«Написание стихов — это способ дышать для поэта. Буквально, а не образно. Поэзия — это дыхание божественного в нас, единственно живого в нас, которое дышит Богом». «Бог учит нас смотреть на мир поэтически — т.е. любовью. И по-настоящему вещи, человека, Бога видят только такие — глядящие глазами поэзии — люди». «Каждое слово поэта — целое. Целые слова и есть неподъёмные, слова в Боге, слова из Бога в Бога текущие — слова вмещающие целое. В этом смысле поэзия говорит только неподъёмными словами. Неподъёмными, но поднимающими». Приведённые выше слова — фрагменты дневников поэта и эссеиста Светланы Анатольевны Коппел-Ковтун, беседа с которой предлагается вниманию читателей «Клаузуры».

— К вам просто сами стихи приходят? Они очень интересные, с удовольствием читаю, но хотелось бы лучше понять. Могли бы объяснить, например, одно из последних — про вечность?

— Да, стихи приходят. Стихи — это, прежде всего, состояние. Оно записано в словах, но слова — это самое подходящее из неподходящего для выражения переживаемого. Другая реальность стучится в душу — это другой бытийный этаж, потому объяснять стихи неполезно. Ложное восприятие гарантировано. Кажимость понимания хуже непонимания. По своему опыту скажу: в стихах актуальнее «верю или не верю», а не «понимаю или не понимаю», и если верю, просто съедаю, а съеденное приносит позже плоды. Ничто так не питает сердце, как поэзия.

— Да, это удивительно.

— Всё наше умное — малая доля, слишком малая. Главное неуловимо, но уловлено стихами. Не всеми, конечно — настоящими.

У меня есть хорошее определение поэзии: поэзия — это не зарифмованное, а целое.

— А вы всегда писали или это пришло в какой-то момент?

— Всегда, с детства.

— Вы как-то связаны с церковью? У вас так много о Боге…

— Я люблю Христа — это главное. Он — моя Поэзия. Когда начала изучать богословие, перестала писать стихи. Не писала лет 15…

— Хмм, интересно как…

— И только влюбившись в Человека (человека с большой буквы), снова начала. Богословие — высшая поэзия. Но потом открылись другие горизонты…

— То есть, наука помешала принимать творческие потоки?

— Нет, не помешала, а оказалась выше. Но позже открылось то, что выше всего умного. И это потрясло.

— Что это?

— Поэтическое измерение, когда оно вполне раскрылось, я поняла, что это оно и есть — давно искомое. И я иначе, по-другому, даже богословие увидела.

— Ничего себе.

— Извне и изнутри — большая разница, поэзия смотрит на вещи изнутри.

— В ваших словах очень много загадок. Начинаешь размышлять…

— Потому, что я говорю немножко из другого мира.

— Да, это заметно. Здорово так!

— Это не совсем другой мир, скорее — другое измерение. Но настолько другое, что мир становится иным, и человек в нём — другой.

— Меняется восприятие всего? Вы видели чудеса?

— Это больше, чем восприятие. Объяснить можно вот как — не очень корректно, зато смысл станет понятен.

Если живого котенка разобрать на запчасти, он останется жив? Нет, только игрушку можно разобрать и собрать без вреда. Теперь представьте, что вы живой, отчасти разобранный кот, которого потом собрали и сделали целым. Восприятие кота каково: до и после? Разумеется, такой котёнок видит чудеса, ведь жизнь — это чудо, чудесам нет конца.

— Интересно, мне не так давно приходила именно такая ассоциация: что меня разобрали и собрали потом. Значит, котенок выжил, но стал уже новым существом, в новом качестве…

— Да, мы такие котята — все мы, только не все собраны пока. В этом смысл Бога — мы в Нём собираемся.

— Даа… Надо работать над собой, собираться поактивнее…

— Бесполезно работать. Оно само, а пока работаешь — просто готовишь возможности для…

— Да?

