.С.: Математика всегда была вторым любимым предметом после литературы. Я с отличием окончил институт по специальности «Двигатели внутреннего сгорания». Не жалею о том, что познал премудрости технической механики, сопромата, деталей машин и термодинамики. Всё это дисциплинировало мыслительные способности, способствовало воспитанию аналитического подхода к пониманию происходящих событий. Но, всё же, мечтал о факультете журналистики. И, кстати, диплом об окончании этого факультета университета общественных профессий я всё же получил. Это было слабое утешение. Но… писать, читать, совершенствовать свои умения никто ведь не запрещал.  Мне повезло в армии (прочитал – и самому смешно). В полку была замечательная библиотека, где плотными рядами стояли книги литературной (в том числе, поэтической) классики, по соседству располагались произведения современных авторов, и радовали глаз почти все толстые журналы. К тому же, чтение поощрялось! Я прочитал больше, чем вся наша рота, это точно. Поэты Пушкинского круга, Серебряного века, революционные романтики – всё это нашло в моей душе благодатную почву. Но впереди были 23 года работы на заводе, где я занимался расчётами локомотивных систем, и долгие годы до выхода первой книги. Поэзия и проза жизни шагали рядом, в чём-то помогая друг другу, а в чём-то мешая…

Не изабелла, не мускат, чья гроздь – селекции отрада. А просто – дикий виноград, изгой ухоженного сада. Растёт, не ведая стыда, и наливаясь терпким соком, Ветвями тянется туда, где небо чисто и высоко.

— «Мой учитель, товарищ и друг…». Кого Вы считаете своими литературными и жизненными учителями?

В.С.: На заводе мне посчастливилось работать в чудесном коллективе, среди интеллигентных, эрудированных, грамотных людей. Все это время я что-то писал. Первым, кому послал свои стихи, был ленинградский поэт Вадим Шефнер, который ответил очень доброжелательно, это было чудо! Мы с ним переписывались достаточно долго, его человечность, интеллигентность – образец для меня, и, думаю, для всех.  Писал ещё Михаилу Матусовскому, Давиду Самойлову, Иосифу Курлату. Кстати, написал я тогда и двум известным киевским поэтам, но ответа жду до сих пор. В 1989 году в Луганск приезжал Евгений Евтушенко. Он тогда поддерживал Юрия Щекочихина, который баллотировался от нашего города в Верховный Совет СССР. После встречи с читателями, которая прошла в форме концерта, я, наверное, часа два простоял у выхода из Дворца культуры в ожидании мэтра. Наконец, он появился, и я, представившись, вручил ему папку со стихами. Папку он взял, но ничего не пообещал. А месяца через два на адрес областной организации Союза писателей пришло его письмо с доброй рецензией и пожеланием успехов. И это тоже было чудо.   «Учусь писать у русской прозы, влюблён в её просторный слог, чтобы потом, как речь сквозь слёзы, я сам в стихи пробиться мог». Эти слова Д. Самойлова очень близки мне. Я бы добавил и русскую поэзию, которая тоже – лучший учитель. Именной список будет очень длинным, но во главе – обязательно, как солнце, – Пушкин. А потом перечислять можно долго. Кроме тех, о ком уже говорил, – Тютчев, Баратынский, Бунин, Пастернак, Мандельштам, Цветаева, Ахматова, Петровых… Не могу не упомянуть поэтов, прошедших войну: Тарковского, Симонова, Левитанского, Ваншенкина, Межирова, Самойлова, Слуцкого… Более молодых Евтушенко, Кострова, Вознесенского, Кушнера, Лиснянскую, Мориц, Шпаликова, Юрия Кузнецова, Чухонцева…

Учусь ничего не ждать, тем более, не просить. Время поставит печать, времени тонкая нить свяжет прочней, чем слова, дело, судьбу и мечту. Компот – на потом, сперва горькую правду прочту. Горечь поможет уйти от красоты – пустоты, с ней не всегда по пути, но с нею судьба – на «ты». Ждать и просить ей не впрок, надо привычки менять. Горечь сквозит между строк в каждом ответе на «пять»…

— «И сводки лживых новостей нелепостью мозги нам сушат…». Ваше мнение о современных СМИ (взгляд профессионального журналиста, взгляд изнутри)

