Её переполняют – любовь и нежность, лучащаяся нежность, переходящая в трагедию, взрывающую реальность; но всё равно – любовь, словно соткавшая Настасью Аглаю Кински, выплёскивается с экранов, вливаясь в сердца и души поколений, завораживая, покоряя, открывая нечто, чего не знали раньше…

Настасья Аглая: ни ту, ни другую она, названная так, поскольку скандально-знаменитый её отец слишком любил «Идиота», не сыграла, увы, – сыграла Наташу из «Униженных и оскорблённых», и сделала это так, будто ей ведом код женской «русскости»: ведом настолько, что любовь-сострадание начинают вибрировать в мозгу, впитывающим фильм…

Она идёт по снегу…

Она идёт так, будто космос в себе несёт, и крылья не зримо развеваются за спиною; а трагедии, бушующие у Достоевского каждые пять минут, взрываются, что гранаты (как вообще его герои умудряются выживать?), передаёт всем: неповторимыми голосовыми интонациями в не меньшей мере, чем удивительным лицом своим…с очаровательно нависающей верхней губой – над нижней, со струением тициановских волос, сложно определить их цвет, столько отливов, но главное – сиянием глаз…

Озёра тайны – глаза актрисы…

В них – космос любви, переливающийся оттеночно, вдруг углубляемый ненавистью, снова становящейся любовью, опять солнечно сияющей…

Кински – совсем девочка – почти соблазняющая – впрочем, всегда сам готов соблазняться – пожилого Мастроянни-архитектора; Кински, врывающаяся в элегантно-утончённый, чувственно-эстетский фильм А. Латтуады «Оставайся собой»; Кински…возможная дочь растерянного от такого поворота событий Мастроянни; Кински — уже вся, несмотря на двадцать лет словно пропитанная субстанцией любви, убеждающая его в обратном, да и вообще – неважно это: ведь отец тот, кто растил, присутствуя ежедневно, а у неё есть такой.

Любовь должна завершится на самой высокой, сквозной, изводящей пронзительностью ноте: Кински исчезает из кинотеатра, где что-то смотрят с Мастроянни: как сделала её мать – гирлянду лет назад…

Пожилой М. Пикколи, играя врача, безнадёжно отравленного любовью к ней, Настасье Аглае, говорит: Любовь – это когда лицо становится важнее тела.

Глядя в лицо Кински понимаешь, насколько он прав.

Глядя в её лицо – понимаешь, что такое бесконечная нежность.

Лучащаяся.

Облучающая миллионы посторонних зрителей (все зрители посторонние, но и отчасти – свои).

Длится фильм «Болезнь любви», Кински между двумя врачами: старым и молодым, Кински, вдруг узнающая о смертельной болезни своей, и оба…становятся ЕЁ врачами.

Её нельзя вылечить.

Она больна любовью – слишком большая доза оной приводит к физической непоправимости; об этом хорошо бы написал Ангелус Силезиус, знавший потаённые корни мира – интересно, как бы Настасья Аглая прочла его мистические перлы?

 Со сцены, с экрана, с пьедестала любви: неважно…

Финал фильма открыт: может быть, она выживет, героиня Кински, там, за пределом сюжета, хотя с её диагнозом не бывает подобного в жизни.

А в кино?

…иногда кажется, актёрское мастерство настолько растворено в ней, что и не играет ничего актриса: врывается в жизнь, переворачивая чужие, делая мужчин счастливыми, отбирая это счастье, будто хрустальный шар его принадлежит только ей.

 Она играет – и: сердце лопается от любви и нежности.

 И у неё также, наверно.

Она много играла в русской классике: Тургенев, Достоевский… чувствуя её, настолько далёкую от многого-европейского, настолько пронизанную токами всеобщности…

«Любовники Марии» исполнены А. Кончаловским по мотивам А. Платонова – и, хоть от Платонова там можно найти пару эпизодов от силы, хоть немыслимая его фраза в принципе не переводима на язык кино, после фильма… сознание само заливают слёзы.

 Она светла.

Она лучится ангельством: такою чистотою, что даже опытный обаятельный развратник с гитарой, лишающий её героиню девственности, ощущает сие.

 Зачем в «Париже, Техасе» бежала?

От мужа…

От сына.

Но там такой крутой вираж сюжета, что и в вину ей не поставить бегство, как и работу в сомнительном заведение…

Ей, вероятно, её героиням, ничто вообще не поставить в вину, поскольку Настасья Кински – великолепный, живой и трепещущий символ любви…

Александр Балтин

От редакции

Настасья Аглая Кински: Муза авторского кино

Настасья Аглая Кински, урождённая Накшиньски, появилась на свет 24 января 1961 года в Западном Берлине. Дочь скандально известного актёра Клауса Кински и продавщицы Рут Бриджит Токи, она унаследовала от отца не только фамилию, но и страсть к русской литературе — её имя вдохновлено героинями романа Достоевского «Идиот».

Детство Настасьи было далеко от идиллии. После развода родителей в 1968 году она осталась с матерью, переезжая между Мюнхеном и Каракасом. Юность актрисы прошла в бедности и бунтарстве, что привело её к трёхмесячному заключению в учреждении для несовершеннолетних.

Судьбоносная встреча произошла, когда 14-летнюю Настасью заметила жена режиссёра Вима Вендерса на дискотеке в Мюнхене. Это привело к дебюту Кински в фильме «Ложное движение» (1975), принёсшему ей первую награду Deutscher Filmpreis.

Кадр из фильма «Ложное движение»

Настоящий прорыв случился в 1979 году с ролью в фильме Романа Полански «Тэсс». За эту работу 18-летняя Кински получила «Золотой глобус», став международной звездой.

Карьера Настасьи Кински охватывает множество ярких ролей в европейском и американском кино. Она работала с такими режиссёрами, как Френсис Форд Коппола, Пол Шредер и Вим Вендерс. Особое место в её фильмографии занимают экранизации русской классики — «Униженные и оскорблённые» по Достоевскому и «Вешние воды» по Тургеневу.

Личная жизнь актрисы была не менее бурной, чем её карьера. У Кински трое детей от разных отношений, включая брак с композитором Куинси Джонсом.

Настасья Кински — не просто актриса, а настоящая икона европейского кино. Её талант, красота и загадочность сделали её музой для режиссёров и фотографов по всему миру. Сегодня, в свои 60 с лишним лет, она остаётся яркой звездой, чьё творчество продолжает вдохновлять новые поколения кинематографистов.

Главред

Дмитрий Плынов