Вместо предисловия:  12 мая нынешнего года отмечалось 90-летие со дня рождения Андрея Вознесенского. Вспоминали и его «Треугольную грушу», и «Плачет девушка в автомате», и хрущевский разнос 7 марта 1963 года, и, конечно, пронзительную «Юнону и Авось». Не могу отнести Вознесенского к числу своих любимых поэтов, но стихотворение «Песня акына» считаю одной из вершин его творчества.

Ни славы и ни коровы,

Ни шаткой короны земной —

Пошли мне, Господь, второго —

Чтоб вытянул петь со мной!

Прошу не любви ворованной,

Не славы, что на денёк —

Пошли мне, Господь, второго,

Чтоб не был так одинок.

Чтоб было с кем пасоваться,

аукаться через степь,

для сердца, не для оваций,

на два голоса спеть.

Чтоб кто-нибудь меня понял,

Не часто, ну хоть разок.

Из раненных губ моих поднял

Царапнутый пулей рожок.

И пусть мой напарник певчий

Забыв, что мы сила вдвоём,

Меня, побледнев от соперничества,

Прирежет за общим столом.

Прости ему. Пусть до гроба

Одиночеством окружён.

Пошли ему, Бог, второго —

Такого, как я и он.

Как часто в жизни не хватает именно вторых. Тех, кто поддержит, подхватит, прозвучит в унисон. И как нередко бывает в жизни, что первыми становятся вторые, а те, кто были первыми, уходят на второй план, а то и вовсе стираются из памяти…

Пушкинское «мы ленивы и нелюбопытны», кажется, будет актуальным во все времена. То ли стремительность жизни тому причиной, то ли обилие негатива в ней, но мы действительно порой ленимся узнавать что-то новое. Или страшимся. А, может, и то и другое вместе, что в совокупности образует емкое слово «усталость». Живем по принципу: «все равно всего не охватишь, не познаешь»/ И – снова Александр Сергеевич: «молча едем до ночлега/ А время гонит лошадей».

А жаль… Наукой доказано, что человеческий мозг похож на смятую бумагу. Возьми ровный лист бумаги, сомни его, потом  расправь, а затем снова сомни. Лист сомнется по тем же линиям, что были в первый раз. И ни по каким другим. Так называемая, память материала. Так, вот, мозг человека и есть этот смятый лист бумаги. Если постоянно активизировать только определенные извилины, то остальные, оставшиеся в бездействии, со временем атрофируются. Оттого, так настоятельно рекомендуют постоянно загружать мозг работой – решать кроссворды, изучать языки, осваивать в меру сил и возможностей, новые ремесла. И,  конечно, больше читать.

Вот, к примеру, многие ли из нас знают авторов известной песни «Стою на полустаночке»? Ее так проникновенно исполняла в фильме «День за днем» изумительная актриса Нина Сазонова, а потом, уже после выхода фильма, пела Валентина Толкунова, что слушатели были уверены – песня народная. И только немногие запоминали имена и фамилии композитора и автора стихов: Илья Катаев и Михаил Анчаров.

***

Михаил Анчаров… Имя это сейчас мало кто вспомнит. А ведь именно его – прозаика, поэта, архитектора, драматурга, сценариста, художника считали одним из основателей жанра бардовской песни. Владимир Высоцкий называл его своим учителем. И именно в этом, 2023 году, ему бы исполнилось 100 лет.

Итак, Михаил Леонидович Анчаров. Родился в Москве 28 марта 1923 года. Отец Леонид Анчаров – участник Первой мировой войны, уроженец Харькова. Мать – Евгения Анчарова, преподавательница немецкого языка, уроженка Нежина. Дядя – Нисон Цимберов – участник первого в Азербайджане(!) струнного квартета.

В детстве мечтал стать художником. В 1940 поступил в Архитектурный институт, но уже в июле  1941 отправился добровольцем на фронт. По направлению райвоенкомата, поступил в Военный институт иностранных языков, где в совершенстве изучил китайский и японский языки. И в качестве переводчика с китайского языка был направлен на Дальневосточный фронт, участвовал в боях в Маньчжурии.

Демобилизовался в 1947 году. И в эти же годы уже вплотную приступает к творческой деятельности.

Детство и юность его прошли на Благуше – живописном районе Москвы.