В.С.:  Я был искренне счастлив, когда мне вручили членский билет Союза журналистов. Потом с гордостью носил в кармане газетное удостоверение с тиснением «Пресса». Само слово «журналист» звучало для меня, как музыка. Уже и не помню, сколько раз смотрел фильм «Журналист». Много. Но сегодня мне стыдно за абсолютное большинство представителей этой профессии. Ибо вторичными, невостребованными стали такие качества, как профессионализм, владение пером, честность, объективность, непредвзятость… На первое место вышли умение угодить хозяину, заказчику, беспринципность, корыстолюбие. При этом милосердие, сострадание – эти понятия вообще исчезают из обихода.  Думаю, что СМИ пора переименовать в СМП – средства массовой пропаганды. Уважение к журналистам в обществе, на мой взгляд, минимальное. Это тревожный симптом. И грустный.

Как будто карандаши, рассыпались дни и недели. Поспали, попили, поели… Но сердце спешит. Спешит. И как мне их всех собрать, друзей, что рассыпались тоже средь старых и новых бомбёжек, хотя бы в свою тетрадь. Собрать карандашный цвет, он звался когда-то «Мистецтво», раскрасить дорогу, как детство, как счастья былого след.

— Сегодня Вы уважаемый литератор, автор более двадцати книг поэзии и прозы. Какой по Вашему мнению должна быть литература? Что она должна нести?

В.С.: Литература должна быть, наверное, интересной и увлекательной, умной и честной. Юрий Поляков назвал увлекательность изложения – интеллигентностью писателя. Это точно. Но главное – книга должна хоть в какой-то степени способствовать пониманию окружающего мира, учить размышлять, задумываться о сути событий, делиться искренними мыслями и переживаниями автора. Сопоставлять то, что происходит сегодня, с тем, что уже когда-то было. Задумываться и анализировать. Бездумный, малограмотный, не читающий, не сомневающийся человек – это очень опасно для развития общества (и это же – цель любого диктаторского режима). Развлекать, конечно, книга тоже должна. И, всё же, главное, – в процессе переживаний и размышлений у читателя должно рождаться милосердие, сострадание, стремление к справедливости. Эти чувства всегда были в дефиците. А сейчас – особенно.

Не хватает ни злости, ни нежности – не хватает в судьбе безмятежности, не хватает улыбки крылатой, лёгкой детскости, не виноватой в том, что всё получилось так странно, что в смятении люди и страны, что в конце благодатного лета все прозаики мы. Не поэты.    

— По мнению Игоря Губермана: «Поэзия – нет дела бесполезней В житейской деловитой круговерти, Но то, что не исполнено поэзии, Бесследно исчезает после смерти». Как Вы считает: востребована ли поэзия в наше время?

В.С.: Насколько я знаю, во все времена поэзией интересовались 1-2 процента читающей аудитории. Бывали, конечно, исключения и некие всплески интереса. Думаю, сегодня – в пределах обозначенных цифр. Но, что любопытно, занимаются написанием стихов и рифмованных текстов очень многие, и, судя по публикациям на бесчисленных сайтах, количество пишущих постоянно растёт. Многие из них начинают процесс рифмования, выйдя на пенсию и видя в сочинительстве своеобразную отдушину для нерастраченной энергии. Это и не плохо. Как сказал мой товарищ, «не воруют же»…  Но, будучи, мягко говоря, не начитанными, они почти каждую собственную строку считают шедевром и откровением, поскольку поле для сравнения с тем, что было написано миллионами поэтов до них, просто отсутствует. А так как издать свою книгу сегодня очень легко (требуется лишь иметь средства для оплаты услуг типографии), то появляются тысячи и тысячи псевдопоэтических сборников с малограмотными, банальными опусами, которые энергичные авторы активно распространяют не только среди родственников (что безвредно и даже мило), но среди школьников и студентов. И те, будучи неискушенными читателями, оторопело внимают, либо окончательно теряя и без того малый интерес к поэзии вообще, либо начинают сомневаться в истинности поэтических страданий местного разлива. Но, вместе с этим, каждый год появляются новые и новые талантливые молодые авторы, побеждающие на конкурсах и фестивалях и дающие основание утверждать, что Поэзия – бессмертна.

