Дядя Миша был удивительным человеком. Все, кто его знал, говорили, что у него золотые руки и золотое сердце. Сам же он не любил похвал и пустой болтовни – праздному слову предпочитал полезное дело. Он всё время был чем-то занят, всё время что-то мастерил, рисовал какие-то схемы, отовсюду тянул всякие железки и каждый раз, задумываясь, почёсывал себя за ухом. Ему было где-то за пятьдесят. Возраст уже успел оставить на нём свой отпечаток, обильно осыпав сединой когда-то чёрные, как уголь, волосы, избороздив глубокими морщинами обветренное загорелое лицо.

Мы познакомились с ним в Лиссабоне. В то время я работал сервентом[1] на стройке многоэтажного дома.

Фундамент был залит, и уже начинали гнать первые этажи. В мои обязанности входило готовить раствор и вовремя подавать его pedreiros[2]. Весь день я бегал с огромной тачкой, полной раствора, по шатким дощатым мосткам, у меня не было даже минуты на то, чтобы немного отдохнуть и перевести дыхание.

После работы я еле доползал до pensăo[3], мылся, ужинал и валился спать. В шесть просыпался, наспех завтракал и спешил на работу. Работа была тяжёлой и монотонной, время тянулось медленно, я поглядывал на часы и не мог дождаться окончания рабочего дня. С утра до вечера одно и то же. И так каждый день.

Уже полгода я работал на этой стройке. Мне повезло, я попал на её начало, и если всё будет складываться, как хотелось бы, буду работать здесь до самого завершения. А дальше, как фишка ляжет, то ли меня перебросят на другую стройку, то ли снова придётся искать работу.

А пока я самый счастливый человек. У меня есть работа, пусть тяжёлая, зато мне платят, и платят сносно. Я рассчитался с долгами, живу в приличном pensăo, снова курю хорошие сигареты, и каждый месяц посылаю кое-что жене. Теперь я работаю на себя. Мой семейный бюджет растёт, а значит не за горами и тот день, когда я смогу вернуться домой. А пока нужно много работать. Вот я и корячусь на стройке, как вьючное животное. С каким удовольствием я разбил бы эту тачку молотом и поехал бы загорать на океан.

Так рассуждал я, обливаясь потом, надрываясь от тяжести, спеша обслужить всех pedreiros, с неподъёмной тачкой в руках.

Мои мысли прервал звонкий раскатистый оклик.

— Куда торопишься, студент? — донеслось до меня.

Я остановился и огляделся по сторонам – никого поблизости не было.

— Ослеп, студент? — повторил тот же голос.

Я поднял голову вверх – прямо надо мной, свесив вниз ноги, на бетонном перекрытии сидел какой-то невзрачный старичок (по крайней мере, таким он мне тогда показался) и еле сдерживал себя от смеха.

— Я за тобой уже битый час наблюдаю. Ты от кого удираешь? — спросил он меня сквозь смех.

— Ни от кого, — ответил я, не поняв шутки.

— А почему носишься, как угорелый?

— Я не ношусь, а работаю.

— Хорошая у тебя работа.

— Не жалуюсь.

— А со мной работать хочешь? Мне как раз вот такой вот шустрый помощник нужен.

— А что делать? — заинтересовался я.

— Да то, что и делал.

— А зарплата какая?

— Не обижу. Побольше чем здесь получать будешь. И носиться так не надо.

— Меня инженер не отпустит.

Старичок спрыгнул вниз и похлопал меня по плечу. На самом деле он был не таким уж и старичком.

— С инженером я договорюсь, постой.

— Не могу. Меня pedreiros ждут.

— Ладно, беги. Завтра в восемь у входа в estaleiro[4]. А с инженером я всё улажу. Кого-нибудь другого на твоё место поставят. А ты будешь работать со мной. Договорились?

— Договорились.

Я схватил тачку и побежал дальше.

— Постой, — закричал он мне вслед. — Тебя как звать-то?

— Артём, — ответил я.

— А меня дядя Миша.

На следующий день он приехал на стройку на небольшом стареньком «рено».

— Как настроение, Артёмка? — приветствовал он меня, захлопывая дверцу автомобиля.

— Отличное.

— Работать будем?

— Будем.

— Тогда доставай инструменты из багажника, а я пойду с encarregado[5] потолкую.

Судя по инструментам, дядя Миша был мастером на все руки. Впоследствии так и оказалось – он умел всё. Не было такого ремесла, в котором бы он не разбирался.

— Добрые руки должны уметь делать любую работу, — частенько приговаривал он. — А иначе с голоду помрёшь. Учись, Артёмка, ты ещё молодой, в жизни всё пригодится.

