— Страдания необходимы для души, они совершенствуют её, высветляют… — Произносит вслух.
Приятно мыслить так, сидя у камина, в собственном доме, со стаканом дорогого виски в руке.
Как вспыхивают в благородном напитки лучи огня! как преломляются красиво…
Философ не раз писал об этом, упаковывая мысли, изрядно разбавленные водой, в крупные тома, выходившие в разных странах; философ жил сыто, жил приятно, и… меньше всего стремился испытывать страдания.
— Да, — говорит он сам себе, любуясь пейзажами в дорогих рамах, — только страдание способно сделать человека человеком…
Страшный ёж пробегает по ковру – страшный, на тараканьих ножках, дрожащих и хлипких – он забивается в угол, издавая не то шипение, не то…
Чёрная ногастая птица подходит к философу и клюёт его в руку…
Стакан опрокидывается, виски течёт, заливая узор персидского ковра, и вскочивший философ слышит ниоткуда: На, получи…
Зыбкими становятся стены уютнейшего, со вкусом оборудованного дома, они качаются, как мираж, они ползут вниз, грузом тянут рассуждавшего про страдания в неизведанность – страшную, как болото.
…рванина воняет – воняет и помойка, из который человек с опухшим, грязным, не бритым лицом, с гноящимися глазами выбирает смачный мусор, надеясь отыскать что-нибудь посущественнее.
Он ковыряется, вытаскивает жестяные банки, суёт их в грязную оборванную торбу, бредёт, хромая, по двору, слышит: Эй, Сивый, как с уловом? На пузырь будет?
Оборачивается, видит дружка, которому, даже опьянев, не сказать про смутные, тенью сети мелькающие ощущения: мол, был дом, сидел у камина…
Стой!
Были же книги – толстые, на разных языках, были пышные залы, где вручались тяжёлые денежные премии…
— Шо, Сивый, опять бредишь?
— А? Что?
— На пузырь, я говорю, есть?
— Будет, будет…
Они идут вместе, рвут старыми, раздолбанными башмаками синеватый январский снег, и, добыв бутылку водки – самой дешёвой водки – устраиваются… где придётся…

Ногастая птица пройдёт мимо сидящих на ступеньках задней лестницы магазина бомжей, уже пьяных.
Птица посмотрит на одного из них, но подойти клюнуть в руку – противно: воняет.
Страшный ёж, шурша снегом, пробежит меж её ног, скроется за поворотом.

— Вот, вот они! – вскакивает, нечто вспоминая, бомж, которого зовут Сивый, и который появился недавно в компании других, причём на расспросы о себе отвечавший смутно, туманно. – Вон они, держи, хватай! – кричит он, кидаясь за…
— Всё, белка, — констатирует его приятель, но тоже вскакивает, чтобы схватить самого Сивого, успокоить его по возможности, привести в чувство старого, рваного бомжа, некогда писавшего о пользе страданий.

Александр Балтин