…Не надо бы так, 2022-ой! Не успели мы порадоваться тебе – оглоушил-оглушил! Боль родного Казахстана – что бы там не трындели дураки и лиходеи, сбившие нас с верной дороги – в трясину!..

И – Уход из земной жизни прекрасного Русского человека, необыкновенного ученого Сергея Андреевича Небольсина.

Сегодня – исполняется 9 дней и я позволю себе вспомнить о нем, о его работах и наказах нам, пока остающимся, о моих с ним встречах. Понятно: «нельзя объять необъятного», и пытаться  не стоит…

Но – сразу же: хочу напомнить несколько строк из статьи Сергея Небольсина «Крылатый конёк»:

«На восток, на восток – в дальние края и в высокие выси. (Так в своих странствиях, в своих марш-бросках и Конёк-горбунок всё несет и несет Иванушку.) Встречь солнцу, всё пополняя и пополняя наши сокровищницы. Там, на востоке, будет нашему искусству слова славная жатва. Оттуда не раз будет и Питеру, и Москве великая помога; даже не только в литературе».

Здесь же: «Ибо, хотя рожденный летать ползти по жизни не должен, жизнь эта у человека, у людей, у многих народов не всегда складывается достойно.

И тогда разве только писанное пером подсказывает, что такое жить по-ершовски, по-пушкински, по-сибирски, по-казачьи – и по-русски: жить не вяло, не расслабленно, не вслепую и не без царька в голове».

Да, – извечно: «Вопросы, вопросы… В любом случае важно одно. Ведь возможны убеждения не по-базаровски трезвые, убеждения как-то более скромные, при всей их высоте, но и более пылкие, убеждения не по-либеральному просвещенные, но и более зато основательные (более природные и русские)».

«И нет настоящих поэтов без Родины. И не получается подлинных людей без жертв для Родины», – несомненно. Как и: «Хорошо взойти на престол, на кафедру, на «подиум» – и сохранить в себе даже там суворовско-пушкинскую, да и Иванову простоту, не забыть и там – даже обходя чужие моря и земли – про чью-то жизнь при хлебе с квасом и луковкой, про молодца на Пресне, про заботы молчаливых людей где-то внизу, во глубине России. Хорошо взлететь когда-нибудь в космические высоты, но и оттуда лучезарно и по-братски улыбаться всему чернозёмно-земному – даже всему в целом дольнему миру. Однако это не всем, не каждому достанется. Не каждый напишет и упоительную, прелестную сказку в стихах или поэму.

Остаётся просто жить – где бы то ни было, но по законам, которых держались Ершов и Менделеев».

Которых лержались Русь, русский народ, все его достойные сыновья и дочери. Которых держался Сергей Небольсин.

*  *  *

Сергей Андреевич Небольсин – литературовед, пушкинист, писатель, теоретик литературы: ведущий научный сотрудник Отдела теории литературы ИМЛИ РАН, в том числе – русской литературы в международных взаимосвязях. Доктор филологических наук.

Родился 13 ноября 1940 года в Мурманске. В 1968 году окончил филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, в 1968-1971 годах – обучение там же в аспирантуре. «В 1979 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «Классическая традиция и проблема творческой активности (Пушкин и модернизм)». В 2002 году защитил докторскую диссертацию по теме «Пушкин и европейская традиция: Писатель-классик как фактор самоопределения национальной литературы».

В 1993-1996 годах профессор Осакского университета иностранных языков (Япония). В 2004-2005 годах профессор Шанхайского университета иностранных языков (Китай).

Автор более 250 научных публикаций, в том числе книг: «Прошлое и настоящее» (М., 1986), «Пушкин и европейская традиция» (М., 1999). Член редакционной коллегии журнала «Наш современник». Член Общества любителей русской словесности. Член правления Союза писателей России. Владел восемью иностранными языками».

…Скупые строчки статьи Википедии, публикаций о нем, но за ними – богатейшая жизнь  поистине уникального ученого, «вечного труженика, пробудителя и просветителя, бойца-добровольца русской правды». Позаимствовала я, дорогой Сергей Андреевич, Ваши слова, адресованные В.В. Кожинову – Вашему старшему другу, учителю (Жизнь и дело Вадима Кожинова). Но, думаю, многие из Ваших учеников – а Вы ведь немало их подготовили, заведуя аспирантурой! – согласятся, что и Вас отличали «Изобилие свежих и ярких мыслей, неисчислимое разнообразие и множество вольных и невольных читателей, почитателей и друзей». Слово Ваших работ – неподражаемо, узнаваемо сходу, его не спутаешь ни с чьим, тем паче – с засушенно-наукообразным иных «корифеев». А любовь к Вам учеников, тех, кому посчастливилось слушать, видеть Вас, хоть немного пообщаться – несомненна, общеизвестна.