И я учился. Так мы и работали. Он штукатурил или клал кирпичи, а я готовил ему раствор.

— Не гони. За тобой не поспеешь, — ворчал он. — Делать нужно хорошо, а плохо и так получится.

И я старался делать хорошо. И, вроде бы, получалось. По крайней мере, дядя Миша был мною доволен. Он говорил, что из меня ещё будет толк, но для виду, чтобы я не зазнавался, всё же, иногда ворчал на меня. Я не обижался и продолжал работать. Время летело. Стройка подходила к завершению. Оставались последние этажи.

Не смотря на разницу в возрасте, я сильно привязался к дяде Мише и полюбил его всем сердцем, как друга, как брата, как отца. Даже не знаю за что – в нём не было ничего особенного. И, тем не менее, он был удивительным человеком.

— Всю жизнь хотел сына, — говорил он мне. — Да Бог не дал. Видно, так угодно было Ему. Зато три дочки у меня – три красавицы. Жаль, что ты женат. А то женил бы тебя на младшей. Она у меня огонь, а не девка. Отличница, в институте учится. Экономистом будет. Хороший ты парень, Артёмка, вылитый я в молодости. Смотрю на тебя, и сердце радуется. Вот такого бы мне сынишку, как ты.

— Дядя Миша, а, правда, что вам пальцы на правой руке гранатой оторвало? — спрашивал я.

— После войны много всяких боеприпасов по полям валялось. Я тогда ещё пацаном босоногим был. Найдём, бывало, с ребятами гранату или снаряд – и в костёр. Вот и оторвало.

Дядя Миша был родом из-под Путивля. Почти земляк. Отец его погиб на войне. Мать умерла от голода. Сызмальства самому пришлось о себе заботиться и думать. Кое-как закончил семь классов, выучился на тракториста и пошёл работать в родной колхоз. Всю жизнь там и проработал. Там и женился, там и дом построил, там и корни пустил. Уж очень он любил своих дочек и гордился ими.

— Старших уже выдал. Теперь очередь младшей. На приданое ей зарабатываю. Вот заработаю и домой уеду. Не мила мне эта заграница. Пусть здесь и лучше, а всё равно домой тянет. Истосковался я по дому. Хоть сейчас бы всё бросил и домой. Да нельзя. Не заработал я ещё младшей на приданое.

Не любил дядя Миша много о себе рассказывать.

— Что я космонавт или артист какой-то? — отшучивался он. — Тяжёлая у меня была жизнь. Ничего интересного. Другому не пожелаешь. Лучше тебе и не знать. А хочешь, я тебе о внеземных цивилизациях расскажу? В журнале как-то прочитал.

И он рассказывал о внеземных цивилизациях, о параллельных мирах и затонувших материках, о вечном двигателе и о Бермудском треугольнике. Много разных историй он знал. Я любил его слушать. Но больше всего я любил, когда он рассказывал о своей деревне. Я сразу же вспоминал мою Анюту и уносился мыслями в небольшой деревянный домик на краю родного села, туда, где она ждала меня, туда, где я оставил частицу своего сердца.

Осенью стройка закончилась. Дядя Миша уехал куда-то на север, а я снова остался без работы. Я бесцельно слонялся по Лиссабону и с грустью вспоминал минувшие дни. Деньги были на исходе. Я перебрался в дешёвое pensăo и перестал курить. На душе скребли кошки. Горьким комом подкатывала к горлу обида на дядю Мишу. За то, что уехал, за то, что не попрощался, за то, что не взял с собой.

Начался сезон дождей. Небо затянуло серой пеленой туч, с утра до вечера лило, как из ведра. Я смотрел в окно на пустынные улицы и широкий залив, и ощущал себя одиноким и брошенным в этой чужой стране. По вечерам, когда ненадолго прояснялось, я прогуливался по набережной и разглядывал быструю чёрную воду залива. Это меня успокаивало и отвлекало от дурных мыслей. Я давно уже потерял всякую надежду найти работу и в последнее время начал подумывать о том, как бы достать денег, чтобы уехать домой.

Вскоре мне предоставилась такая возможность – мне предложили небольшую сдельную работу. Когда деньги были у меня в руках, я отправился в туристическое агентство и купил билет на самолёт до Киева на ближайший рейс.

