Лика появилась в палате вечером, ее доставили сюда с междугородней скорой помощи. Прямо с каталкой, на которой лежало ее невесомое тело, поднялись на шестой этаж, проехали мимо таблички « Гематологическое отделение», долго везли по коридору мимо скопления людей в белых халатах, добрались до нужной двери, с проклятиями потолкались в проеме, с трудом выворачивая на повороте упрямые колеса, и наконец-то  остановились у свободной постели. Медсестра помогла новенькой перевалиться с каталки на кровать, оказала ей первую помощь в виде обязательной дозы таблеток и оставила  в палате до утра.

Лика с трудом подняла глаза: сильно, нескончаемо, болела голова, – и увидела  ласковый, вопрошающий взгляд круглолицей женщины, склонившейся над ней. «Наверно, она тоже лежит в этой палате, – определила по ее виду Лика.

– Как тебя зовут? – спросила та жалеючи.

Лика в ответ прошептала свое имя и в изнеможении прикрыла веки.

– А меня Надя. А вот здесь, рядом с тобой – Даня,  – и Надя кивком головы показала куда-то налево. У Лики не было сил ни двигаться, ни удивляться, но она все же повела взгляд в сторону. И увидела огромные, казалось, вывернутые наружу, сумасшедшие от нестерпимой боли глаза женщины, имевшей невероятные размеры и окружности тела. Голова ее походила на синеватый шар…без волос.

– Боже мой, – ужаснулась Лика и отвернулась.

– Тетя Надя, – попросила Даня. – Переверните меня, пожалуйста.

Хрупкая тетя Надя подошла к ней и сказала:

– Берись мне за шею.

Лика лежала с закрытыми глазами, она слышала, как хрустнула шея тети Нади, как она сделала усилие, чтобы приподнять и перевернуть тяжелое тело женщины, видимо, не находившей себе места от нестерпимой боли.

– Ну что ты ее ворочаешь, надо санитара позвать, – осуждающе прозвучал капризный голос у Нади за спиной.

– Молчи, Инна. Не будешь же каждый раз санитара звать, –  устало отозвалась Надя на реплику еще одной обитательницы палаты, и печально прикрыла глаза. – Господи, что делает болезнь со всеми нами, – и она с грустью поглядела в окно.

Ночью Даня тяжело дышала, вздыхала и металась. Надя безропотно отзывалась на каждый ее призыв. Она то приподнимала ее, то опускала, то на мгновение скрывалась в коридоре, чтобы позвать сестру с обезболивающим уколом. После укола больной соседке становилось легче, и она даже шутила, пыталась заговорить с новенькой. Лика понимала, что она  это делает ради себя: ей необходимо отвлечься хоть на секунду, хоть на мгновение уйти от этой дикой, нескончаемой боли. Но как убежать от себя, от всеобъемлющего отчаяния, которое, несмотря на проблески надежды, появляющейся каждый раз сразу после инъекции, все чаще и чаще сумраком наполняло душу и искажало лицо?

Когда тетя Надя в очередной раз подошла к ней, чтобы помочь сесть в кровати, Даня как можно бодрее попросила ее:

– Тетя Надя, подайте мне, пожалуйста, ночную вазу.

«Ну, надо же, она еще находит в себе силы шутить, – поразилась Лика и услышала ее хриплый шепот над склоненной Надиной головой:

– Наверно я умираю.

– Ну что ты, Данечка. Мы еще попляшем на твоей свадьбе.

Лика лежала молча, мучась от беспощадной головной боли, силилась, но не могла понять происходящего. Ей казалось, что она сходит с ума. Почему женщина, которую зовут по-мужски Даней, называет другую женщину, вроде бы равную себе по возрасту, тетей? Нет, она не в силах этого понять, но жалость к ним обеим не давала покоя.

– Тетя Надя, не могу больше, мне нужно встать, – отчаянно вскрикнула на соседней койке Даня.

Лике хотелось соскочить с кровати и помочь тоненькой женщине, Наде, с выступавшими жилами на руках, приподнять это громоздкое тело, но она знала, что не сможет этого сделать: перед глазами все плыло. Мир пульсировал и качался как маятник. Все вокруг кружилось в невообразимом дьявольском танце. Кружились тумбочки, вращаясь в бешеном вальсе, кружился стол со стоящим на нем графином, наполовину наполненным водой, да так, что казалось, будто вода в нем выплескивается через край узкого горлышка. Кружились и белые стены.

«Ну, а если бы земля не вращалась, и я могла бы встать, что бы тогда?» – внезапно спросила себя Лика и содрогнулась. Она представила, как прикасается к Дане, к ее водянистым, расплывчатым членам, как пальцы утопают в ее рыхлом, потном, мясистом теле, и ей стало жутко. Но, главное, как взглянуть  в Данины глаза? Глаза, в которых надежда теперь уже очень быстро сменяется обреченностью, недоумением и укором.

Лика вспомнила, как в детстве они с отцом ездили на рыбалку. Все та же зеркальная гладь озера, привязанные к колышкам лодки, причал, а вот и вожделенные лица рыбаков, которые с удовольствием выдергивают из воды попавшую на крючок любопытную, доверчивую рыбу и небрежно бросают ее на прибрежный песок. Там, на берегу, в высокой траве, на камнях или мокром песке наивная пойманная рыба в отчаянии ловит ртом драгоценный воздух и, не веря в свою погибель, изо всех сил бьется головой о землю.

Лика пролежала на правом боку всю ночь. Словно устыдившись своей возможности свободно вдыхать воздух, она боялась это делать громко и, затаившись, молча ожидала чего-то. А там, за  спиной, прерывисто дышал человек, который сопротивлялся… Даня судорожно и жадно захватывала воздух, стараясь делать это почаще, словно боялась, что он, воздух, по воле неумолимого злого рока вот-вот закончится, и ей почему-то его не хватит. Всем хватит, а ей нет.

Но вот она глубоко вздохнула, силясь сделать это еще раз…. Ну, хоть один раз, ну хоть один маленький разочек…. Но это ей никак, ну никак не удавалось. Не может быть! Я не хочу! Не надо! Послышался продолжительный хрип. Лика спиной почувствовала, как огромное тело ее соседки забилось в постели и….

Наступила оглушительная тишина. Только Иннин будильник прилежно, равномерно, отчетливо продолжал отсчитывать секунды. Тик-так, тик-так… Звук нарастал, превратился в стук, затем в грохот.

– Что это? – зевая, спросила Инна. Приподнялась на подушке, повертела головой, бросила взгляд на Данину постель. И закричала.

– Отмаялась, – спокойным, ровным голосом сказала тетя Надя.

После того, как тело увезли из палаты, Надя задумчиво, глядя в одну точку, произнесла:

– Действительно, зря ее назвали Даней.

– Почему? – морщась то ли от боли, то ли от подступивших слез, спросила потрясенная Лика.

– Ее родители как-то проговорились, что назвали ее так в честь погибшего в аварии сына Даниила…. А она сильная была. До последней минуты боролась со смертью, все на что-то  надеялась. И что только не перепробовала. Даже теплую бычью кровь пила…. Так хотела жить. Ведь ей от роду всего шестнадцать лет… было….

Лика проглотила слезу: «Ну, конечно… А необычайная полнота умершей девочки объясняется просто  – это следствие приема гормональных таблеток…».