Не подсказываю никому, потому что и сам не знаю. Не пойму ничего. Не пойму. Начинается жизнь другая. Может, время стихов ушло, время прозы суровой настало? Жизнь, как птица с одним крылом, бьётся в каменной клетке квартала…

— Ваше отношение к литературным союзам? Было ли изначально желание вступать в какой-либо? Как пришли в Межрегиональный союз писателей?

В.С.: Во времена моей молодости Союз писателей СССР был организацией государственной, могущественной, состоять в которой было и престижно, и экономически выгодно. Потому, наверное, стремились попасть в его ряды все пишущие, но реализовать это желание было очень и очень непросто. Да и книгу издать было трудно. На две области – Донецкую и Луганскую было только одно книжное издательство «Донбасс». Сегодня ситуация в корне изменилась. Писательские союзы, практически, не имеют никакой государственной поддержки, даже те, в названии которых присутствует слово «национальный». А книгу издать, как я уже говорил, – проще простого.

Но, тем не менее, членство в организации – это подтверждение определённого профессионализма автора, причастности к писательскому цеху. Первая моя книга, которая называлась «Старые долги», была подготовлена к печати в 1980 году, но вышла в свет в издательстве «Донбасс» лишь спустя 10 лет. Трудно передать моё счастье. Это был, что называется, момент истины. Последовавшая после этого попытка вступить в союз писателей, ставший уже тогда «спилкой пысьмэнныкив», была пресечена требованием издать вторую книгу. Но и с её появлением шансы стать официально признанным «мытцэм слова» были равны нулю. Литературные чиновники сделали всё, чтобы был создан ещё как минимум, один писательский союз, более демократичный и открытый. И его создали. В 1993 году незабвенные Александр Довбань, а позже Олег Бишарев вместе с друзьями после поездки в Москву к Сергею Михалкову, Юрию Бондареву, Расулу Гамзатову сумели организовать Межрегиональный союз писателей с центром в Луганске. В качестве членских билетов выдавали красные книжицы с тиснением «Союз писателей СССР» за подписью руководителя Международного Сообщества Писательских Союзов Тимура Пулатова. Всегда буду помнить, как Олег Бишарев, увидев меня на другом конце улицы, подбежал и сказал: «хватит ждать результаты приёмной комиссии в Киеве. Приходи к нам. Мы тебя примем без всяких комиссий. Ты – настоящий поэт». Олег был человек прямой, временами резкий, мог сказать в лицо автору, что тот – бездарь. Хвалил очень редко, и это его приглашение было для меня очень дорогим. Билет не стал автоматическим подтверждением профессионализма, но принадлежность к писательскому братству обозначил. Горжусь им до сих пор.

Смотрю на себя со стороны – чьи-то тени в глазах видны. Лет прошедших, знакомых лиц, бывшей Родины без границ. Глядь – походка уже не та, ноги сковывает суета, и улыбка – лицу в разрез – где они – ожиданья чудес? Тают в сердце, его теребя. Весь расчет – на себя, на себя.

— Как Вы восприняли предложение стать руководителем писательского союза? Каким по численности был Союз, когда Вы его возглавили? Как он «рос»? С какими трудностями сталкивались?