До отправления оставалось три дня. Три дня я провалялся перед телевизором. Ничего не делал, никуда не ходил. Не было желания даже приготовить себе поесть. Словари, которые я до этого штудировал с надлежащим прилежанием, я забросил под кровать, как ненужный хлам (может, кому-нибудь ещё пригодятся). Сумка давно уже была собрана. Я курил самые дорогие сигареты, пил кофе и рассматривал авиабилеты. Я ещё ни разу в жизни не летал на самолёте (сюда я приехал на автобусе – всю Европу исколесил, было на что посмотреть). Я представлял, как огромная стальная птица, вздрагивая от рёва турбин, оторвётся от взлётной полосы, и, набирая высоту и скорость, зависнет над самыми облаками, и понесёт меня туда, где меня ждут, туда, где я оставил частицу своего сердца.

В последний день я решил прогуляться к заливу. Я сидел на лавочке у самой воды, наслаждаясь холодным просоленным воздухом, слушая крики чаек, круживших высоко над заливом в поисках поживы, наблюдая за бесчисленными катерами и рыбацкими лодками, снующими туда-сюда вдоль берега.

— Артёмка, сынок, — услышал я за спиной знакомый голос и быстро обернулся назад.

Я не ошибся – передо мной стоял дядя Миша.

— Нашёлся, наконец, — он бросился ко мне и крепко меня обнял.

Я попытался высвободиться из его объятий.

— Я не терялся, — ответил я.

— Ну, как ты, жив, здоров?

— Что это вы вдруг о моём здоровье вспомнили? Я думал, вы обо мне давно уже забыли.

— Как я мог о тебе забыть. Ты же мне, как родной.

— Родных вот так не бросают.

— Верно говоришь, — стушевался дядя Миша. — Получается, что бросил. Думал, устроюсь, потом и тебя заберу. Три раза уже в Лиссабон приезжал, все pensăo прошерстил, а ты, как сквозь землю провалился. Ну да ничего, слава Богу, нашёлся. Всё, больше не потеряешься. Пойдём к тебе за вещами, завтра на работу, а нам ещё долго ехать.

— Никуда я не поеду.

— Как? — совсем уж оторопел дядя Миша.

— Я улетаю домой. Через три часа самолёт.

— Ты шутишь? Не обманывай старика. У меня ведь сердце больное.

— Я не обманываю. «Вот билет», —я достал из кармана авиабилет и протянул его дяде Мише.

Он машинально взял билет и даже не взглянул на него.

— Как же это так? Что же теперь делать? — дядя Миша бессильно опустился на лавочку. — Вот и получил по заслугам. Так мне и надо, дураку старому. Жизнь прожил, а ума не нажил. Будет наука мне на всю оставшуюся жизнь.

От такого откровения мне стало не по себе.

— Дядя Миша, я на вас зла не держу, — сказал я дрогнувшим голосом. — Я же не знал, что вы меня искали. Я же думал, что вы меня бросили.

— Сам виноват.

Я взял его за плечо. Он схватил меня крепко за руку.

— Артёмка, а, может, останешься? — не отпуская руки, сказал дядя Миша. — Будем вместе работать. Ещё годик поработаем и домой.

— А что с билетом делать?

— Мы его вмиг сдадим.

Трудно было устоять перед таким излиянием дружеских чувств, и я сдался. В тот же день мы уехали в Брагу, на север Португалии. Дядя Миша жил в центре города, в новом фешенебельном доме.

— Эту квартиру нам патрон[6] снял, — рассказывал он мне по дороге в Брагу. — Говорит, мол, хочу, чтобы вы по-человечески жили. Квартира – то, что надо, двухкомнатная. В одной комнате мы будем жить, а в другой Валерка с Костей. Они тоже на нашего патрона работают. Ребята, вроде бы, ничего, нормальные. Сам увидишь. Валерка – из Черновцов, сорок три года ему, дома токарем на заводе работал. А Костя – из Ивано-Франковска, помоложе будет. Тот – голова. В аспирантуре учится. Всё знает. Умный аж жуть. Чтобы диссертацию защитить, семь тысяч зелёных надо заплатить. Вот он и приехал сюда. На диссертацию зарабатывает.

Стройка, где мы работали, находилась в двух шагах от нашего дома, поэтому обедать мы ходили домой. Валерка и Костя оставались обедать на стройке.

— Мы здесь, на солнышке, погреемся, — отговаривались они. — Чего зря ноги топтать.

После работы обычно мы с дядей Мишей заезжали в «Континент» за продуктами. А перед сном любили прогуляться по городу. Как-то во время одной из прогулок у него прихватило сердце.

