Центральные персонажи романа – две сестры-москвички, которые в своей квартире открыли студию Кандинского (К-студию) – галерею его картин (в основном копии).  Одна из сестёр, Ольга Тульцева, критик, искусствовед, ведет эту студию. Действие романа происходит в 90-е годы, от которых  мы отступили пока  лишь на шаг и поэтому хорошо помним  многие новшества  этого периода – лихорадочную  ваучеризацию,  почти мгновенное обнищание и люмпенизацию  народа. Люди, не понимая происходящего, всё ещё старались мыслить  понятиями  вчерашнего  дня.

Вот и  героини романа, сёстры  Ольга и  Инна,  пытаются жить и оставаться людьми, несмотря ни на что.   «Съешь сбережения, что дальше?.. А какой беспредел на улицах. Бездомные, беспризорные пацаны — с голодным волчьим взглядом! Волчата! Как будто война прокатилась!..»

Название романа  отражает суть   жизни сестёр.   Жизни, в которой единственным мужчиной, способным помочь  женщине, становится давно умерший художник – вернее, его имя и призраки его картин – репродукции.

В К-студию, на тепло очага  красивой  доброй женщины, конечно же, летят  красивые мужчины.  И всё бы ничего, но…по ходу действия, словно в фильме ужасов,   проявляются их настоящие лица. И оказывается, что все они, все до единого, и даже пятнадцатилетний  Коля,   имеют ОДНО ЛИЦО – лицо  стукача и  жиголо. Постепенно  тот, ещё недавно казавшийся уютным, мир  открывает занавес и являет  взору  «зрителей»  свой настоящий облик.  Любой монстр фантастических эпопей  побледнеет в сравнении с  Темью Тьмы   «цивилизованных»   людоедов, которые даже не осознают  своей палаческой роли. У них есть катастрофически простое объяснение  самих себя и жертв, погубленных  старательной рукой.  Они считают, что  честно выполняли  свою работу.

Особенно колоритен образ старика (Батя).  Старательный и примерный, он «сдал» своими  доносами  бесчисленное множество людей, которые были его соседями. Все они получили огромные сроки за неосторожно сказанные слова. Все они (те, кто выжили в лагерях) после освобождения остались жить «во глубине сибирских руд». Батя, сдав в наём свою московскую квартиру в 90-е годы, уехал в Сибирь – «к друзьям», как он говорил. И в течение шести лет жил в семьях своих жертв  за их счёт.

ЦИТАТА:

— Десять лет лагеря! Соседу!

— Срок, дочка, не я выбирал.

— Зачем же его сдали?

— Как зачем?.. Да я же работал. У профессионального осведомителя свой, и нелегкий, хлеб.

— И вы всех помните?

Батя замедлил речь. Задумался. Глаза его поискали некую далекую точку.

— Едва ли всех… Их много. Для одной человеческой памяти их много.

И тут его прорвало. Он заспешил сказать. Он сокрушался, винился. Но вина в его голосе уже навсегда сплелась, сжилась, срослась, сроднилась… спелась!.. с уже выданным ему прощением. С оттаявшей ностальгией по тем его невозвратимым денечкам:

— А Снегиревы!.. А Ряжские!.. Их забрали грубо. Высылка была спешная… Тоже сначала Магадан. Что сказать! Горе!.. Они, эти неумехи Ряжские, потеряли ребенка. Девочку. Простудили… И у жены хронический кашель… С хлеба на воду.

— А как они сейчас?

— Как, как!.. Простили.

— Жили у них?

— Сначала письмом простили. Потом две недели у них жил. У его жены все еще кашель. И какой! Сгибает крепкую бабу пополам… Они, Ряжские, так уж получилось, простили меня первыми и первыми откликнулись на мое письмо».

На фоне  Бати,  как  образы на чёрно-белых фотографиях  в проявителе, становятся  выпуклыми и  страшными его многочисленные   молодые последователи, фактически, его  воспитанники, остающиеся и сейчас   хищными  щупальцами  системы,  существующие на тех же условиях  и несущие те же функции.

Сама собою напрашивается  мысль – стать людьми мы сможем лишь тогда, когда будут обнародованы  имена и деяния  каждой присоски  кровавого монстра. Этот монстр будет жив до тех пор, пока  скрывается под  завесой  всеобщего незнания. Но как только эта завеса будет убрана, люди поймут, что «подвиг»  двенадцатого апостола  бледнеет в сравнении с  коллективным  образом  современного  иуды.

Но…тут  вспоминаются  пророческие слова автора,  предваряющие роман:   «Всех подчистую выдавить, вытолкать с перекрестков. С улиц. С площадей… А сами вперед-вперед-вперед в колоннах по восемь! Грандиозный парад покаяния!.. Стукачи будут первыми из наших кающихся».

Круг замыкается, рождая новый круг ада, где главная роль снова принадлежит иудиным детям.

В конце романа  все поднимают рюмки за народ, который умеет прощать. Ольга плачет и не может остановиться – осознание  мерзости жизни  равносильно истерике. Роман написан почти целиком в форме диалога. Это, собственно,  драматическое произведение, которое буквально просится  на театральную сцену или на экран.

Роман  Владимира Маканина «Две сестры и Кандинский» в журнале  «Новый мир» -№4-2011 г.