У каждого человека бывают минуты, когда он неожиданно для самого себя начинает осторожно пробираться по тропинке памяти в своё прошлое, чтобы лишний раз прикоснуться к тому Прекрасному, что было в жизни.

Да, чаще вспоминается именно хорошее, что-то замечательное. Будто тогда, в детстве, в юности или в зрелые годы, дрогнула невидимая струна чего-то великолепного — и звук её не умолк с годами, а живёт и звучит, стоит только хорошенько прислушаться. Разве можно не преклоняться перед тем чувством восторга, которое испытал много лет назад, но которое до сей поры так и не стёрлось в памяти?

В минуты воспоминаний вмещаются годы прошлого.  Помню (мне было тогда лет шесть-семь), как мы, группа пацанов, летом босиком шныряли по улицам своего райцентра и перед нашими взорами открывались и чудесные, и гнусные картины жизни. Мы находили для себя не только новые впечатления, но и что-нибудь, так сказать, материальное.  Самые удачливые становились обладателями красивых пуговиц, значков или монет, которые тут же тратились на газировку без сиропа. Но однажды мы нашли три рубля. Причём, нашёл не кто-то один, а эту трёхрублёвую бумажку увидели сразу двое из нас или даже трое. А посему эта невероятно большая для нас сумма денег без каких-либо споров автоматически стала достоянием всей компании.

Трёхрублёвая купюра кружила наши головы, потому что каждый из нас от своих родителей лишь изредка получал десять, а в лучшем случае двадцать копеек. Десять копеек —  это билет в кино или сто грамм самых дешёвых конфет под названием «подушечка». Но эти конфеты нами покупались редко, потому что были тяжёлыми, и сто граммов умещались в одной ладошке. Предпочитали покупать за восемь копеек длинную конфетину, которая была разделена на мелкие дольки, или брусок прессованного чая из сухофруктов за двенадцать копеек, или пачку кукурузных хлопьев за десять копеек. Ну а на те три рубля мы, по единодушному мнению, купили большой кулёк зефира, после чего в едином порыве съели его, запивая холодной водой из колонки. Но такое счастье выпало лишь один раз. Зато почти каждый день мы находили косточки от чернослива, урюка и ещё чего-то. Разбивали эти косточки и как деликатесы съедали их содержимое, получая при этом неописуемое удовольствие.  Хотя до сегодняшнего дня мне, честно говоря, не понятно, каким образом эти косточки попадали на тротуары и прилегающую к ним территорию.

Нельзя сказать, что все радости детской жизни касались только гастрономических удовольствий. Хорошо помню, как мать уехала в областную больницу, чтобы сделать тяжёлую операцию. И как же томительно тяжело прошли те три дня, пока я не узнал, что операция прошла успешно и с моей матерью всё в порядке. Вот тогда я и испытал радость, которая была неизмеримо большей, чем уличные находки.

Незабываем и тот день, когда впервые мою душу заполнила гордость за свою страну. На центральном стадионе нашего совсем небольшого городка проводилась демонстрация, где первыми мимо трибуны маршировали офицеры-лётчики с обветренными лицами. На груди каждого из них позвякивали боевые ордена и медали. На фоне довольно пыльной беговой дорожки стадиона бросались в глаза их до блеска начищенные сапоги. Тогда, я впервые живьём увидел так много тех самых лётчиков, которые ковали в небе победу над фашизмом, — и от этого захватывало дух. Второй раз такую же необыкновенную гордость за свою страну я испытал лишь спустя несколько лет, в тот день, когда наш советский человек Юрий Гагарин первым прорвался в космос. Такого всенародного ликования я в жизни больше не видел. Подозреваю, что сегодняшние хулители прошлого скажут мне, что яркие впечатления возможны лишь на тёмном фоне.