— Погоди, Артёмка, — сказал он мне, останавливаясь возле лавочки. — Что-то в груди защемило. Давай, посидим немножко. — Он опустился на лавочку. Я сел рядом. — Вот и полегчало. — Сказал он спустя некоторое время. — У меня ведь в девяносто седьмом инфаркт был. Чудом спасли. Еле выжил. Врачи говорили, что я в рубашке родился. В какой там рубашке. Не время значит ещё. Ты в судьбу веришь? А я верю. Как предначертал нам Господь, так всё и будет. И крути не крути, а от судьбы не убежишь. Всё равно догонит. Но я судьбы не боюсь. Конец-то один. Только не хотелось бы на чужбине помирать, хотелось бы, что бы в родной земле похоронили.

— Дядя Миша, рано об этом думать. Вы ещё сто лет проживёте. Пойдёмте лучше домой, завтра на работу.

Я не любил подобных разговоров, они навевали на меня тоску и грусть и портили настроение. А поводов для дурного настроения у меня не было. Дела мои шли хорошо. Я снова работал и зарабатывал неплохие деньги, жил в отличных условиях, рядом был надёжный друг, на которого я мог положиться во всём. А что ещё нужно для полного счастья? Конечно же, мне не хватало моей любимой Анюты. Не было и дня, чтобы я о ней не думал и не вспоминал. Мои мысли постоянно уносились туда, где она ждала меня, туда, где я оставил частицу своего сердца.

Наши сожители, Валерка с Костей, были большими друзьями, приятелями не разлей вода. Я не понимал, что могло сближать таких разных людей. И, тем не менее, они были неразлучной парочкой, и на работе, и после всё делали сообща, вместе. К дяде Мише они относились с огромным уважением, можно даже сказать, с раболепским почтением. Меня же попросту не замечали. Я не представлял для них особого интереса, как собеседник, как личность. Впрочем, иногда Валерка любил поучить меня. Костя только высокомерно посмеивался надо мной. Меня это лишь забавляло. Я нисколечко не обижался и с любопытством наблюдал за ними.

— Не понимаю, что дядя Миша в тебе нашёл, — удивлялся Валерка. — Все уши нам о тебе прожужжал. Я думал ты и в самом деле толковый парень. А у тебя-то и молоко ещё на губах не обсохло. Жизни не видел, а уже жениться полез, детей нарожал. Сколько твоему? Шесть месяцев? А чему ты его научишь? Тебя самого ещё учить нужно. Не понимаю, что дядя Миша в тебе нашёл. Взял бы себе смышлёного помощника вроде меня и горя не знал бы. А то носится с тобой, как с писаной торбой. Ты что ему родственник? Нет? Значит из жалости. Видит, пропадаешь, вот и пожалел.

Я пытался возражать ему, но он даже не слушал меня.

— Выбрось глупости из головы. Спустись на землю. Друга нашёл. Да он тебе в дедушки годится. Насмешил, дальше некуда, — не унимался Валерка. — Вот мы с Костей думаешь друзья? Чушь собачья. Продам его за тридцать серебреников и глазом не моргну. Жаль, никто за него и гроша ломаного не даст. Так скажи, зачем мне такой друг? Дармоед он, а не друг, нахлебник самый настоящий. Никакого прока, только убытки одни. А у меня семья на шее, два бездельника вымахали, работать не хотят. Кто, по-твоему, их кормить будет? Костя? От такого дармоеда дождёшься. Вот и получается, что всё это детские глупости. Уразумел? Ничего, жизнь тебя ещё пообтешет, тогда всё уразумеешь.

Спорить с Валеркой было бесполезно. Логика у него была железная.

В конце сентября у дяди Миши случился сердечный приступ. Мы вызвали ему «скорую» и его госпитализировали. Больше месяца он пролежал в больнице. Врачи сказали, что с его сердцем физический труд ему противопоказан. Если он не хочет ещё одного такого приступа, о работе на стройке лучше забыть. Я уговаривал дядю Мишу бросить всё и уехать домой, но он не хотел меня слушать. Когда его выписали, он сразу же вышел на работу.

— Подумай только, как я смогу всё бросить и уехать домой, — отговаривался дядя Миша. — Еле деньги нашкрябал, чтобы сюда приехать, у половины села перезанимал, полгода на одни только проценты работал. А теперь вот так вот возьму, всё брошу и домой вернусь без копейки в кармане. А дальше что? Что дальше я делать буду? Как потом буду жить? Что я дочке скажу? Нет, и не уговаривай. — Отмахивался он. — Да и чувствую я себя уже намного лучше. — И он брал одной рукой ведро с раствором и поднимал его, как гирю, демонстрируя свою недюжинную силу.

В день Святого Николая он подарил мне небольшую ладанку.

