эпизод 1

Я студент первого курса академии, идет лекция по истории русского искусства, читает профессор Лео Рчеулишвили (сейчас его имя носит кабинет искусствоведения Тбилисской Академии художеств). Вдруг, на середине лекции дверь в аудиторию открывается, и входит опоздавший студент Беко. Он слегка качается, видно что выпивший. Стоя в дверях он обращается к профессору пьяным голосом:

— Скажи что-нибудь о Чубчике, мне нравится Чубчик.

— Какое мне дело до Чубчика, садись на свое место, не видишь, я рассказываю об Андрее Рублеве и о Феофане Греке, — строго говорит профессор.

— Скажи о Чубчике, он мне по душе,- настаивает пьяный Беко.

— Прекрати, а то выкину тебя из окна, вместе с твоим Чубчиком, нашел кем восхищаться.

Так впервые я услышал имя (вернее прозвище) Чубчик

эпизод 2

На первом курсе студенты обычно воображают. Видите ли, они студенты академии, уже почти художники. Несмотря на свою природную скромность я тоже воображал и когда мы входили (бесплатно) в Государственную картинную галерею, я артистично вытаскивал из кармана мой студенческий билет и почти кричал на всю галерею -«АКА-ДЕМИЯ». Моим друзьям этот жест очень нравился. Расхаживая по коридору академии мы готовы были ногами открывать двери любой аудитории и чувствовали себя хозяевами этого храма искусств.

И вот захожу как-то во время перерыва в аудиторию к своему другу, который учился на 3 курсе факультета графики. Студенты отдыхали, и многие вышли из аудитории пройтись по коридору. Никто почти не рисовал, кроме одного молодого человека, очень скромно одетого, какого-то пришибленного вида и от чрезмерной скромности и застенчивости слегка сутулого. Он что-то рисовал за мольбертом и время от времени посматривал на нас своими улыбающимися глазами на небритом лице. Я подошел к нему. Он не был похож на студента. В то время наш ректор Аполлон Кутателадзе из чувства жалости или по какой-нибудь другой причине принимал вольнослушателей (часто взрослых людей), которых при первой же возможности зачислял. Посмотрев на его рисунок обнаженной фигуры, я нашел там какие-то недостатки и стал ему на них указывать. Фигура, мол, падает, суставы не проработаны, рисунок слишком затемненный и тому подобное, уже не помню, что я ему говорил. Он стоял скромно и кивал молча головой в знак согласия. Мне его было жалко, я хотел его подбодрить и, похлопав покровительственно по плечу, сказал:

-Ты не бойся, все будет хорошо, ты только работай. Вот увидишь, Аполлон тебя обязательно зачислит, ну, если не сейчас, так через год, куда тебе спешить, и если не на третий, то первый курс тебе обеспечен.

А он улыбался и в его глазах я чувствовал благодарность за «обнадеживающие» слова. В это время я заметил как мой друг украдкой хохочет и делает мне какие-то гримасы, которые я вначале понять не мог. Он пытался что-то мне сказать и наконец я еле-еле услышал:

— Это Чубчик , — шептал он мне.

-Ну и что?- не понимал я.

— Это педагог, педагог.- в конце концов вынужден он был сказать.

Так впервые я встретился с Чубчиком, а вернее с художником Тенгизом Мирзашвили по прозвищу «Чубчик».

эпизод 3

Это было в середине семидесятых годов. В Музее искусств в Тбилиси устроили грандиозную выставку художника-самоучки Нико Пиросманишвили, известного более как Пиросмани. Мы, художники поспешили смотреть беспрецедентную выставку великого примитива, которую подготовил художник Тенгиз Мирзашвили, известный под прозвищем «Чубчик».

На выставке было представлено несколько сот полотен. Там мы увидели всю «широту творчества» Пиросмани. И не только работы выполненные в привычной темной гамме, но и светлые, живописные, совсем не похожие на известные нам работы этого художника.

Картины Нико Пиросмани

—

Мать и дитя

 —

Друзья Бегоса

—

Мост  для мулов

Вначале я был удивлен, а затем начал вслух выражать свое возмущение. Смотря на эти многочисленные работы, я не мог поверить, что все это написал Пиросмани. Начался спор, который постепенно стал переходить в скандал и взаимные оскорбления. На меня напали его почитатели, утверждая, что я ничего не понимаю в его творчестве. Обвинили меня даже в отсутствии патриотизма и преклонении перед западным (итало-голландским ) искусством. Вспомнили мои шутки в адрес великого самоучки. Я утверждал, что Пиросмани, учитывая его образ жизни, бытовые условия в которых он жил и разнообразие выставленных работ, не мог их написать. Я говорил, что все что он сделал, сделано в Грузии, и как могли на выставке оказаться работы с изображением российских городов (например Серпухов). Мне возражали, что Пиросмани, мол работая проводником на железной дороге, мог разъезжать и вполне мог написать российские города. Авторитет Чубчика, как большого специалиста по творчеству Пиросмани был незыблемым. Я махнул рукой и перестал спорить.

Через несколько дней выставку неожиданно закрыли. Ходили слухи, что большинство работ не принадлежало кисти Пиросмани, что Чубчик собрал всех примитивов, старых и забытых самоучек, сомнительных, неизвестных любителей и все выдал за творчество Пиросмани. Мои оппоненты при встрече со мной признали, что были неправы и ругали бедного Чубчика. После этого эпизода Чубчик на много лет не показывался с работами Пиросмани. Несколько лет тому назад он вновь выставил пару неизвестных работ этого художника, якобы случайно им обнаруженных. Но уже никто не поверил. Все говорили, что это Чубчик сам фальсифицировал работы Пиросмани и стали доказывать что это не Пиросмани, а Чубчик. А кто сможет поручиться в том, что большинство «шедевров» Пиросмани написал он сам, а не художник Кирил Зданевич, который его «открыл» и который вместе со своим братом Ильей были большими мастерами пошутить? Ведь «открыли» они не только Пиросмани, но и в начале двадцатого века в Тифлисе «Институт поцелуев».

___________________________

Джованни Вепхвадзе