Когда сказали, что Дмитрий Бозин набрал актёрский курс, представлялось, что это будет выводок похожих на него ребят — гибких, парящих, тонко чувствующих, блуждающих в неких волшебных долинах созданий. Тем интереснее наблюдать как всё складывается на самом деле. И это вообще не о сравнении.

Начало, пожалуй, было обычным. Насколько обычным может быть неистовое желание оставить позади тысячную очередь осаждающих театральный вуз абитуриентов. Ибо мода на юристов и экономистов проходит, мечта лицедействовать — стара как мир.

Они говорят:

«Желание должно быть колоссальным. А когда есть цель, то какие препятствия?! Какие люди, какие места, какие мастера!!! У тебя есть цель, ты хочешь учиться, а когда чего-то хочешь, обязательно нужно идти!!!»

«Сегодня, — говорит Мастер, — молодёжь на актёрские факультеты, надеюсь, влечёт вдохновение, самолюбие и жажда успеха, Но вернутся к ним они не скоро. Сначала — кайф разочарований».

Конечно, что-либо высчитать и вычислить у нас не получится, хотя бы потому, что ребята сами не очень понимают, как оно выстрелило. Кто, какой ветер толкал в спину из Рязани, Екатеринбурга, Казахстана, Самары, Алтая, Москвы этих молодых людей, некоторые из которых об актёрстве чуть ли не до выпуска из школы не грезили и подавно, даже тех, кто уже имел опыт некоторых выступлений.

Скажем больше — если раньше на сцену молодёжь влекли кумиры, то сейчас и это не критерий. Никто не падает в обморок от обаяния Людмилы Гурченко, не хочет быть Боярским, Мироновым или Янковским. Но это вовсе не означает, что их не знают и не любят, просто каждый хочет быть собой.

А Мастер считает, что иметь кумира не так уж важно, хотя иногда они бывают проводниками, но могут и сбить с личного пути.

Пожалуй, самое загадочное для окружающих и самих абитуриентов — выбор руководителем курса будущих студентов. Просматриваются записи предыдущих наборов, выспрашиваются предпочтения и нежелательные варианты литературных отрывков, манеры поведения и т.д. и т.п. А если набор в мастерскую впервые?…

Кто-то шёл целенаправленно, зная Бозина по его работам в Театре Виктюка, кого-то именно занесло вихрями непредсказуемости.

«Актриса, которая готовила меня к поступлению, сказала, что я — бездарный…»

«Мне говорили, что при поступлении не надо говорить, что я занимался в театральной студии…»

«На предложение станцевать, я сказала, что лучше ещё раз спою…»

«После первого прослушивания чудом попала на предпоказ к Демчогу, даже не успев где-нибудь оставить чемоданы, а там — Бозин…»

«У меня была собственная музыкальная группа, я строил другие планы…»

«Я был раньше закомплексованным ребёнком…»

«Всегда занималась спортом, моё решение поступать в театральный повергло родителей в шок, они были категорически против…»

«А я знал Театр Виктюка и игру Бозина с 4-х лет…»

Формулу набора, пожалуй, может вывести только сам Бозин: «Энергетическое поле вокруг, и готовность к трансформации». Да кто ж знал?..

Ребята удивляются до сих пор, говоря, что обычно курс набирают по типажам, а они де все такие разные. Пытаясь всё же разобраться, отмечают: «Мы совпали чем-то другим».

Приоритет на курсе — свобода. Мыслить, говорить, выбирать, заниматься самостоятельной подготовкой отрывков, а потом и того пуще — самим писать пьесы и ставить спектакли. Поначалу кроме «даааа….» с большим удивлением это не вызывало ничего, но чем больше смотришь их работы, которые в какой-то момент повалили как из рога изобилия, «да» становится всё оптимистичнее, и порой хочется ставить знак восклицания.

Мастер в шутку называет их «безотцовщиной» — потому что самому в театре зачастую не продохнуть, сутки часов на 30 не растянешь. Как не боится оставить их наедине с капризными музами — загадка до сих пор.

«С одной стороны, — говорят студенты, — такая свобода — это хорошо, свои спектакли ставим сами, но с другой — от Мастера всё равно хочется получить какую-то информацию, без него бывает тяжело».

Однако спектакли принимает и замечания самой разной степени жёсткости раздавать не скупится. А между тем признаётся: «Это могло быть губительно, но их внутренний стержень сплавлен из весьма изысканных минералов, а потому, когда творят сами — выходит чУдно». По его мнению, многочисленные режиссёрские, драматургические, актёрские эксперименты ребятам, несомненно, на пользу. Больше того, он уверен, что с таким запалом в большой творческой жизни они не пропадут.

Они идут смело, по-прежнему не видя перед собой преград. Жанры? Хороши все, лишь бы была понятна мысль. А мысли и темы у них столь глубоки, что невольно думаешь: «Куда уж глубже». В 20 или 20 с небольшим так погружаться в боль и страх под силу разве философам Древней Эллады, хотя откуда нам знать, кто ведёт эти юные души. Здесь уж не до точности жанровых воплощений.

«Наблюдая их работы, — продолжает Бозин, — я вижу, что жанр уже кристаллизуется. Он собственный, он жесток к актёру и зрителю, он рискованно игровой, и краски его замешаны на их молодой крови. И ведёт их в мудрое. Идти им ещё долго, но хороша дорога».

И ведь не остановить! Стены родного Института Театрального Искусства им. Иосифа Кобзона стали уже тесны — репетировать на есенинские просторы, потом искать новые столичные площадки, пусть это и вызывает удивление служащих там администраторов.

Они растут от спектакля к спектаклю — вверх, ввысь, вширь, давно выйдя за пределы своих физических границ. Бозин констатирует: «Они огромные». И радуется: «К счастью для зрителя».

За плечами сложность привыкания к командной работе, пройден коридор тяжёлого, не всегда комфортного периода изображения животных и предметов, время, когда от напряжённого графика появлялись мысли уйти в другой вуз…  Они остались и полностью сдались Театру, позволив поглотить себя без остатка. И каждый раз хочется спросить: «Откуда такое упорство?» Истаптывать дорожки Ботанического сада, надев на себя по 4 пальто с тяжёлым сундуком в руках в поисках творческого озарения — этому, знаете ли, и название трудно подобрать. Куда они хотят прорваться?

Помогает Бозин:

«Я вижу в них бесконечное отчаяние. Не помню в своей юности такого. Оно и становится буром, которым сверлятся и их жизнь, и буквы пьес».

А они добавляют: «К сожалению, глубочайшему, наверное, мы живём в то время, когда все или, по крайней мере, большая часть людей — пессимисты. Мы все недовольны жизнью, редко встретишь довольного. Вещи, которые беспокоили людей всегда, не изменились. Главное — человек никогда не услышит другого, как бы ни бился, думается, так было, так есть, и так будет, разве что с редкими вспышками просветления. И, наверное, ради этого стоит жить».

Хочется верить, что отчаяние не бесконечно, что прорваться туда, где бывает по-другому, у них всё-таки получится. Что сбудется их общая мечта, которая ничуть не зыбка и в мировом масштабе не нова, а вполне реальна. Потому что тонкие и чуткие, потому что учиться у мастера всё же находят способы, удивительно умея при этом оставаться собой.

И пусть эти «маленькие» бозинцы называют себя странными, зато они летают — уже взлетели.

Наталья Косякова

Фото из архива мастерской Дмитрия Бозина