В.С.: Олег Бишарев руководил Союзом достаточно уверенно, его уважали и ценили и в Луганске, и в Москве (он ведь был известный литературовед, поэт, один из немногих обладателей большой золотой Есенинской медали). Весной 1997 года он повёз в Москву на творческий отчёт целую группу представителей нашего писательского союза. Мы выступали в Доме Ростовых в МСПС, всё прошло удачно. Отзывы были самые благоприятные. На обратном пути, следуя в поезде из Москвы в Луганск он внезапно умер… Полгода после этого мы были все в состоянии шока. А осенью приехал член Исполкома МСПС писатель Александр Ржешевский, провёл в Луганске съезд (провести его было нетрудно, потому что в состав Союза входили представители только четырех областей – Луганской, Донецкой, Харьковской и Днепропетровской) и рекомендовал меня председателем Правления. Было страшновато и непривычно. Выяснилось, что Союз существовал только на словах – он не был зарегистрирован. Мучительно прошли этот процесс, потом нашли возможности заказать и изготовить членские билеты, значки, придумали и учредили литературные премии имени наших великих земляков, в первую очередь, имени Владимира Даля и Михаила Матусовского, имени «Молодой Гвардии», Владимира Сосюры…  И имени Олега Бишарева – за вклад в развитие литературного процесса и за успехи в литературоведении. С двух десятков членов Союз вырос количественно до нынешних восьмисот человек. Трудно представить, но вся организационная работа велась и ведётся на энтузиазме просто потому, что хочется соответствовать определению «творческий союз». Не было у нас, ни помещения с кабинетами, ни зарплаты… Но было желание, поддержка и доверие коллег и друзей. Неоценимой считаю помощь бывшего тогда Народным депутатом Николая Песоцкого (светлая память). Были и ещё неравнодушные люди, среди которых отметил бы Александра Паршина, Виктора Быкадорова и, конечно, поэта и руководителя завода «Трансмаш» Сергея Мокроусова. Благодаря их содействию появился альманах и сайт «Свой вариант», проходили писательские съезды и собрания.

А с приходом к руководству МСПС Ивана Переверзина, мы ощутили реальную поддержку Международного писательского сообщества. Появились публикации наших авторов в «толстых» журналах, выходила Общеписательская Литературная газета, уделявшая внимание, в том числе, и нашему Союзу. Думаю, и сегодня, когда Вы возглавляете МСП, который стал уже международным (в него входят представители не только Украины, России и Беларуси, но и ещё 8 стран мира), трудности остаются прежними – дефицит времени, сил, средств. И Вам, как нынешнему руководителю Союза, это хорошо знакомо. Тем более, что при всех прежних трудностях, главной трудностью стала война. Отнявшая жизни, разрушившая судьбы и инфраструктуру, экономику и культуру… Будем надеяться на благоразумие и мирное решение всех конфликтов. По крайней мере, в своих стихах, рассказах, повестях все наши коллеги пишут об этом в расчёте на победу здравого смысла.

Всё это нужно пережить, перетерпеть и переждать. Суровой оказалась нить и толстой — общая тетрадь судьбы, которая и шьёт, и пишет — только наугад.  Я понимаю — всё пройдёт. Но дни — летят, летят, летят…

— Что Вам ближе: поэтическое творчество или журналистика? Кем вы себя ощущаете больше?

В.С.:  Поэзия – это, конечно, самое главное и самое дорогое для меня. Хорошо это или плохо – другой вопрос. Но журналистика, невзирая ни на что, тоже любимое занятие, ведь мне всегда нравилось писать. Когда берусь за новую статью, испытываю чу́дное ощущение. Всегда стараюсь, чтобы все они были интересными, пишу искренне и честно. Конечно, хочется, чтобы был отзвук на твои произведения. Наблюдаю за жизнью и как литератор, и как журналист. Современный классик сказал удивительно точно: «Времена не выбирают. В них живут и умирают». Думаю, что при всех внешних переменах (телевидение, DVD, социальные сети) многое осталось таким же, каким было и 50 лет назад, и ранее.

«Ничего не изменилось, только время растворилось, и теперь течёт во мне. Только кровь моя сгустилась, только крылья заострились меж лопаток на спине, и лечу я, как во сне…»

— Расскажите о «лихих», но для Вас счастливых в творческом плане, 90-х: о работе в популярных, любимых луганчанами, телекомпании «Эфир-1» и радио «Скайвэй». Как удалось повидать мир с программой «Высший класс».

