Существует убеждение, что искусство прошлого – это искусство прекрасного. Это, мягко говоря, не так. Под это заблуждение подводится требование к современному искусству вернуться к идеалам прекрасного прошлого. Вернуть искусству добро и красоту. На самом деле это требование обывателя-дилетанта спустить искусство до уровня вещи, бытовой красоты, непритязательного, «легко усвояемого» образца мэйнстрима, китча,  приятного и понятного, в том числе и для малопросвещенного большинства. Но надо заметить, что правда большинства никогда не действовала в искусстве. Искусство всегда элитарно и в нем нет правды  демократии

 В современном искусстве легитимна правда теории.

В том-то и дело, что безобразное в искусстве было всегда. Можно взять любой произвольный исторический период.

Средневековье, романский стиль представляют  безобразное в персонажах темных сил, греха, ада, сна, бреда, мифических персонажах и т.п. Наконец элитарные, те, что прятали в тайниках от посторонних глаз и публики. Работы прошлого — безупречная форма,  безобразное в содержании порно, ужасов, садизма, греха как представленная здесь «Голова Медузы» П.Рубенса.

 Еще Аристотель  в свое время заметил: «Мы с удовольствием смотрим на самые точные изображения того, на что в действительности смотреть неприятно, например, на изображения отвратительнейших зверей и трупов» («Поэтика»). В этом-то и есть загадка, вечная тайна искусства, что любое, самое отвратительное содержание, будучи изображенным, чудесным образом  превращается в притягательное, завораживающее, в то, чем обычно является прекрасное.

Это позволяет говорить, что в искусстве своя правда, а в реальной жизни – своя. Если в жизни прекрасное является достоинством, а безобразное недостатком, то в искусстве безобразное не только не вызывает порицания, но может привлекать гораздо в бОльшей степени, чем прекрасное, что позволяет сделать вывод —  они на равных позициях  как одно, так и другое, если  представлены в ХУДОЖЕСТВЕННОЙ форме. Приведу пример – ни у кого не вызывает порицания Иван Грозный, убивший своего сына как это изображено на полотне Репина. Никакому, даже не знающему исторический сюжет, человеку не придет в голову привлечь  к суду и ответственности убийцу. Уверена, что  такая же реакция будет на  театральную или кинопостановку. То есть прекрасное-безобразное в жизни существует само по себе, а в искусстве само по себе, отдельно, без увязок с этическим, моралью, добром и добротой,  а только в связи с формой, если она художественна.

Безупречная форма как демонстрация «сделанности», умения прежде практически была равна искусству. Это положение сохранялось до начала 20 века. Процессы Модернизма, затронувшие в первую очередь формы мышления, отразившиеся в изменении как художественной формы, так и отношения к ней, перевернули представления о красоте, законченности, мастерстве, «сделанности» вещи. Сегодня это вовсе не обязательные требования к худ. форме. А может быть даже не желательные. Сегодня художник добровольно отказывается от желания демонстрировать свое умение, а значит и «сделанность» произведения. «Сделанность» принесена в жертву экспрессии, чувству, и нередко содержанию(не важно – положительному или отрицательному). Безобразное искусство в представлении  большинства —  это та или иная, в т.ч. и  пограничная, крайняя «несделанность» (в отличие от прекрасно,  мастерски сделанной формы как это было в искусстве  прошлого).

Если подумать, то также трудно, как и отличить прекрасное от безобразного, различить степень, достаточность «сделанности-несделанности» произведения искусства, отличить мастерство от неумения, дилетантизма. Где начинается его недопустимая для искусства степень? думаю, нет ответа и на этот вопрос. Потому Марсель Дюшан нашел выход — долго не заморачиваясь, не стал делать ничего, а притащил из соседнего магазина готовый писсуар и водрузил его в выставочном зале под наименованием» Фонтан». Тем самым в 1917 году открыв в искусство дорогу готовой, уже сделанной кем-то, форме. Всем, ратующим за мастерски сделанное искусство осталось только развести руками и замолчать. Искусству был открыт путь в новую фазу и крайнюю степень традиционности — постмодернизм

Оказалось —  не нужно уметь ничего! Если человек вдруг осознал себя художником,  то, если ничего не умеешь, вполне можно взять готовое, т.е. уже ранее созданное, бытующее и  использовать его не по назначению, а как строительный материал для нового, уже своего искусства. Примеров не счесть и не только в ИЗО, а допустим в музыке. Здесь можно вспомнить не только «Кармен-сюиту» Р. Шедрина, а и целое направление современной электронной музыки, где ди-джей при помощи сводок с готовых записей на виниловых дисках создает свою композицию и пр.

 Таким образом, в  ходе преобразований модернизма и постмодернизма в первую очередь в сознании и мышлении людей, безобразное  на данный момент занимает в эстетике полноправное место наравне с прекрасным. Хотя тягу к прекрасному в искусстве никто не  отменял.

 Безусловно, это добавляет системе искусства равновесия, ведь прекрасное, не оттененное безобразным, теряется, размывается и в конце концов сливается с ним. Это хорошо бывает видно на конкурсах красоты, когда строй отобранных красавиц выглядит часто строем уродин, а самая уродливая в этом строю — победительница. Хотя на фоне обычных красивых и не очень девушек каждая из них, конечно, отличалась бы красотой.

 Современная теория и  философия искусства оправдывают, легитимируют, постулируют наиболее полное, всестороннее воплощение в эстетической форме и художественном. содержании произведения  всех сторон и нюансов бытия: плохое — хорошее; прекрасное- безобразное возвышенное — низменное; мастерское – неумелое и т.п. Ибо только на фоне негативного есть возможность понять и прочувствовать полноту позитива, красоты, мастерства,  добра. В т.ч. и в искусстве. Хочу заметить, что открытым остается  содержательное наполнение понятия прекрасного, можно убедиться, что для каждого оно  свое, а если сравнить все эти точки зрения, то  можно прийти к выводу о перетекании, прорастании добра в зле, прекрасного в безобразном и т.п. Со времен Канта и Гегеля с их грандиозными эстетическими теориями, мало что прояснилось в этом непростом вопросе. Надо признать, что так и не дано всеобъемлющее, окончательное определение прекрасного (а значит и безобразного как его антипода). Оно, как и вопрос о том « что есть искусство?» так и остается открытым.