*  *  *

…Его Величество Случай привел и меня к Вам в «кубрик» в июне 2002 года. Посчастливилось тогда познакомиться и с П.В. Палиевским, с благодарностью принять Ваши с ним советы по моей работе. К огромному сожалению, книги моей все не удается издать…

Но Ваши, подаренные мне книги, оттиски статей по главной Вашей теме – Пушкин! – мои настольные. И не перечислить программ Литературной гостиной Одесского Дома ученых, на которых я приводила Ваши уникальные тексты! В частности, из любимейшей статьи «Пушкин и Россия» (Наш современник, 2002, 6, 246-257). Неоднократно и в моих статьях я приводила мысли из этой статьи. Сегодня особенно прошу всех ознакомиться с нею, предпослав публикациям Ваше фото – снимок от 4 июня 2002-го в «кубрике» ИМЛИ РАН.

Источники

http://sklaviny.ru/proekty/slavyane/20220112nebo.php 

http://www.naslednick.ru/articles/culture/culture_32426.html

С огромной благодарностью и теплом вспоминаю Ваше приглашение на защиту Вами докторской диссертации, на участие в банкете, где посчастливилось узнать Вас как незаурядного знатока, исполнителя русских народных песен, порадоваться доброй оценке и моих «вокальных данных». Право же, таких минут не так много выпадает на нашу долю, потому прошу: не обессудьте!..

И простите за фотографии: не так много, как хотелось бы, в «инете» снимков Сергея Небольсина. Надеюсь, мои порадуют близких дорогого человека.

О, я знаю Ваши слова:

«Эру Книги хотят пресечь шизоидным интернетом» (Жизнь и дело Вадима Кожинова). Знаю, убедилась воочию: Ваша скромность в «мирском» – уникальны, «несовременный» Вы человек, «оригинал» – определяют иные…

Но – большой, огромный! – вниманием, добротой к людям. И жажда общения с Вами  приводила многих в Ваш кабинет, порою, наверное, и мешая работать? Но истину Экзюпери «Самая большая роскошь на Земле – это роскошь человеческого общения», дополняю Вашим: «…каждый согласится, что в добрых словах родному лишнего никогда не бывает».

А родство определяется Вами и отношением к Пушкину: «…в родственности Пушкину – обязательный знак русской подлинности, так и должно быть. А именно: в любом подлинном, если оно появляется на Руси, что-то и должно хоть как-то, а напоминать именно о народе, именно о Пушкине, о солидарности с ними. А нет ничего пушкинского – так нет ни подлинности, ни русскости» (Крылатый конёк).

Встречались мы и на XII съезде Союза писателей России в Орле в мае 2004-го, и в августе 2006-го. Встречи, беседы, шутки – а Вам так свойственны солнечный юмор, остроумная шутка и тонкая ирония! – светом, теплом и добром полнили, исцеляли душу!

Душу русской. отверженной, не по своей вине оказавшейся «заграницей». Теперь вот и с гонениями на родной язык, с отвратительной «Тенью Пушкина» брошенной под ноги толпе, в грязь и слякоть.

*  *  *

Читаю статью «Россия в труде, хороводе и на войне. Стихи Николая Рубцова и Юрия Кузнецова», повторяю вслед:

«Но всё-таки: Русь, чего же ты хочешь от меня? Дай ответ! Для вдумчивого русского это необходимо; и даже для русского гения это загадка.

Не дает ответа. Но она чего-то хочет от меня, от тебя – от нас, что особенно важно. За несколько надуманной фигурой «русская идея» встает хотя и тенью ещё, но совершенно реальная и неотменимая при этом русская задача. Её надо осознать и выполнить, и поэзия подсказывает, что выполнять и как» (п/ж здесь и ниже автора – Л.В.)