Школьные годы принесли новые радости, и эти радости были связаны прежде всего с процессом познания окружающего нас мира. Математика и физика толкали к абстрактному мышлению. История поражала страданиями, которые испытали целые народы. Литература завораживала своими образами, и библиотека манила уже гораздо сильнее, чем улица. Биология, химия география… Стало ясно, что в океане знаний берегов не существует.

Минуты восторга от находок случались и в школьные годы. Мы постоянно что-то искали: в реке — рыбу, в лесу —  грибы, в ночном небе —  пролетающие космические корабли… И находили иной раз то, о чём не могли и мечтать.

Как-то летом, пробираясь за городом по оврагу, который превратился в свалку, я нашёл настоящую боевую винтовку, правда, изрядно подпорченную ржавчиной. Прибегнув ко всем мыслимым и немыслимым способам конспирации, я притащил винтовку на чердак родительского дома и зарыл её в опилки. Я так ликовал, такой восторг охватил меня, что в тот день вечером я долго не мог уснуть. Тайком от родителей изо дня в день я приводил винтовку в порядок. Ни одна душа не знала о моей находке, однако я был на седьмом небе от того, что именно мне посчастливилось стать обладателем этого оружия. Первого сентября я пришёл в школу и шёпотом рассказал своему другу-однокласснику Сергею о винтовке. Уже после обеда мы были на чердаке, клацали затвором и размышляли, где бы достать патроны. Мой друг-шестиклассник, как и я, не знал, где берут боеприпасы, но зато знал, где хранится винтовка. На следующий день, после четвёртого урока, Сергей сказался больным и исчез из школы. Спустя два часа мой отец пришёл домой на обед и, услышав возню над головой, поднялся на чердак и застал бедолагу во всеоружии. В тот день я увидел, что граница порядочности осталась без охраны, и впервые всерьёз задумался над вопросом, что такое дружба.

А над вопросом, что такое любовь, я стал думать через пару лет, когда на рамке своего велосипеда прокатил свою одноклассницу и впервые почувствовал пьянящий аромат девичьих волос. Вот это была находка! Это вам не ржавая винтовка. Это —  выстрел, и прямо в сердце. Потом каждый день я смотрел в её глаза и больше ничего не видел. Ничего! Тогда я ещё не знал, что женщина всегда хорошо выглядит, если смотрит на мужчину, которого любит.

Школьные годы как в тумане, а вот студенческие —  будто всё было буквально вчера. И, хотя я не верил в чудеса, но убедился, что есть восьмое чудо света — это тело любимой женщины. Тягу к женщине можно сравнить лишь с силой земного притяжения.

А сколько именно в те студенческие годы было прочитано интереснейших книг. Мы не гнались за количеством: интуитивно чувствовали, что качество нам этого не простит. Мы старались читать литературную и философскую классику. Поражали глубокие мысли, погружаясь в которые мы зачастую не могли достать дна. Мы до хрипоты спорили с мудрецами и между собой, разжигая свою фантазию и темперамент. В мире мудрых мыслей, как оказалось, мира нет. На вечные вопросы есть множество сиюминутных ответов, —  это было для нас открытием. В поисках истины заблудилась не одна сотня мудрецов, однако мы чтили их за то, что они добровольно отправились в великий поход.

Мы добросовестно штудировали учебник по научному коммунизму и с не меньшим азартом вглядывались в окружающую нас действительность. Было над чем задуматься, а в плодах раздумий всегда заводятся черви сомнений. Новые мысли по-новому наводят порядок в лабиринтах мозга. На собраниях иногда приходилось аплодировать, чтобы окружающие не догадались, о чём ты думаешь. Кто не умеет думать, вынужден верить. Однако мы предпочитали думать, начиная понимать, что догма —  это элемент стабильности. Позже мы увидели, что догматики плохо наступают, но хорошо держат оборону.

