Всё чаще падает жизненный настрой… Это возраст или что? Смотришь на молодёжь, а у них ещё больше уныния, чем у тебя. Современные люди называют это состояние словом «депрессия», но оно мне не по душе. Всё же, когда произнесёшь слово «уныние», и сам не заметишь, как станет хоть чуточку полегче. Оттого всё это, что не надобно забывать наших русских слов – они, именно они, наши дорогие душе русские слова, спасают от многих бед. Много раз замечал – посидишь с человеком, поговоришь с ним просто от сердца, и обоим легче становится. Настроение у меня нынче тревожное, попал под сокращение, всю нашу организацию под названием ФГУП «Связь-безопасность» сокращают. Мы охраняли АТС по всей нашей стране. Теперь компания «Сибирьтелеком» заявила, что не нуждается, чтобы их охраняло государственное предприятие, хотят частную охрану. Доводилось мне работать и в частной охране, где голова моя поседела моментально. Виною тому было несоблюдение правил элементарной вежливости по отношению друг к другу. Помню – пришёл на пост заступать на смену, а двадцатилетний охранник в разговоре обмолвился, что не признаёт праздник Девятое мая. Я тут же назвал его сволочью. У таких, как он, нет уважения к старшим. Но гораздо печальнее, что они этим гордятся. Слава Богу, есть и хорошая молодёжь, это отдушина для меня, слишком впечатлительного…

Мне пятьдесят два с половиной года. Если бы правительство не внесло законопроект об изменении пенсионного возраста, то вышел бы на пенсию в пятьдесят пять, потому что живу в районе, приравненном к Крайнему Северу. Теперь по новому закону, говорят, пойду в пятьдесят восемь. Доживу ли? Работы в нашем Братске нет. По статистике восемнадцать процентов молодёжи остаётся жить и работать в Иркутской области. Но это неправда. В Братске из десяти закончивших школу молодых людей в родном городе остаётся лишь один, вот это правда. Идёшь по родному, в прошлом – легендарному городу Братску и видишь в основном пожилое поколение. Молодёжь уезжает жить в крупные мегаполисы. У моей знакомой внучка, выучившись на врача-терапевта, уехала работать в Калининград, хотя в Братске ей предлагали зарплату выше. И это повсеместно… Президент нашей страны Владимир Владимирович Путин по телевизору объявил, что Братск является одним из самых загазованных городов России. Да, вовсю травят нас алюминиевый завод и лесопромышленный комплекс, но зарплаты там у рабочих заметно ниже, чем в мегаполисах. Вот так-то. Братская ГЭС,  говорят, принадлежит Дерипаске. Грустно. Придётся снова вспоминать девяностые годы и жить овощами с дачи, но вот коммуналку надо платить, а чем? Я, по сути, работаю с шестнадцати лет. Пошёл учиться на сварщика, а там ведь раньше как (это я пишу для тех, кто заметно помладше возрастом, ибо старшее поколение об этом знает), так вот учились мы несколько месяцев, а там – производственная оплачиваемая практика. И мы, молодые парни, выполняли на заводах план, не уступая взрослым. Словом, всю жизнь я работал, а к пятидесяти двум годам зрение совсем село. Поехал к специалисту, заплатил деньги. Сказали, что операцию мне делать нельзя, катаракта не созрела. Зрение моё на одном глазу минус восемь, на другом – минус тринадцать. Медкомиссию не пройду никуда, и пенсии мне не положено. Вот такие дела… Что ж, родная моя сторонка, буду трепыхаться, пока живой. Надо же, вспомнил – одна моя детская книжка имеет название «Трепыхашка»…

Пришла с работы жена Ирина, предложила идти к нашим друзьям помыться у них в бане, ибо воду горячую у нас отключили – летний сезон. И вот я уже сижу на скамейке и гляжу, как Сергей Кульков отдаёт команды своим дорогим детям:

– Сашка, неси лестницу.

Сын его учился на фельдшера в Саянске и теперь, приехав к родителям, помогал отцу по даче. Парень не пьёт спиртного, не курит. Прямо на даче соорудил штангу весом сорок килограмм, качает мышцы, попеременно подтягиваясь на турнике, согнув ноги в коленях. На глазах моих росли Серёгины дети, и я уже отвожу душу от неминучей грусти. Сашка ершистый рос, и совершенно не в том смысле, о чём могут подумать, просто довольно часто отстаивал свою честь один против толпы, часто бывал бит, но марку держал, его уважали сверстники. Очень любит правду, старается так жить, потому и страдает с малых лет за это. Слава Богу, с родителями повезло. Хочет в дальнейшем учиться на хирурга. Во время практики зашивал рану больному, увлечённо рассказывал нам об этом, и я знаю – из этого парня будет толк, послужит нашей Родине. Не упрекайте меня в банальности написанного, просто пишу, как есть. Много, нестерпимо много пишут нынче умного, а читать душа не лежит. Вот ведь какая оказия, братцы. Продолжаю сидеть на лавочке, дышать летним воздухом, в километре от нас течёт река Ангара, на которой работают уже четыре гидроэлектростанции. Когда ввели в эксплуатацию последнюю, Богучанскую ГЭС, то уровень воды в Братском водохранилище сильно упал. Саша Мельник, мой сослуживец, говорил:

– Вот буквально те годы ловил лещей на удочку, крупные глаз радовали, а нынче даже ерши не клюют. Что делает человек с природой-матушкой?!!