В.С.: Моя дочь Ирина с детства мечтала работать на телевидении, в пять лет имитировала Татьяну Миткову, бегая с морковкой вместо микрофона, повторяла телевизионные новости, копировала всех ведущих. Я не мог даже представить, что она пробьется туда, ведь это было тогда, практически, невозможно. Тем не менее, получилось. И уже с 9 класса она сотрудничала с телекомпанией «Эфир-1», делала там молодежные передачи, а я писал сценарии. В декабре 1994-го нашу очередную программу послали в Киев, где по опросу телезрителей она была признана лучшей региональной передачей месяца. А в начале 1995-го года нам предложили создать целую серию программ «Высший класс» со съёмками в пятнадцати странах мира. Мы действительно сделали 52 десятиминутных выпуска. После этого меня и Ирину пригласили на радио «Скайвэй». Это была интересная, творческая работа, дававшая возможность реализовать свои идеи. Ведь музыка – это тоже одно из главных увлечений в моей жизни. А потом спустя три года я встретил на улице директора телекомпании «Эфир-1» Татьяну Коженовскую, и она неожиданно предложила мне должность главного редактора. Я не колебался ни секунды. Тогда же меня дважды приглашали в Стамбул писать тексты для видеофильма и туристического журнала. А Ирина фильм озвучивала. Что говорить, впечатления незабываемые. Последние 12 лет до начала военных действий в Донбассе я совмещал работу собкора газеты «Магистраль», пресс-секретаря компании «Лугансктепловоз» и редактора журнала «Трансмаш». Это было огромное удовольствие – делать то, что тебе нравится, общаться с хорошими людьми, ощущать свою востребованность…  И на всё находилось время, и на стихи тоже.

И музыка играла, и сердце трепетало… Но выход был всё там же, не далее, чем вход. Не далее, не ближе. Кто был никем – обижен. Я помню, как всё было. А не наоборот. Я помню, помню, помню и ягоды, и корни, и даты, как солдаты, стоят в одном ряду. А врущим я не верю, Находки и потери Приходят и уходят. И врущие уйдут.

– Одна из Ваших книг называется «Есть ещё для счастья время». Вы счастливый человек? Рецепт Владимира Спектора: как быть счастливым?

В.С.:   Абсолютно счастливы лишь дураки. С этим утверждением невозможно спорить. Как у всех, были моменты разочарования, горя, неудач. Был страшный, трагически-мистический случай совпадения текста стихотворения с московским поэтом. Понимаю, знаю, что нет никакой моей вины. А попробуй – докажи… Вот тут и проявились друзья и враги, которых я, кстати, дожив до солидного возраста, думал у меня нет. Выяснилось – всё в порядке. Есть. Грустно, что объявились они среди бывших друзей. Но, всё же, настоящих друзей значительно больше.

Были и счастливые мгновения. И в любви, и в творчестве, и в работе. Рецепт один – делать то, что умеешь, вкладывая в это всю душу. Делать, невзирая ни на что, добиваясь поставленной цели, вопреки всем преградам. Как сказал Генри Форд, «если я работаю 14 часов в сутки семь дней в неделю, мне определённо начинает везти». Хорошая рекомендация для всех. Я никогда не был «везунчиком», всё давалось «потом и кровью». Но так, наверное, и должно быть.

У дружбы и любви на страже – отсутствие корысти и причин. Иначе – купля и продажа друзей, неверных женщин и мужчин. Знакомо всем и повсеместно предательство, то громкое, как джаз, то скрытое мотивом мести… А вот меня спасали, и не раз друзья, нежданно, не картинно. И ангел пел над заводской трубой… А были и удары в спину, и ангел плакал над моей судьбой…

— «И жизнь коротка, и не вечно искусство, под взрывом фугасным летящее вдоль бытия…». В Вашем поэтическом творчестве большой цикл стихотворений посвящён родному городу – Луганску. И особенно трогательные, и ностальгически тёплые написаны в последние годы, после отъезда. Это было трудное для Вас решение…

В.С.: Наверное, лучше всего получится сказать об этом в стихах, что я и сделаю. Но предварю их мыслью, которую когда-то прочитал у Гельвеция: «Всё в мире делается для детей или с учетом их интересов». Конечно, хочется быть ближе к детям и внукам. Не всегда получается. Тем более, сейчас, в условиях нежданной пандемии. Но этим желанием и обусловлены все мои действия. Тогда, в 2014-м, я ещё зимой купил билет к дочери и внукам на 22 июня (как дата аукнулась). Планировал побыть с ними три недели. А пробыл до конца августа. Жутко переживал, ловил всю информацию. Помню, как директор завода Павел Цеснек выложил в интернет видеоролик о Луганске, сделанный с огромной теплотой к городу. Это было трогательно до слёз. Он, по сути, чужой человек, полюбил Луганск и не мог понять, как это — стрелять по городу, по людям…

Я, к сожаленью, видел это — плевок ракетный, роковой…  И стало окаянным лето, А тень войны над головой накрыла сумраком смертельным любви погасшие зрачки,  где отразился понедельник началом траурной строки.

