«…сказал я себе, — то растолкуй вот эту картину».

<<< Марке. Гамбургский порт. 1909 г.

Я, конечно, не могу её растолковать и, выдавая себя с головой, начинаю писать, как я на неё набрёл – в тихой надежде, что меня ж всегда озаряло, пока я – с целью потянуть время – писал чуть не абы что, так, может, и сегодня озарит. – Я, как почти всегда в последние много-много месяцев, листал книгу Киры Долининой. Увидел ссылку на иллюстрацию 20. Открыл её. А на иллюстрации 19 – Марке. Которого я не так давно здорово раскокал, думая, что он такой же ультраразочарованный, как и все «дикие», побежавшие в своём подсознательном идеале вон из Этого мира вообще – в принципиально недостижимое метафизическое иномирие. Следы чего (подсознательности) обнаружил во всяких натурокорёжениях. (А никакого особого натурокорёжения, пока я писал то, что вы, читатель, выше прочли, я в «Гамбургском порту» не вижу. И что делать?!.) – Тогда я решил найти у Киры Долининой ссылку на эту «ил. 19». – Нашёл. И… там написано о Марке то, что я заработал долгими муками, корпя над диссертацией Шалыгиной, изо всех сил избегавшей именования Чехова ницшеанцем, применяя слова, характеризующие ницшеанское иномирие: «вневременнную ценность», «любви вечной – внепространственной и вневременной», «вневременных предикативных отношений речи, которые мыслятся и могут быть выражены только в настоящем времени – в миге» [предикат – это утверждение, высказанное о субъекте], «мир существенно статичным и неизменным», «только неизменяющееся может иметь истинное значение», «выражение категории «вечности» — «неизменности»», — ну и т.д.

Что ж там у Киры Долининой написано о Марке (об этой картине)?

«…все пребывает в абсолютном покое вечности, в которой человеку и места-то особо нет (ил. 19)»

(Источник)

Вот так: бац, и без всякого анализа – синтез. Мимоходом.

А мне – страдай: обоснуй.

Ну в предыдущих случаях я обнаруживал катарсическое выражение такого иномирия, не образное. Через издевательство над Этим миром в виде натурокорёжения.

Но тут-то где оно?

А! Вот. – Отражаясь в воде центральная косая труба оказывается гораздо более косой, чем отражаемое. – Уфф! Спасён.

И – лиха беда – начало. – Труба другого буксира имеет в воде гораздо более протяжённое отражение, чем нужно. Башня, что слева…  Её основание я предположил и обозначил верхней голубой горизонталью. Берег, как ни низок, всё-таки приподнят над водой. Эта приподнятость обозначена голубой вертикалью в центре. Низ её – это уровень воды на том удалении от берега, где стоит эта нелепая башня. Так голубая стрела внизу показывает, каким должно б быть отражение этой нелепой башни. Марке это отражение тоже удлинил. – А вот двух кирх и трубы справа Марке отражений в воде вообще лишил. Дома, что слева, у самой воды – тоже.

Остаётся только найти то несчастье, которое повергло Марке в такой крайний пессимизм по отношению к Этому миру. Благо, есть всезнающий интернет.

«…Марке всю жизнь страдал от того, что «бог создал его не таким, как все». И дело не в физических особенностях — легкой хромоте и близорукости. Он всегда держался особняком, соблюдая дистанцию с окружающими, в том числе с самыми близкими людьми»

(Источник)

От обычных искусствоведов, впадающих в радостный экстаз от натурокорёжения, начавшегося в живописи со второй половины XIX века, со времени разочарования во всём-всём-всём, вы о негативном не узнаете. Натурокорёжение для них – это Свобода. И то – в лучшем случае. А на пике торжества формализма – признак новизны и не более.

Соломон Воложин