«Весна в этом году налетела, словно крик паровоза, когда по ночам дальний, медленный стук колес уносит с собой сердце, которое вместе с Благушей плывет в неизвестность.»

Жили мы на щербатых улицах,

Но весь мир был у наших ног.

Не унять нам ночами дрожь никак.

И у книг подсмотрев концы,

Мы по жизни брели — безбожники,

Мушкетеры и сорванцы.

В каждом жил с ветерком повенчанный

Непоседливый человек.

Нас без слез покидали женщины,

А забыть не могли вовек.

«Была Благуша, — написал впоследствии Анчаров, — лучшее место на земле. Старый московский район, похожий на рассохшуюся корзину, где вперемешку лежали дворы, голубятни, сараи, бывшие доходные дома со шпаной и дома-новостройки с рабочим классом. Благуша была песенная страна. Там любили всякое искусство.»

Первые песни Анчаров начал писать перед войной. Сначала на стихи Веры Инбер, Бориса Корнилова и своего любимца – Александра Грина.

«Когда я прочел «Алые паруса», то поклялся пропагандировать ее всю свою жизнь, чем и занимаюсь. Я ревел белугой: впервые и единственный раз мелькнуло реальное начало нового пути – похоже, что это и была красота.»

Знакомство с вдовой Александра Грина запомнилось Михаилу на всю жизнь. «Я спел ей песню на слова ее покойного мужа, и она заплакала, потому что была его родной душой».

«Целую вас, всех собравшихся,- писала Нина Николаевна Грин тем, кто был у нее в тот памятный вечер. – Вы дали мне счастливые и теплые минуты ощущения моих детей, которых у меня никогда не было, но о которых я мечтала всю жизнь.» 

И в конце письма приписка: «Берегите Котика».

Котиком был Михаил Анчаров.

Приближалась война. И он, окончив Военный институт иностранных языков, отправился на Дальний Восток.

О том, как складывалась фронтовая судьба Анчарова, даже близкие друзья знали немного. Был фронтовым разведчиком. В конце войны попал в СМЕРШ.

О личной жизни тоже узнавали мимоходом. Женился, развелся, снова женился. Эти перемены были всегда неожиданностью для близких. Мало, кто знал, что у него растет дочь. По свидетельству современников был очень сдержан в общении, предпочитал больше слушать, чем говорить.

Но уже вскоре после войны стали звучать его песни. В них он высказывал то, чем не мог поделиться даже с друзьями. Первые песни самого первого барда. Песни о любви, о красоте, о родном районе Москвы и о войне.

Он врагам отомстил

И лег у реки,

Уронив на камни висок.

И звезды гасли,

Как угольки,

И падали на песок.

Он грешниц любил,

А они его,

И грешником был он сам,

Но где ж ты святого

Найдешь одного,

Чтобы пошел в десант?

После демобилизации и увольнения из МГБ, в 1948 году поступил на худ. факультет ВГИКА, но ушел, не окончив курса. Поступил в худ. Институт им. В.Сурикова, который окончил в 1954-м. Работал над сценариями к фильмам. Но больше всего писал и пел песни. И ранние, военные, и новой, уже мирной поры.

Относительное благополучие сменялось безденежьем и бесприютностью. В один из таких периодов Анчаов поселился в доме журналиста Василия Аграновского. У него в то время часто собирались и пели Булат Окуджава и Александр Галич. Это называлось состязанием акынов. К нему присоединился Анчаров.

«Сам я, — говорил Анчаров, — учился всегда одному и тому же: делать так, чтобы то блаженство, которое я испытывал, берясь за перо, или кисть, или музыкальный инструмент, я мог бы передать кому-нибудь еще».

Что ж… Вечный поиск первым – второго.  Чтобы вытянул петь с ним…

Оттепель 60-х многих очаровала обещанием свободы. Верилось, что можно все изменить к лучшему, и над головой зажгутся самые прекрасные и нежные звезды и будут сиять всю жизнь.

Авторская песня зазвучала почти в каждом доме, вернее на каждой кухне, в институтах, домах культуры, стихийных, импровизированных концертах. Многие, признанные ныне барды начали сочинять под впечатлением от песен Анчарова. Галич и особенно Высоцкий исполняли его песни, причем последний так часто вводил их в свой репертуар, что некоторые песни Анчарова стали приписывать ему, Высоцкому. Более того, сам Высоцкий многое позаимствовал у Анчарова в стилистике и тематике военных песен, поэтому совершенно справедливо называл того своим учителем.