— Надень её и носи, — сказал дядя Миша. — Бог нас любит и бережёт. Благодари Его за это и не забывай о Нём. И Он всегда будет с тобой.

В тот день дядя Миша был просто в ударе. Работал, как заведённый – я не успевал за ним.

— Ну, как, Артёмка, есть ещё порох в пороховницах? То-то же. А ты говоришь: «Домой пора». Рано ещё домой. Вот дочке на приданое заработаю, тогда и домой можно будет. У меня мечта одна есть. Давно уже. Как приеду домой, хрюшек куплю на откорм. Голов двадцать. Страх, как люблю животных. Будет мне и отрада, и выгода на старости лет.

— Может, сбавим темп? — предложил я, чувствуя сильную усталость.

— Ты отдохни немного, а я поработаю.

— Вам бы тоже не помешало отдохнуть. Ещё целый день впереди.

— На том свете отдыхать буду, — отшутился дядя Миша.

До обеда мы сделали дневную норму. Мои уговоры на него не действовали. Он продолжал гнать, не жалея ни меня, ни себя, как мальчишка, шутя и куражась. После обеда он совсем выдохся и с трудом дотянул до конца. В пять часов он отшвырнул мастерок в сторону и рухнул на мешок с цементом. Так он просидел минут двадцать.

— Артёмка, ну-ка помоги мне, — позвал он меня. За это время я успел помыть все инструменты и отнести их в строительный контейнер. — Встать не могу. Земля из-под ног уходит. — Пояснил он, хватая меня за руку.

Я помог ему встать и дойти до машины.

— Садись ты за руль, — сказал он, усаживаясь в машину. — Нехорошо мне что-то.

Дома он сразу же лёг. Ужинать наотрез отказался. У меня тоже не было аппетита. Я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Валерка с Костей были на кухне и о чём-то оживлённо беседовали. Когда я вошёл туда, они сразу же замолчали. На столе стоял недопитый пакет вина и сковорода с объедками жареной курицы.

— Как дядя Миша? — участливо спросил Валерка.

— Лежит, — ответил я.

— Полегчало?

— Пока, нет.

— Может, скорую вызвать?

— Не знаю, — пожал я плечами.

— А я говорил ему: «Не лезь в чужое ярмо, выбирай ношу по себе», — вдруг ни с того ни с сего взорвался Валерка. — Не слушал, вот и получил. С его сердцем дома сидеть надо, на печи, внуков нянчить. Дёрнуло на шестом десятке на заработки поехать. Кому он здесь такой нужен? Своих полная кошёлка. На больницу больше потратит, чем заработает.

У меня не было желания выслушивать его гадости. И так на душе было тошно. Не сказав ни слова, я молча вышел на улицу. Алый глаз заходящего солнца висел над самой головой. От этого стало немного жутковато, и я вернулся назад. Дядя Миша уже спал. В комнате был полумрак. Я не стал включать свет. Стараясь не шуметь, не разуваясь, я лёг на свою кровать и уставился в потолок.

— Артёмка, это ты? — через некоторое время совсем слабым голосом спросил дядя Миша.

— Я вас разбудил? — обеспокоился я.

— Я не спал.

— Как вы себя чувствуете?

— Вроде бы, отпустило.

— Может, скорую вызвать?

— Не надо, мне уже лучше.

Дядя Миша отвернулся к стене и замолчал. С кухни доносились громкие голоса. Валерка с Костей допивали второй пакет вина. Дядя Миша повернулся на спину и застонал. Я приподнялся на локтях, напряжённо вглядываясь в темноту. Он ещё раз застонал, глубоко зевнул и опять отвернулся к стене. Мне стало как-то не по себе.

— Дядя Миша, — позвал я его шёпотом. — Вам снова нехорошо?

Дядя Миша ничего не ответил. Я встал с кровати и подошёл к нему. Он лежал с открытыми глазами и смотрел прямо на меня.

— Дядя Миша, что с вами? — спросил я его.

Он смотрел на меня широко открытыми глазами и молчал. Я легонько тронул его за плечо. От моего прикосновения он как-то неестественно откинулся назад, рука соскользнула вниз, медленно приоткрылся рот. Меня охватил ужас, и я выбежал на кухню. Валерка с Костей допивали остатки вина, задушевно варнякая о своём.

— Ты что это разбегался, как лось по городу, — гаркнул на меня изрядно захмелевший Валерка. — Двенадцатый час уже, всех соседей разбудишь. Спать иди, а то завтра на работу проспишь. Что вылупился? Я не баба тебе, чтобы на меня пялиться.