— Изменилось ли Ваше мироощущение за эти годы: другая страна, другая культура? Как повлиял отъезд на творчество? Остался ли прежним Ваш круг общения?

В.С.: Наверное, лет 25-30-ть назад ощущения были бы совсем другими. Общество было более закрытым, и любая поездка в другую страну была в диковину. Сегодня интернет и все основанные на его использовании средства связи, социальные сети дают возможность ежедневного общения с родными и друзьями, узнавать новости в режиме реального времени, смотреть телевизионные программы всевозможных телекомпаний. Поэтому, виртуальный круг общения, практически, не изменился.

Почти у всех друзей (и не только из Луганска) есть возможность общаться с помощью интернета. Это легко и удобно. В общем, эффект присутствия помогает легче переносить разлуку, а пенсионный возраст сглаживает проблемы.

Благодаря интернету, пусть удаленно (модное слово), подружился с замечательными писателями, которые оказались добрыми и сердечными людьми. Это, в первую очередь, Елена Сазанович, Александр Стручков, Игорь Черницкий, Светлана Замлелова, Владимир Казаков, Ника Черкашина, Михаил Аранов, Виталий Шнайдер, Леонид Подольский… Судя по тому, что я вижу, жизнь становится, в среднем, очень похожей, независимо от места проживания. Я занимаюсь тем, чем занимался бы дома – читаю, общаюсь с родными и друзьями, пишу… Достаточно много времени и сил требует редактирование сайта «Свой вариант»…

Но главные собеседники – дети, внуки, родственники. Внуки и внучки говорят на двух языках, с нами – на русском.

Вспоминаю Луганск каждый день. Любимые улицы, завод, друзей, коллег… И, конечно, родных, которые, увы, все на кладбище. Понимаю, что ничего не изменишь, назад не открутишь. Но в памяти всё, как прежде.

А вы из Луганска? Я тоже, я тоже… И память по сердцу – морозом по коже, ну да, заводская труба не дымится. Морщины на лицах. Границы, границы…   Глаза закрываю – вот улица Даля, как с рифмами вместе по ней мы шагали. Но пройденных улиц закрыта тетрадка. Вам кажется, выпито всё, без остатка?   А я вот не знаю, и память тревожу… А вы из Луганска? Я тоже. Я тоже.

— В завершение принято спрашивать о планах на будущее. Но, как говорят: хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Не будем смешить. Если можно, поделитесь своей мечтой.

В.С.: Вспомнил, как ответил на этот вопрос герой фильма «Курьер». Он сказал: «А я мечтаю, чтобы коммунизм на всей Земле победил». После этого его послали на овощную базу. Если серьезно, думаю, мечты у всех людей очень похожи. В первую очередь, быть здоровым, и чтобы здоровыми были родные. Это самое главное. Чтобы был мир, и ничто не мешало нормальной жизни. Чтобы получилось максимально реализовать свои способности, сделать то, что тебе дано от Бога, и сделать так, как этого никто кроме тебя не сделает. И, наконец, чтобы заслуженное честным трудом благополучие (звучит анекдотично) не обошло тебя стороной, и ты имел возможность материализовать свои желания и делать подарки своим близким. Но в данной реальной ситуации, наверное, самая оправданная мечта – о мире, здоровье и реализации своих планов. Одним словом – о счастье.

Выжить… Отдать, получить, накормить. Сделать… Успеть, Дотерпеть, не сорваться. Жизни вибрирует тонкая нить, бьётся, как жилка на горле паяца. Выжить, найти, не забыть, не предать… Не заклинанье, не просьба, не мантра. Завтра всё снова начнётся опять. Это – всего лишь заданье на завтра.

Возвращаются забытые слова, проявляются надежды и улыбки, и весна, как новая глава, где краснеют розы, как ошибки. Хочется найти, поднять, сберечь, избежать сомнений ненапрасных, и не искривить прямую речь, и Луганск нарисовать как праздник.

Беседовала Наталия Морозова-Мавроди