Мне всегда казалось, что Ангара была всё время неприветлива к человеку. Температура воды в реке круглый год плюс четыре градуса. Сколько жизней людских она унесла – не счесть. Приветлива же она была к распутинским героям, то есть к местным жителям. Я видел это и ощущал нутром таких людей, зовущихся бурундуками. Хотя и их утонуло немало. Теки, матушка Ангара, назову тебя так ласково, прости меня. Родился я здесь, неподалёку, в холодном бараке, серьёзно всё это шибко…

Вот же мысли окаянные – отводят в сторону. Жена Ирина с Серёгиной женой Таней – давние подруги. Про таких раньше баяли: не разлей вода. Теперь Татьяна красила голову моей Ирине. Я глядел на старшего сына Кульковых Пашу. Он в детстве проколол спицей глаз. Разум у парнишки помутился. Инвалид с детства. Помогает матери мыть посуду, зимой всегда идёт с Татьяной кормить собаку Шельму. Помню, когда он ещё был маленьким, то, завидев меня, подбегал и говорил:

– Дядя Толя, успокойся.

И, действительно, становилось лучше на душе. Почему так? Ведь каждый человек где-то, бывало, и пожалеет себя, загрустит от разности жизненной. А увидев вот такого вот Пашку, которому предстоит до самой смерти быть инвалидом, не иметь семьи, словом, всего того, что делает человека счастливым, ему сердешному не увидеть никогда, – вот тут-то и очнётся приунывший, и устыдится самого себя… Третий брат Миша, круглый отличник в школе, подошёл и спросил меня:

–- А знаете, дядя Толя, можно ли вызвать грозу?

 Отвечаю, что раньше помнил, сейчас многое позабыл. А он задорно говорит:

– Можно, ракетой.

И угощает меня домашним квасом. Татьянин квас мне напоминает деревенский, бабушкин. Резкий, вкусный, слегка пьянит, словом, чудо- напиток. Ни в какое сравнение он не идёт с магазинским, хотя, справедливости ради, скажу, что в советское время и магазинский был хорош, только тремя пол-литровыми кружками за раз насыщал я временно свою утробушку. Мишка зовёт меня подтянуться на турнике, говорю ему, что потолстел, не могу уже. Он смеётся. Серёга шуруповёртом удлиняет лестницу, лезет на крышу, ремонтирует там наверху что-то и покрикивает на детей, отдавая разные команды. Спрашиваю у его жены Татьяны, чего, мол, кричит хозяин-то. Татьяна расплывается в улыбке:

– Так голодный же, с работы пришёл. Сейчас пирогов напеку, сразу подобреет.

Впоследствии так и вышло – мудрые наши жёны. Младшенькая их дочка Даша, в школе круглая отличница, теперь занималась кошкой Маркизой, уложила её спать в маленькую коляску. Заходит Сергей на веранду, глядит на Маркизу и первым замечает, что кошка родила котёнка. Поднимается семейный переполох, все занимаются поиском других котят. И глядеть на этакое действо умиротворительно. Молодой щенок Султан скулит, просится, чтобы выпустили погулять из загородки. Но строгий хозяин семейства приучает собаку к порядку. Выпили с Сергеем бутылочку домашнего самогону, принесённого нами, закусили только что испечёнными Татьяной вкуснющими луковыми пирогами. Посетовал Сергею, что сокращают. Он тяжело вздохнул:

– Они всё придумывают, чтобы не платить человеку, налоги скоро повысят. Вот и снова у них прибыль.

Поговорив о жизни и вспомнив о том, как раньше здорово было на нашем заводе отопительного оборудования, иду в баню, жгу себя берёзовым веником, прогоняю тоску. В самый раз русскому человеку баня – лекарство от скуки, лечебница. Сразу вспомнилось, как наш знаменитый писатель- фронтовик Иннокентий Захарович Черемных писал, что родился в бане, невольно подумалось: вот где стерилизация.

Идём с женою по дороге вдоль времянок, она освещает дорогу сотовым телефоном, но не помогает – всё же ботнулся ногою в ручей, неуклюжий я стал совсем, но это жизнь. Дай Бог, потрепыхаться ещё. Вспомнилось, как рассказывали мне про сибирского деда-бурундука. Старый был, но по духу – шукшинский чудик. Так он говорил: «Вот помирать буду, даже когда в гробу буду лежать, всё одно – ногой хоть раз, но дёрну». Удивительный был дед, нам бы его задору… Жена моя Ирина сказала, что из дома не выгонит, когда останусь без работы. Для мужика на даче завсегда работа найдётся. Попилив бензопилой горбыль и глядя на кучу дров, невольно подумал: «Что ж, надо поспевать подбрасывать в жизненную топку дрова, надо…»

Анатолий Казаков