— Да, главное — само происходит.

— Что-то вроде «довериться течению»…

— Не совсем, довериться течению можно после оживления. Это само происходит только с работающим, с уже живым.

— Что вы имеете в виду под оживлением?

— Котенка.

— Ааа…

— Он ведь тоже не сам живым/целым становится — целым его делает Другой.

— Получается мы всё не сами?

— А родились сами, по своей воле? И хоронить нас будут другие. Самость — иллюзия, хотя и необходимая: без самости мы не отличим одно от другого.

— Некоторые считают, что душа выбирает воплощение. Вы не согласны?

— Не согласна. Смотрите, даже какие писать стихи поэт не выбирает — это талант, дар, каждый наделён тем или другим. Мы выбираем себя в рамках уже заданного. И можем принять или отвергнуть…

— То есть, есть некий заранее определенный путь, на который повлиять можно или нельзя?

— Конечно — семечко! Семечко выбирает? Человек отличается тем, что в нём много разных семян.

— Принять или отвергнуть, это очень точно мне думается. Тогда почему одним, допустим, дано здоровье, а другим нет? Почему есть неравенство?

— Это всё хотелки, об этом и говорить в нашем контексте нет смысла. Посюстороннее, проходящее… Неравенство есть потому, что есть жадность: одни хапают с избытком, в итоге другим не хватает самого элементарного. Это банально и понятно. Кто в этом живёт, тому стихи не помогут. Принять другого как бога — вот что надо.

— Я имею в виду разные души проходят разный путь. Программа изначально разная.

— Нет, вы же человек, и я человек — нет разной программы, у курицы — другая, да. Разница не в программе, а в личной воле и характере, в том КАК именно я реализую свою программу.

— Принять другого как бога — это потрясающий способ жить правильнее.

— Единственно возможный.

— Соглашусь.

— Но в другом надо различать бога, человека и зверя — в нас есть все эти программы, но разные люди выбирают разные доминанты.

— И что, например, делать, если он ведет себя как зверь? Все равно же надо фокусироваться на хорошем…

— О, как минимум не стать зверем в ответ. Это непростое дело.

— Да. А как вы относитесь к другим религиям?

— Уважаю как поиск, я тоже искала, пока нашла…

— Православие?

— Да. Но вернее сказать — Христа. Причём Христа я нашла дважды.

— Как?

— Первый раз, когда нашла Православие. Но это был интеллектуальный Христос. Второй раз Он нашёл меня Сам — за это уже спасибо Поэзии.

— Через поэзию?

— Мне надо было прийти в православие, чтобы найти Христа, и в поэзию, чтобы Он нашёл меня в православии.

— Красиво…

— Поэзия — это всё, что действительно не от мира сего в здешнем, включая православие и богословие, они ведь тоже здешние. В православии есть своя поэзия — богословие, и в богословии своя поэзия — Христос.

— Я тоже начала писать стихи, недавно. И поняла, что стихи раскрывают внутренний мир. Становишься как будто голым…

— Слово «искусство» не зря похоже на «искушение». Искусство по сути — всегда попытка (и способ) найти себя подлинного, чтобы видеть подлинное. Но важны маяки, чтобы не потеряться в океане. И довольно сложно выйти из своей голости, до конца это не удается никому, но все пытаются…

— Как?

— Надо идти в рост. Перерасти надо себя голого. Надо открыть свою глубину — это состояние, противоположное голости, потому что моя глубина глубже меня.
​​​​​​Поэт работает со словом, а слово работает с ним. Поэтические слова — целые слова, они раздвигают рамки сознания сразу во всех возможных направлениях…

— Получается, каждое слово формирует свою реальность. Вот вы, например, как-будто говорите на другом языке, хотя вроде бы на русском. Стихи заставляют задуматься. Например это, про вечность: последние 4 строки, о чем вы думали, когда писали? Что будет упавшим и почему простить не сможет? И как вы считаете, «не просить» это правильно?