Никак не хотят понять убогие: «Зачем педалировать разноязыкость и разноплеменность; все знали своё место среди равных; всем досталось и победы, и беды поровну. Зачем нервировать себя, далее – а нервничающие есть – и всего лишь русскоязычностью тех, кто по крови для усвятских шлемоносцев единоплеменником не был. Русский язык гостеприимен и всесодержателен, в нём любой нашёл бы нужное или близкое: «нашёл бы в нём великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и итальянского языка» (М.В. Ломоносов). Наконец, по самому глубококорневому, по самому высокому духовному существу

Все мы кровные мира сего,

как выразился младший современник Рубцова кубанец Юрий Кузнецов. И разве их обоих старший современник, разве киргиз Айтматов не писал своей поэтичной прозы сразу по-русски? Художественного качества его повестей о верблюдах это никак не затрагивало».

Однако стоит помнить: «Мы говорим «салям алейкум», то есть «мир вам», и людям иной веры <…> Это тоже по-русски и по-человечески. Это почти по-советски. Почему «почти»?

Не потому, что советскость держала под подозрением крещёность и иные виды благоверия, не ввиду нашей «ксенофобии». А потому, что у русского советского человека, созидателя и славного радетеля даже за далёкие моря и земли, было одно (и только одно) качество, сильно повредившее ему. Русская классическая доверчивость была доведена в нас нами же самими до прямого губошлёпства.

Это не должно повториться, и тогда все утерянные богатства прирастут» («Когда благому просвещенью…»)

Да, – «Мы интернационалисты. И я повторяю в последний раз: нам досталось постичь много даже и из зарубежной «культуры и искусства». Даже досталось с избытком, и в грязь лицом мы не ударим даже и перед, пардон, Сорбонной. Хватило и изящного чтения, и беспримерных песен. Их любил Пушкин; их создателям завидовал Пушкин. Разве этого мало?

Мы различаем восход и закат. Мы легко разгадаем и лжесибирячка, что с фронтом за плечами, а вдруг спешит записаться во власовцы. Мы понимаем <…> где именно сегодня разлеглась кровавая птица. О, она уже здесь; и мы знаем, где именно сегодня оказался Рейхстаг. Все на сокрушенье Рейхстага!» (Русская судьба).

Совсем чуть-чуть – из статьи С.А. Небольсина «Война и вечность»:

«Не надейтесь же, что пребудете русским в одиночку. Вы и спрятав себя в общечеловеческом не уйдёте от ответа.

Старый мир с его Хамами и Каинами напомнил о себе и в Новом мире; и нет Новому миру прощенья, как и его ветхозаветным клевретам.

А что: цель оправдывает жертвы; вечная истина; и уж средневековье православия и России подтвердило это.

Надо было ещё оттуда взять пропись: не оспаривать отца, не перечить старшим и не поучать их».

*  *  *

Заключая, я хочу привести ответ С.А. Небольсина на один из вопросов. Кстати, рекомендую познакомиться с интервью «Понять другую сторону» (Источник ).

« – А какие законы или принципы, вынесенные из многолетних занятий литературой, лично Вы стараетесь соблюдать в своей повседневной жизни?

– Главный закон очень прост: всему должно быть свое место. Всегда нужно пытаться понять гармонию существующих вещей и не нарушать ее. А если она нарушена, постараться ее восстановить. Этому меня научили и античные писатели, и Шекспир, и Пушкин, и Шолохов… <…>

Конечно, совершенным знанием о том, как всё должно быть устроено на свете, мы не можем обладать, но для того нам и посылаются шедевры искусства, чтобы указывать, намекать на высший гармоничный порядок вещей».

Читаю, и просятся строки нашего любимейшего Александра Сергеевича Пушкина:

…Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть –  на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.

Строки Пушкина – бессмертны. Но не подлежат тлению и строки прекрасных работ о Поэте, среди которых и работы С.А. Небольсина. Как и – работ Небольсина о многих других поэтах и писателях.

Предлагаю вниманию небольшую, но поистине чудесную, актуальную работу его «Костылин и Жилин на Второй Мировой войне». Оттиск ее был также подарен мне дорогим автором.

Ох, как страшен призрак Третьей Мировой! Расплодившиеся Костылины предадут и продадут. И сколько же Жилиных погибнет, спасая Родину, свой народ! Свою, Русскую культуру и цивилизацию!

