Строительный забор отчекрыжил от улицы половину проезжей части. Вплотную к этому забору ощерилась клыкастым щебнем рытвина, оставив  для проезда меж собою и бордюром  метра три. Машины втискивались в эту узость поочередно и односторонне. Перед рытвиной копилась рычащая моторами   гурьба лаковых зверей: предпочитали выждать очередь, но не соваться в ощеренный бардак дорожной западни. Так продолжалось несколько недель, дорожники не мычали, не телились. Над рытвиной сгущалась непечатность. Ненормативность лексики, копившаяся в глотках, разъедала изнутри и сердце и печенку, поскольку  не просматривался рядом  объект, на коего полагалось  обрушить виртуозно-ядовитые рулады. Но эту лексику, как тополиный пух, ПРОПИТАННЫЙ ЖЕЛАНИЕМ ВОЗМЕЗДИЯ, влекло  неведомым ветрилом  в нужный  адрес –  к  начальнику дорожного участка.

Однажды ранним утром, первые водилы, добравшись до злосчастного провала, остолбенели: проезжие три метра меж рытвиной и бордюром нахраписто, по-хамски занял джип — с тремя номерными семерками. Подъехавшие (многие с детьми) торопились: в детсад и в школу, на работу. Скопились очереди с двух сторон. Ревели, верещали клаксоны, глаза обшаривали окна пятиэтажки, стоящей  близ проезда.  Но тупорылая  крутая зверюга брезгливо и надменно отблескивала черным лаком. Никто не появлялся рядом с ней.

ВАЗовская коробченка, застопорившая у рытвины первой, наконец, решилась. Крадучись, почти ползком подобралась к провалу и… ухнула колесами на гравий. Синхронно грохнуло под её днищем: край асфальта шарахнул снизу, скорей всего по картеру. За лобовым стеклом мучительно скривилось лицо хозяина, пославшего безвинную «Ладу» на жуткое увечье. Машина двинулась вперед: скребло, визжало железо по рванью асфальта.

Страдалица  выбралась  из ямы при гробовом молчании столпившихся собратьев по баранке: визг из-под днища полосовал каждого как серпом по… Владелец покалеченной «Лады» вылез. Захлопнул дверцу. Присел и заглянул под днище. Встал с меловым лицом.  И  посмотрел на окна дома. За стеклами жилья  на третьем этаже маячила  и исчезала смутная мордаха. Но джип по-прежнему торчал в проезде непоколебимо и ублюдочно.

Водитель сделал три шага к сверкавшей коробке. Полез в карман, достал складной нож, раскрыл его. И деловито, с маху воткнул лезвие в баллон. Шип хлестнул по слуху. Джип оседал. Из сострадальцев плеснул наружу слитный, облегченный стон: мужик осуществил набрякшее вожделенье каждого: так опоражнивается переполненный пузырь в уютности биотуалета у добравшегося до него по бесконечно-людным улицам.

На третьем этаже с треском хрястнуло окно, взревел  по-бычьи голос:

— Ты,  с-с-сука, что творишь?! Да я тебя, сопля поганая, с г…ном смешаю!

Навстречу раздолбаю, перекрывшему проезд, взмыл слитный, разномастный  рев:

— Спуска-а-айся!

— Э-э, хрен собачий,  вали сюда!

— Дебил, иди поговорим!

Каленый вал из ярого возмездия взмыл вверх, плеснул в квадратность ресхлебяченного окна, ожег хама. Тот отшатнулся и исчез.

Энергия, прорвавшись, воплотилась в дело. Нашлась саперная лопатка и ведро.  Из под забора споро выгребли  песок с щебенкой. Швыряя  с хохмами камнями в джип, засыпали края обрыва – под асфальт. Зловещая аварийность провала сменилась безопасностью пологой  ямы. Её  теперь одолевали без труда и низкопузые  «Тойоты». Поток машин  рассасывался. Последний из очередников, скользя мимо обгаженного, с вмятинами от камней, осевшего «Ленд-Ровера», просунул  НАД ПРИСПУЩЕННЫМ  СТЕКЛОМ В окно руку с отверткой. И вел ее  с хрустящим скрежетом через две двери до конца крыла. Он перечеркнул белесым шрамом  символ Хама, пробравшегося из грязи в «князи»: они уже давно достали всех!

Хам был личинкой ельциноидов в болоте беспредела и безвластия. Став куколкой в джиповой упаковке, наверняка он рвался в «бабочки» – иль в мэрию, иль в Думу. И напоролся на солидарность тех, кого так презирал.

Все  это было:  и Троекуровых  и Салтычих  клевал в зад жареный петух от Пугачева с Разиным.

…Потом дошло до слуха: скоропостижно умер от удушья главарь дорожников из этого района — какие-то там нелады с сердцем. Подумалось: не тот ли  «тополиный пух» из  непечатной лексики,  над его ямой — дул  ветер с «пухом» несколько недель в его сторону, пока не закупорил глотку. Они, которые из грязи в князи, не думают об этом и не верят в это. А зря.

______________________________________

Евгений Чебалин