От испуга я потерял дар речи.

— Там дядя Миша, — наконец, выдавил я из себя.

— Что с ним? — недовольно спросил Валерка.

— Он там, лежит, — пробормотал я.

— Ты, наверное, бузины объелся, или лимонов, — снова гаркнул на меня Валерка. — Слова из тебя не выдушишь. Может, ему помощь нужна.

Он отодвинул меня с прохода и вышел из кухни. Костя засеменил вслед за Валеркой. Я пошёл за ними.

— Похоже, что помощь ему уже не нужна, — процедил сквозь зубы Валерка. — Окочурился твой дядя Миша.

Он повернул дядю Мишу на спину, закрыл ему глаза и рот и сложил крестом на груди руки.

— Вот так вот лучше будет, — задумчиво сказал Валерка.

Хмель, как рукой, сняло.

— Нужно в полицию сообщить, — сказал я.

— Ты что сдурел? — набросился на меня Валерка. — Хочешь, чтобы нас депортировали? Ему уже хуже не будет, ты о себе подумай. Сам голову в петлю суёшь и наши подставляешь. Если в полиции узнают, что он здесь окочурился, никому не поздоровится, всем на пряники достанется. Вмиг домой отправят.

— Его похоронить надо.

— Сами похороним. Не в первой. Костя, посмотри, что там на улице.

— Да все уже спят давно.

— Делай, что тебе говорят, — властно гаркнул на него Валерка.

Костя выглянул в окно.

— Кажется, никого нет, всё тихо, — сообщил Костя.

— Давайте завернём его в одеяло, — скомандовал Валерка.

— Неплохой получился конвертик, — злорадно съязвил Костя, обматывая бечевой завёрнутый труп.

— Подгони машину прямо к подъезду и открой заднюю дверь, — приказал мне Валерка. — Только не шуми. Если кто увидит, считай пропали.

Я взял ключи и пошёл на стоянку. Дядю Мишу кое-как с трудом запихнули в багажник. Костя сел на заднее сидение.

— Двигайся, — сказал мне Валерка, открывая водительскую дверь. — Я поведу машину.

Я послушно перебрался на соседнее сидение. Валерка уселся за руль. Взвизгнуло зажигание, машина ожила, и мы поехали.

— Хорошая тачка, — сказал Валерка, проведя рукой по приборной панели. — На такой не стыдно и домой вернуться. Соседи от зависти полопались бы. Жаль только вот, придётся где-нибудь бросить. Улика. Что, дядя Миша, — С издёвкой усмехнулся он, обращаясь к трупу. — Не ездил ещё в багажнике? Толи ещё будет. Мы тебе сейчас такие похороны устроим. Закачаешься.

Машина выбралась на автостраду и, набирая скорость, понеслась по освещённой иллюминацией ночной дороге.

— Куда мы едем? — спросил Костя.

— На пляж, купаться, — съязвил Валерка.

Через несколько километров мы свернули с автострады, и направились к видневшемуся вдали лесу.

— А вот и пляж, — обрадовался Валерка. — Сейчас покупаемся. Лопаты положить не забыл? — спросил он у Кости. — А то зубами сейчас рыть будешь.

— Не забыл, — огрызнулся Костя.

Валерка повернул на просёлочную дорогу и выключил фары. Поскрипывая на ухабах, машина, не спеша, продвигалась вглубь леса.

— Кажется, приехали, — сказал Валерка, останавливая машину возле небольшой поляны. Что расселись? Берите лопаты и за работу, живо. До рассвета надо управиться.

Он первый взял лопату, обошёл поляну, ковырнул в нескольких местах землю и остановился возле раскидистого эвкалипта.

— Копать будем здесь. Здесь земля мягче. И замаскировать потом будет легче, — сказал он и мы начали копать.

Когда яма стала доходить нам до пояса, Валерка отшвырнул лопату и выбрался наверх.

— Кончайте, — сказал он нам, переводя дыхание. — Хватит с него. И за это спасибо не скажет.

Он открыл заднюю дверь машины и с силой потянул за одеяло. Труп вывалился из машины на траву. Взявшись за бечеву, он потащил его к яме.

— Ну и тяжёлый же стал, — выругался Валерка. — Подсобите кто-нибудь, а то надорвусь.

Костя бросился ему помогать.

— Теперь берись за другой край и на счёт три бросаем, — сказал Валерка у самой ямы.

Я сквозь слёзы смотрел на это.

— Хорошо грохнулся, — удовлетворённо похлопал ладонями Валерка.

— Смотри, он не помещается, — заметил Костя.