…Еще хочу заметить, что очень близки мне слова С.А. Небольсина об основах воспитания детей в семье, я благодарна Евгению Богачкову за их напоминание (Жизнь чистейшей пробы. Источник ). В одной из наших с Сергеем Андреевичем бесед он утешал, наставлял ими и меня:

«Самое большое, что ты можешь сделать для детей, это любить больше, чем себя, своих родителей. Вот это хороший урок детям. А самим детям, сколько ни делай хорошего, они могут становиться всё более жадными, эгоистичными. Тем, что ты их любишь, ты их ни в чём не убедишь. Лично мне повезло, что мои дети успели увидеть, как я сильно люблю и уважаю свою мать…»

*  *  *

…Очень горько и больно, когда до срока уходят молодые. Но не легче и когда – ровесники, и даже много старше, если они – настоящие люди. Необходимые родной стране, родным людям, науке, литературе, искусству. Сожалею, что непростительно мало видеозаписей выступлений С.А. Небольсина. Последние дни – и первые Нового года – обидно! – всё слушаю его, перечитываю статьи, выписки из них, вспоминаю… В том числе и любимые им строки:

Север ты наш и восток!
Реки вы наши неузкие!
Только бы силушки русские
Не уходили в песок.

И – молюсь:

«Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему Сергею, и сотвори ему вечную память.

Вечная память. Вечная память. Вечная память.

Душа его во благих водворится, и память его в род и род.»

Да водворится праведная душа «Встречь солнцу»!..

11 – 12 января 2022, Одесса.

СЕРГЕЙ НЕБОЛЬСИН

КОСТЫЛИН И ЖИЛИН НА ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ

От «Войны и мира» как от греха, соблазна и прелести искусства Лев Толстой отрёкся – хотя немногословный и безыскусный капитан Тушин уж никак и не скверен, и не гадок, а всерьёз велик; но вот от своего «Кавказского пленника» писатель отрекаться не стал. Эту повесть (или рассказ?) Толстой навсегда попросил общественность оставить для русского и международного чтения.

«Кавказский пленник» Толстого оправдывает себя всецело. Он точнейше свидетельствует о мощи и необходимости искусства. Вдумаемся в образы увековеченных там Жилина и Костылина, чтобы это окончательно и международно понять.

ЖИЛИН

Жилин – не князь и не граф. Он не Оболт-Оболдуев и не Обломов; он, как и капитан Тушин, плоть от плоти, кость от кости нашего народа, кровь от крови. Он смельчак и умелец; он не какой-нибудь там расслабленный, он всегда бодр и не впадает в грех уныния; он любит мать, любит Родину. Он не шовинист и легко ладит с Диной. Да и она не ксенофобка: она доверчиво и на пользу братству народов, на пользу всему нашему правому и славному делу ладит с ним, с оплёванным и демонизированным (скажет иной) террористическою пропагандой «гяуром». И никаких у Жилина ни в чём сомнений; ему их не надо злобновато хранить впрок и лишь на время, на после бала или до XX съезда, отбрасывать для виду «прочь». Разве Жилин – это не вечно, не истинно, не отрадно!

Жилина никакие испытания не сломят; никакие кандалы и кровавые мозоли не удержат; никакого выкупа от мамаши он не ждёт, у международной общественности и дезертирских комитетов милостыни и заступничества не клянчит, во власовские армии никогда не подастся. Он, если надо, перейдёт вброд любой Сиваш, он коня на скаку остановит не хуже своей односельчанки (может, и она, не только матушка, ждёт его терпеливо на родимой стороне); Жилина в плену, как Карбышева, хоть на морозе обливай из брандспойтов – не сдастся. Но песню, бесподобную, на удивление Глинке, наверное, споёт. Ну что ещё Жилин? Что ни прикинешь, всё в нём – по существу основного вопроса философии. Жилин поднимет с вражеского аэродрома и угонит к своим ихний «Хейнкель», «Фокке-Вульф» или «Мессершмитт». Он возьмёт Варшаву, не уповая на гений Тухачевского и не стеная по его безвременному уходу. Он же и сформулирует заново «даёшь Берлин», молча задумав это ещё на далёкой от Германии какой-нибудь Брянской улице – и будет верен этому призыву сам. А в какой бы он ещё ни попал застенок, хотя бы и после – он и там не дрогнет, не разведёт и никакую каратаевщину.