Он был очень широк по натуре. Друзья называли его «многообъятным», подразумевая под этим многогранные черты характера. Помимо писательского, художественного и музыкального таланта, он имел сильный голос и артистический дар. Вкупе с респектабельной внешностью это производило незабываемое впечатление. Каждое его выступление превращалось в маленький спектакль. Но спектакль особенный.

Анчаров оказался первым, кто сделал бардовскую песню исповедью. Он, словно делился историей своей жизни со слушателем и приглашал его высказать свое мнение на этот счет. Своего рода незримый беззвучный  диалог. «Пошли мне Господь второго»… Вторым  и был слушатель.

Наши наступают —

Небеса горят.Наши вдаль уходят —

Небеса горят.

Молодость уходит —

Небеса горят.Небо, мое небо,

Синяя вода.

Корабли уплыли

В небо навсегда.С той поры я не был

У синей воды.

Небо, мое небо,

Зеркало беды.

В 70-х Анчаров много работал на телевидении. По его сценариям снимались телесериалы. Наиболее искренним из них стал «День за днем» Там и прозвучала невероятно трогательная песня «Стою на полустаночке»:

Стою на полустаночке

В цветастом полушалочке,

А мимо пролетают поезда.

А рельсы-то, как водится,

У горизонта сходятся.

Где ж вы, мои весенние года?

Больше всего он любил жизнь во всем ее многообразии. «Я не верю в бездарных людей. Все люди одарены жизнью. И перед этим невероятным фактом все остальное мелочь и подробности».

В начале 80-х Анчаров ушел с телевидения. Последние сериалы оказались неудачными. Он ушел в прозу, перестал писать песни, выступать, петь. И о нем забыли как о барде. Потом… ему самому приходилось напоминать о себе.

Жизнь подходила к закату. Где-то в конце пути у Анчарова вырвется:

Мимо ангелов мчатся кони

Бесконечной моей тоски!

Люди били, и годы били!

Нищета — хоть в кулак свисти!

Где ж вы, ангелы, жили-были,

Чтоб от жизни меня спасти?!

У его любимого Александра Грина тоже была тоска по Второму, по  тому, кто поймет, поддержит, подхватит.

«Из предисловия к «Алым парусам» я узнал, что Грин, умирая в Старом Крыму просил привезти к нему хоть одного читателя, который его знает. И такого читателя не нашлось».

Александр Грин хотел, чтобы люди научились мечтать. Михаил Анчаров вложил в уста мечтателям песенное слово.

Михаила Анчарова называли последним романтиком 20-го века.

Слушай, двадцатый,

Мне некуда деться,

Ты поешь

У меня в крови.

И я принимаю

Твое наследство

По праву моей

Безнадежной любви!

И в последние свои годы, уже отягченные болезнью, он оставался непоседливым человеком, трепетно поющим  о красоте.

Мне забыли —

О счастье сказать.

Что оно —

Словно парус ничей,

Что оно —

Словно шорох огня,

Что оно —

Словно стон трубачей,

Поднимающих в топот

Коня.

11 июля 1990 Михаила Леонидовича Анчарова не стало. Так уж получилось, что Вторых, пришедших после него, помнят и знают больше, чем его, Первого, родоначальника бардовской песни. Но, вряд ли он бы сам об этом печалился. Ведь Господь послал ему второго, вытянувшего петь, и подхватившего его мотив.

…Пусть звездные вопли стихают вдали,

Друзья, наплевать нам на это!

Летит вкруг Земли в метеорной пыли

Веселое сердце поэта.

Друзья мои, пейте земное вино!

Не плачьте, друзья, не скорбите.

Я к вам постучусь в ночное окно,

К земной возвращаясь орбите….

При написании эссе использованы отрывки из произведений М.Л.Анчарова («Самшитовый лес» «Этот синий апрель», «Ни о чем судьбу не молю» и др.), воспоминания его друзей и близких, материалы из Интернета. Автор выражает искреннюю благодарность за предоставленные материалы.

Ляман Багирова