— А ты ему колени подожми, — посоветовал Валерка. — Вот, теперь поместился.

Он взялся за лопату и воткнул её в свежую землю.

— Погоди, — остановил его Костя. — Сказать что-то нужно покойнику. Обычай такой.

— А что ему сказать? — почесал затылок Валерка. — Спасибо, тебе, дядя Миша, за то, что ночку весёлую нам устроил. Жил как попало, и умер так же. Возись теперь тут с тобой.

— Не издевайтесь над ним, — взмолился я сквозь слёзы. — Он же вам ничего плохого не сделал. Зачем вы так?

— Заткнись, щенок, — угрожающе оскалился Валерка. — А то и тебя сейчас рядом закопаем.

Большой ком земли полетел в яму. За ним второй, третий. Валерка остервенело замахал лопатой. В считанные минуты яма наполнилась землёй. Хорошенько утрамбовав землю, Валерка с Костей забросали её прошлогодними листьями и сухими ветками.

— Вот ты и обрёл своё последнее пристанище. Кто бы мог подумать. Воистину всё в руках Господних, — сказал напоследок Валерка.

Мы сели в машину и поехали обратно. На автостраде Валерка безжалостно надавил на газ.

— Ну-ка покажи нам, на что ты способна, — сказал Валерка, обращаясь к машине.

— Ты нас угробить решил? — испугался Костя.

— А ты уже в штаны наделал? — с язвительной усмешкой ответил вопросом на вопрос Валерка. — За шкуру свою трясёшься? Дерьмовая у тебя шкура.

— Твоя-то не лучше.

— Все мы из одной глины слеплены, — разошёлся не на шутку Валерка. Настроение у него было шутливое. Он начал вертеться и паясничать.

— Смотри на дорогу, философ, — Костя явно не был настроен на шутливый лад. Об этом свидетельствовала его угрюмая физиономия.

Мы долго колесили по окраине города, пока, наконец, не въехали на огромную свалку брошенных автомобилей. Это было глухое и тёмное место. Валерка спустил воздух с колёс и машина, словно раненная, упала на брюхо. Потом подобрал с земли увесистый металлический прут и с остервенением зверя начал крушить машину, корёжа и уродуя её до неузнаваемости. Машина глухо ухала под его мощными непрекращающимися ударами. Посыпалось лобовое стекло, заднее провалилось в салон, с дребезгом разлетелись боковые стёкла, фары, подфарники. На глазах машина превратилась в груду металлолома.

— Теперь никто не узнает, — запыхавшись, тяжело дыша, сказал Валерка. — Хорошая была тачка.

— Как бы нас не повязали, — поёжился Костя.

— Кому ты здесь нужен. Сюда даже бродячие собаки ночью не решаются заходить.

— А домой как мы теперь доберёмся?

— Не хнычь профессор и не отставай.

Валерка знал короткую дорогу и уверенно пошёл вперёд. Спустя полчаса мы были уже дома.

— Пол пятого, через три часа на работу, — сказал Костя, когда мы вошли в квартиру.

— Толку-то спать. Пойдём покойника помянем, — Валерка достал из холодильника пакет вина, несколько апельсинов, поставил на стол три стакана. — Чтоб земля ему пухом была.- Сказал он и мы выпили.

Меня бил озноб, голова шла кругом, хотелось прилечь. Я встал из-за стола и пошёл к себе.

— Ты куда? — бросил мне вдогонку Валерка.

— Я устал. Я хочу отдохнуть, — не оборачиваясь, ответил я ему.

— Ты вот что. Для всех дядя Миша уехал. Вчера вечером. Собрал шмотки, сел в машину и уехал. А куда? Кто его знает. Ничего не сказал. Ты понял?

— Понял.

— Ну, иди, отдохни. А мы ещё немного посидим, потолкуем.

Я бросился на кровать и зарыдал, как ребёнок. Начинало светать. Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Валерка. Я быстро вытер слёзы и встал с кровати.

— Ты не спишь? — бесцеремонно спросил он, входя в комнату. От него изрядно разило перегаром. — Где его вещи?

— Зачем они вам?

— Пригодятся, — он по-хозяйски прошёл через комнату и вытянул из-под дяди Мишиной кровати две сумки. — Его тумбочка? — Спросил он, указывая на тумбочку возле кровати.- Костя, посмотри, что там.

Я сел на кровать и закрыл лицо руками.

— Чего смурной-то, студент? Из-за шмоток? Всё равно они ему уже не нужны. А тебе одному слишком много. По-честному поделим.

Валерка вытряхнул содержимое сумок на дяди Мишину кровать.

