«Суха, мой друг, теория везде,

А древо жизни пышно зеленеет»

Гёте

 Любая теория – это попытка увидеть за деревьями лес. Чем шире вид на лес, тем меньше различимы отдельные деревья. Можем называть это «неформатом», возникшим вследствие унификации. Думаем, это издержки, связанные со степенью обобщения, погрешности, вызванные объёмом системы теории. Кстати, такими «погрешностями» страдали не только теории гуманитарного характера, но и известные теории естествознания. Напр., «Злые кванты», это «неформат» теории относительности, «Недостающее звено» — «неформат» теории эволюции и т.д. За претензию «прозреть всё и вся», в своё время, немало нареканий получил Гегель. Что касается влияния теорий на предмет своего изучения, наука существовала до «Критики чистого разума» Канта, в которой он попытался обосновать принципы познания; более того научное познание, во всех его формах, конечно, продолжало бы существовать и без этой теории, но было бы оно от этого богаче?!

Когда, воспользовавшись любезным предложением редакции журнала «Клаузура», мы решили изложить в популярной форме результаты нашего многолетнего исследования, то, в первую очередь, исходили из убеждения, что любая теория, тем более с таким заглавием, как – «Анато-физиология искусства (специфика инварианта структуры художественной культуры, попытка создания общей теории искусства)», чего-то стоит тогда, когда её основные положения можно изложить в живой, доступной для сравнительно широких слоёв публики форме. Это отнюдь не упрощение вопроса, а наоборот, испытание степени достоверности излагаемых теоретических взглядов, так как терминологическая перегруженность и изощрённость философской техники, не редко, служат делу маскировки реальных пробелов существующих в системе теории.

Что касается требования «незыблемости» положений, «совершенства» общей теории искусства, должны заметить, если даже в сфере современного естествознания меняется взгляд на уровень совершенства теорий, то идеальный уровень гуманитарной теории, тем более не достижим. Думается, глубина и широта общей теории искусства вполне могут сочетаться с некоторой гибкостью структуры, пластичным характером основных категорий. Хотим подчеркнуть, что «общая» теория не значит «всеобъемлющая» или «исчерпывающая» теория искусства. Находить общие для различных видов искусства закономерности, основываясь на понимании искусства, как целостного явления, не значит претендовать на статус «властителя дум» в эстетике или «диспетчера» современных художественных процессов. Просто существуют вопросы, они интересны и уже поэтому, актуальны. Каждый вправе попытаться найти на них ответы, определить свой взгляд на наиболее неизменные и распространённые стороны искусства, имеющие бесчисленные формы своего проявления в культуре, а значит, говоря по-научному, попытаться определить инвариант структуры искусства, как ядра, такой огромной и многообразной системы, какой является художественная культура.

Ведь помимо опасности единообразия и нормативности в теории искусства существует и противоположная опасность вульгаризации. Это культурологический изоляционизм, различного характера и масштаба, пытающийся разрушить, разложить единство искусства, как исторического явления, исходя из его эпохальных, географических, этнических, психологических, идеологических и т.д. различий, а также, теории проповедующие т.н. принцип «табула раза», искусства с «чистого листа», вне преемственности и художественных традиций. Это довольно- -таки популярные теории принимающие разнообразие и динамичность искусства за факт его внутренней несвязности.

Общая теория искусства является лишь частью эстетики, как философской дисциплины, имеющей более широкий спектр исследований, притом частью наиболее тесно прилегающей к материалу искусствоведческих дисциплин. Ей должна быть чужда односторонность, как чрезмерная умозрительность и абстрактность, так и описательство и эмпиризм. Излишняя унификация ведёт к единообразию, но ведь и эклектичность, раздробленность теоретической системы ничем не лучше. Надо стремиться к такой теории искусства, которая, обладая обобщённым подходом философии, не пренебрегала  бы при этом конкретной художественной предметностью. Теория должна развиваться, каждая эпоха привносит в неё свои грани, открывает новые ракурсы.

Исходя из вышесказанного, раз уж мы начали статью с упоминания леса, несмотря на возможность быть уличёнными в стилистической некорректности, перефразируем ещё одну поговорку – Волков «неформата», «несовершенства», «художественного партикуляризма» бояться, в лес общей теории искусства не ходить! А ведь он всё так же манит, шелестит, будто вот-вот приподнимет завесу над корнями пышно-зеленеющего древа жизни искусства.

То, что осмыслить искусство в целом, абстрактно и в то же время, предметно, пытались многие великие мыслители прошлого, должно не пугать нас, а вдохновлять, в такой «кампании» и труд не в тягость и неудача не в горесть, а главное искусство того стоит!

Понять основу постоянства в вечно-меняющемся, определить начало соединяющее личное с наиболее общим, баланс самобытного с традиционным в искусстве, а также попытка вычленить сопоставимые с познанием и принципиально противоположные ему стороны искусства задача возможно неисчерпаемая, но актуальная.