Закончилась учёба в институте, и началась работа. Работа не волк, но что-то звериное в ней есть. В лице руководства часто хотелось видеть другое лицо. Денег не хватало, но, расставаясь с деньгами, мы всегда надеялись на новую встречу. Мы всерьёз впервые столкнулись с бюрократией и заметили: бюрократы гнездятся вокруг тех мест, где кто-то работает. Специалистов готовят вузы, профессионалов — труд. И уже через месяц-другой мы начали получать удовольствие от того, чем занимались с утра до вечера. С годами мы поняли, что постоянно счастливыми нас делает только труд.

Труд — это воздух, которым дышит деятельный человек. Как и в институте, мне и на работе постоянно хотелось быть первым. Но мой друг, склонный к сарказму, сказал мне так: «Не стремись быть первым: их часто бьют. Не будь последним: их бьют сильнее, чем первых. Не стой в середине — задавят». А сколько интереснейших людей встретилось на дороге жизни! Ведь даже если человек не интересен своим умом, он интересен своими глупостями. Я, например, заметил, что среди тех, кто сам себе создаёт проблемы, изрядное количество добровольцев. Чужая глупость — это ведь тоже пища для ума.

Рука судьбы берёт за шиворот целые народы: к нам пожаловала «демократия». Правда, демократия болталась на нашем народе как костюм на вырост. Иначе как объяснить, что на всех уровнях власти в первую очередь избирали тех, кто смог больше украсть. Правда, не всем, кто залез в государственный карман, удалось вовремя выбраться обратно. А сколько промелькнуло перед глазами политических карликов; и каждый из них питал иллюзию, что он продолжает расти. Они изо всех сил рвались к власти с обещаниями сделать народ счастливым. Но мы-то знали, что, если мухи летят на мёд, это ещё не повод считать их пчёлами. Многие из них повторяли одно и то же. Так и хотелось воскликнуть: «Сколько единомышленников на одну мысль!» И глядя на этих выскочек, мы лишний раз убеждались, что власть начинается с вешалки, где оставляют ум, честь и совесть. Редкому политику удалось приобрести имя, всё ограничивалось фамилией. Политическая ситуация в стране складывалась как кубик Рубика. Идеи носились в воздухе и выбирали себе жертвы. Был период, когда жизнь зашла в тупик и там ей понравилось. Но тупик —  это всего лишь один из пунктов на пути следования. Выручил неприкосновенный запас терпения народа, ведь роль личности в Истории играют массы. И всё же и в большой политике не всё так плохо.  Тот, кто видит мир в чёрном цвете, не замечает оттенков. На поворотах судьбы есть риск не справиться с управлением. Мы, хотя и частично, но справились.

Чтобы каждый день был в душе солнечным, нужно иметь светлую душу. А душа светла, когда её освещает собственный огонь. К тому же жизнь слишком коротка, чтобы быть пессимистом. Время пройдёт, заметая за собой следы. И память снова будет возвращать меня в прошлое. Настоящая жизнь может быть и в прошедшем времени. И безусловно вспомнятся дни сегодняшние, когда пока ещё нет шестидесяти. Когда по утрам относительно легко встаю с постели и, проделав привычные процедуры, отправляюсь на работу решать проблемы. Вспомнятся потому, что после восьмидесяти проблемы начинаются уже с того момента, когда утром откроешь глаза. И будет тяжело, неимоверно тяжело. Будет больно до того самого мгновения, когда сердце последний раз шевельнётся в груди. И если сознание меня не покинет, я обязательно оглянусь на Прошлое, чтобы почувствовать, что жизнь была прекрасна. Прочитав эту фразу, пессимист наверняка усмехнётся и подумает: «Твёрдость в убеждениях ещё не гарантирует их прочности». Но пусть он вспомнит, как однажды Иван Бунин воскликнул: «Нет в мире смерти, нет гибели тому, что было, чем жил когда-то! Нет разлук и потерь, доколе жива моя душа, моя Любовь и Память!».

Валерий  Румянцев

Иллюстрация с сайта littramplin.ru/stihi/zhizn-6.html