— Тряпьё одно, — разочарованно протянул Валерка. — Забирай, профессор. Всё твоего калибра. — Он небрежно запихнул вещи назад в сумки и отодвинул их в сторону. — А где же инструменты?

— На балконе, в сумке, — сказал я.

Валерка вышел на балкон и вернулся оттуда с небольшой сумкой в руках. Теперь он сиял радостью и счастьем.

— Зачем тебе это барахло? — удивился Костя.

— Сам ты барахло, — язвительно ответил Валерка. — А это инструменты – хлеб толкового мастера. Понял? Что в тумбочке?

— Да так, ерунда одна, — ответил Костя.

— А что это за книжка?

— Словарь португальский.

— Дайка его сюда, — Валерка взял словарь в руки. — Совсем ещё новый. Держи, студент, пригодится. — Сказал он и бросил книгу мне на кровать. — Всё, ничего не осталось? — спросил Валерка, ещё раз заглядывая в тумбочку и под кровать.- Тогда пойдём завтракать.

Они взяли сумки, и вышли из комнаты. Я остался один. Уже совсем рассвело. Из-за еле виднеющихся в утреннем тумане гор появилось солнце. Комната постепенно наполнилась светом. Мой взгляд остановился на дяди Мишиной кровати. Из-под кровати выглядывали его сандалии.

Должно быть, Валерка не заметил, подумал я. Иначе забрал бы.

Мне на глаза попался словарь. Я взял его в руки и наугад открыл первую попавшуюся страницу. Там была заложена небольшая глянцевая цветная фотография. На ней были дядя Миша и, судя по всему, его жена и дочери.

Надо бы сообщить им, подумал я. На обороте была написана дата и номер телефона.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл Валерка, одетый в рабочую спецовку.

— Ты не заснул тут? На работу пора. Мы тебя ждать не собираемся, — сказал он.

— Я не пойду на работу, — не раздумывая, ответил я.

— Что это ты удумал? — подозрительно сощурился Валерка.

— Я улетаю домой. Не могу я здесь больше. Плохо мне здесь. Домой хочу.

— А, может, оно и к лучшему, — призадумавшись, сказал Валерка. — Дядя Миша уехал, ты уедешь, подозрений меньше будет. Правильно решил. — Одобрил он. — Уезжай. Только смотри, не проболтайся. И под землёй достану. Мне терять нечего. Что ж, бывай. — Сказал он мне напоследок.

Когда они ушли, я собрал свою сумку и, не мешкая, поехал на вокзал. На вокзале я купил билет до Лиссабона и стал ждать поезд. Ожидание было недолгим. Наконец подали поезд, и я поспешил занять своё место. Только поезд тронулся, я погрузился в глубокий сон и проспал до самого Лиссабона.

С вокзала я сразу же отправился в аэропорт. Сигуранса[7] помог мне купить билет и сдать сумку в багажное отделение. Я пересёк пункт паспортного контроля и направился в зал ожидания. По дороге я вспомнил о фотографии.

Нужно позвонить, мелькнуло у меня в голове. Остановившись возле первого же телефона, я достал из кармана несколько медяков и набрал номер.

-Говорите, я слушаю, — раздался на другом конце провода приятный женский голос.

— Здравствуйте, я звоню из Португалии, — запинаясь, подбирая слова, начал я.- Ваш муж умер.

— Подождите, — раздалось в телефонной трубке.

«Мама, — услышал я откуда-то издалека. — К тебе кто-то звонит, говорит, что папа умер».

Спустя некоторое время в трубке раздался другой женский голос, более грубый и слегка хриплый:

— Что это за шуточки? Кто это звонит?

— Я не шучу и не обманываю вас, — ответил я.- Этой ночью ваш муж умер от сердечного приступа. Мы похоронили его в лесу, неподалёку от Браги. Если хотите, я могу дать вам более точные координаты этого места.

Должно быть, я говорил достаточно убедительно. Больше я ничего не услышал. В трубке раздались короткие гудки.

Объявили посадку на мой самолёт, я повесил трубку и направился к посадочному тоннелю. У входа в тоннель я на секунду остановился и обернулся назад.

Прощай, чужая земля. Прощай, дядя Миша. Спи спокойно в чужой земле. Я не забуду тебя никогда.

Владислав Кураш

---

[1] Подсобный рабочий (порт.)

[2] Каменщик (порт.)

[3] Хостел (порт.)

[4] Строительная площадка (порт.)

[5] Прораб (порт.)

[6] Хозяин (порт.)

[7] Охранник (порт.)