Если выбрать внутри
точкой стояния вечность,
замереть и глядеть,
мир начнёт помаленьку дряхлеть,
осыпаться, как краска
на долго не крашенной двери.
Штукатурка осыпется с лиц,
обещаний, подарков, надежд.
Всё падёт, если станешь
и будешь глядеть, ничего не прося.
Вдруг упавшее вздрогнет
и взглядом тебя поразит.
О, тогда не гляди на него —
не сумеет простить.

— Чтобы понять это стихотворение, надо обладать таким же опытом. Однако оно в себе несёт этот опыт, т.е. его можно принять — сначала отчасти, потом чуть больше, ещё больше… Если просто расскажу, поймёте неверно — это неизбежно. Но если действительно интересно, можно впитать ткань стихотворения, как бы скушать его, и оно станет семечком, которое прорастет. Всё искусство таково, в этом плане очень силён Рильке — сплошные семена роста.

— Ну, а если в целом, об этом стихотворении… Мне видится два варианта. Один — это когда ты с позиции вечности и не прося ничего наблюдаешь. Другой — когда ты просишь и участвуешь в большей степени. Ни то, ни другое нельзя назвать плохим. В первом случае получается, что многое теряет значимость, во втором — динамика.

— Всё это о другом, стихи не про это — совсем.

— А про что?

— Отвечу, заходя издалека. Стихи вообще расширяют горизонты сознания. Представьте двухмерный мир, а в нём трёхмерный или даже шестимерный объект — его двухмерное описание соврёт ведь?

— Ну, да…

— Со стихами примерно то же самое. Нет смысла впихивать невпихуемое — сначала надо расширить границы восприятия.

— Тогда само впихнется?

— Ещё пример: свидание с великаном. Его пригласили в гости, но комната для свиданий размером с его мизинец — как ему прийти? Он и рад бы, но…

— Хороший пример.

— Стихи, настоящие если — это великаны. Стихи — это ЦЕЛЫЕ слова, а целое не вмещается в часть. Только целое вмещает другое целое…

— А границы расширяются сами?

— Если кушать целое, да. Есть ещё один пример. Хороший. Познание устроено таким образом, что надо прежде съесть целое яблоко, чтобы иметь возможность кушать его по кусочку.
Это всё мои афоризмы, и они работают — правда?

— Да, работают. С яблоком посложнее, но смысл ясен.

— Вот так и всё работает.

— Сразу в голове что-то происходит.

— Да, границы едут. На этих примерах вы можете физически ощутить, заметить как происходит расширение смыслов — сознание становится шире, приобретает объём. Поэзия занимается тем же, но более тонко. Каждое слово — целое, то есть, оно несёт в себе сразу все возможные смыслы, каждый из них, скорее всего, включен, и все их надо прочесть сразу, чтобы понять.

— Многозначность…

— В обыденной жизни всё не так, там вы привязаны к определенным смысловым направлениям и по ним движетесь. В поэзии надо идти сразу по всем дорогам.

— Непросто оторваться от обыденных дорог. Представить и открыться тому, что раньше не воспринималось.

— Дело вкуса. Кого-то, наоборот, привязать к ним непросто.

— Да, кстати…

— Вот это уже о предназначении: кому что дано, кого куда зовёт. Мы ведь служим друг другу своими талантами. Кому-то надо стать поэтом вполне, а кому-то другое надо, но он может читать поэтов и «снимать сливки» с того, за что те платят жизнью. Если полюбит поэзию. Любовь помогает усваивать чужое. И понимать, конечно.

— А что такое настоящая любовь по-вашему? Как она проявляется? К мужу допустим…

— Она бывает только у целостных личностей, встреча двух целых — это поэзия или любовь. Любовь и поэзия суть одно.

— Светлана, спасибо вам огромное за такую интересную беседу.

— И вам спасибо.

Беседу вела Екатерина Демина