Жилин – вечный, наперёд и навсегда образец русского воина. Все на фронт! – ради дома и Отечества, ради семьи и детей. И в оставляемом им ради фронта или, если наоборот, в посещаемом им после фронта доме вовсе не «пахнет воровством», что так захотелось мужественно-фаталистично воспеть Булату Шалвовичу.

А Жилин не только вполне присутствовал на Великой Отечественной войне, определив её итоги; он с честью выживал, не проклиная и не позоря Отчизны, и в любых других её лихолетьях и невзгодах. Докажите иное! Вам нужен образец для нынешнего призывника и кадрового военного; этот образец – Жилин. Разве может быть таким образцом накачанный до квадратности восточными единоборствами угрюмый матерщинник Чингачгук? Этот громила, который при всём невежестве исполнен ещё и какой-то нелепой хемингуэевщины? Он «печально созерцает грязную войну» в каких-то якобы чужих, якобы не наших (это после Жилина-то) горах; он «делает войну как потную работу» и в лучшем случае тупо-мужественно «исполняет приказ»… (Даю здесь собирательный образ по новейшим псевдопесням и псевдохудожественным фильмам).

КОСТЫЛИН

Итак, всё хорошо, всё путём, всё как надо, если бы только не Костылин! Ведь и Костылины есть среди нас, ведь и Костылин был русский. Ожирение до неповоротливости; беспечность и безответственность; какая-то во всём безрукость; в плену – позорное прозябание; письма матушке с просьбами выкупить поскорее её мальца – десяти пудов весом; небось и поджиданьице помощи откуда-нибудь из Канады или Бельгии; а ещё и интеллигентный «комплекс заложника». Да что там говорить: «Я так давно не видел маму» – это тоже ведь костылинщина. Вчитайтесь, вникните в образ русского Костылина и в костылинщину; застесняйтесь её и после этого не позволяйте кому-то упрекать нас и нашу классику в напыщенности и в несклонности к национальной самокритике.

Представим: земной шар через сто лет после окончания Второй мировой войны. Панорама – от Японии до Англии. Лондон давно очищен от чего бы то ни было британского. Немцы деморализованы и стыдятся своей национальности: быть сородичем Карлу Великому и Гёте – позор. Россия признала, что она всегда была и остаётся империей зла, особенно село Горюхино. На востоке от неё потомки Мацуо Басё ползают на коленях перед своими соседями и всё каются, каются, каются. Нет, это не восходящее солнце, не утренняя свежесть. И не в том каются – то есть клянут себя самих – потомки самураев, что их прадеды однажды наделали некрасивых дел на материке и на дальних островах. Им тоже теперь позорно уже одно то, что их угораздило родиться японцами. Ибо оказывается, что иметь какую-никакую, а всё же народность вместо свальной «мультикультуральности» общечеловеков есть величайший гнусный грех. Над миром сгущается мракобесие.

Радостно ли подобное хоть кому-то? Трудно сказать, ведь это сцены воображаемые. Но из тумана воображения, из-под покрова темноты появляется одна фигура, в которую стоит вглядеться.

Костылин объявляет себя единственным участником и героем беспримерной войны. Костылин только себя считает в этой войне и жертвой, и победителем. Он добивается исключительного права на память и мемориалы. Костылин многозначительно привлекает внимание международной общественности к тому, что из своих десяти (или сколько их там) пудов веса он потерял в заточеньи целых шесть – ровно шесть, пока его каземат не был взят и освобождён кем-то, не заслуживающим никакого внимания. Костылин объявляет, что и сама эта священная цифра шесть, и сам уже этот факт его единственной в своём роде жертвы и победы не подлежат никакому сомнению. И оспаривать и занижать саму эту цифру, как и оспаривать сам названный факт по Уголовному кодексу развитых зарубежных стран, есть деяние, решительно, злобно, неотвратимо и крайне крупно наказуемое.

В завершение же этой воображаемой эпопеи XXI века Костылин требует от всего мирового сообщества возместить ему понесённый ущерб, Костылин снова набирает прежний вес и учреждает во всех школах в ущерб ненужному там изучению русской литературы особый курс костылиноведения.

Немыслимо, чтобы в стане Жилиных, в стране Жилиных люди когда-либо примирились с таким помрачением. Чтобы подобного не случилось, полезно вдумчиво читать, перечитывать и должным образом преподавать русскую художественную литературу.

Людмила Владимирова