Ступеньки к роднику из корней, цепляться за них подошвой, чтобы не скользить. Снег ещё кое-где блестит на солнце, а на кочках из желтой некошеной травы пузырился, как дрожжевое тесто. Ольха принарядилась в золотистые серёжки. Серёжки – это мужские соцветия. Чёрными скромными шишечками украшают ветку женские соцветия.  Игривый ветерок с реки налетит, веткой махнёт, и облачко жёлто-золотистой пыльцы с ольхи осыпается на корочку из хвои. Над ольхой старая могучая сосна.

Из частокола осинок и берёзок на холмик взбирается зверёк.

— Лисичка? – затаил дыхание Егорка.

Показался треугольник воды, словно на картине Нестерова. Холм над водой. Светлое пятно на воде от солнца, застрявшего в ветках деревьев. И благодать для отшельников. В половодье — долина ручьёв. На болотистых берегах вода поднялась, подтопила кустарники, норы, хатки бобров. Бобры охотно селятся здесь.

Егорка бежал к воде напрямую во всю мощь через лопухи и ольшаник. Зеркало воды уже мелькнуло сквозь заросли. В середине запруженного затона у реки появились круги и темные пятна голов.

– Водяные! – отскочил Егорка от воды.

Дядя Серёжа рассмеялся и спустил лодку.

– Башка у них собачья, лапы гусячьи, а мозги человечьи. Смотри, хоть они и амфибии, а воды большой испугались. 15 минут могут не дышать, а потом подавай им небо голубое и воздух.

Чёрные тени делали круги. Затем стали выбираться на плотину переваливаясь, как мешки. Комья грязи они то катили, то жадно прижимали передними лапами, а шли на трёх ногах. Третьей ногой служил хвост. Потом комья грязи становились всё больше и больше, как снежная баба, и вот они покатили снежную бабу по плотине. Егорка рассмеялся. Дядя Сергей прижал его голову, подавив смех.

– В самое холодное время бобры женятся и бобрят заводят. Так что в феврале им было жарко. Вон, видишь, бурые пятна возле вылазов. Это бобровая струя. А вон и дорожка в тальник, свежими ветками закусывали.

Весной начались засидки (учёт бобров в весеннее половодье). На островках сидят семьями звери. Выходят – и на берег, на островок. По бобровой реке – их как зайцев собирай. Был бы дед Мазай, а бобрята найдутся. Ватага сросшихся ольх, а на ней – бобрята от воды хоронятся.

Собрали подтонувших  при половодье бобрят. Ирина Тихоновна много про бобров знает. Приносили всех зверей ей на выхаживание, она доцент, научный работник, но зверят любила, как ребят лесных. Ирина Тихоновна выросла рядом с бобрами, с оленями, с рекой.

Егорка повесил бобрят-малышей на её кофту. Одного на неё – раз! Второго ­­­– раз. Раз! Раз!  Поползли бобрята по домашней вязаной кофте, она и поймать их не может…

– Ну, ты мне удружил! У них же мускус, стойкий, как французские духи. Как я теперь без кофты?

Егорка их собирал, как котят.

— ООООО! Как же мне смешно, когда они залезли на меня! А потом мне пришлось стирать всю свою одежду. Но зато это было смешно!

— А весной, бобрята, такие смешные: туловище, как у котёночка, а хвост, как у бобров.

Прямо картина. Женщина сидит под дубом, а они вокруг неё, смотрит она на них и рассказывает с большим удовольствием о своих питомцах, о работе.

Изначально к этим условиям были рождённые в неволи бобры привычны. Выгул для них сделали, их специально туда сажали. Брали на руки. А бобрята залезали на плечи. Подошла, наклонилась. Они залезали на руки. Взяла бобренка на руки, а он как котёнок. По запаху, по шагам по движению узнавали её бобрята.

— Бобры нервные животные; обижать их нельзя.

– Меня вот укусил. А малюсенький. А у зверовода даже рука болела. А мы знаем, одна рука в ладоши не хлопает.

Поведенческие особенности бобров удивляли Ирину Тихоновну с юности. Геометрические фигурки распознавали. Реакция отличная, умственные способности хорошие.

— Самка, как более активная и даже агрессивная, выбирает себе напарника на ферме. К самке подсаживают самца. А семья одна и на всю жизнь.

— Для них нужна свобода?

— Да, должна быть свободная территория у реки. Там, где проходит  бобёр, можно слышать звуки шипения, как змеи. Но когда общаются в семье: короткими, нежными звуками. А шумную музыку не любят. Уйдут от реки, где шум. А мы теперь строим домик за стеклом для семьи бобра.

– Потише, самочка окатилась. На эту сторону не подходите.

Самка в домике.

«И-еи!» — Крик у бобрихи, как рожающей женщины, с болью. А на улице поддерживал её бобёр: «А-а-а!» Первый раз услышала – у самой слёзы навернулись.

— А браки у них как совершаются?

— Моногамные они, преданные друг другу, как журавли. Вот видите — две клетки и перегородка. Ухаживают, поглаживают. Он её кормит, а она его. Начинаем  перегородку опускать, а они кусаются.

— Не хотят разлучаться?

— Тогда деревянная широкая лопата есть у нас. В разные стороны разгоняем их. Пару подобрать бывает трудно, а иногда сразу принюхиваются. «Я тебя на дух не переношу!» Это про бобров. По запаху определяются они. Природу не обойти. И мы считаемся с их выбором. Подбирали так, чтобы были чёрные. У бобров не как у нас, а наоборот: бурый, тёмно-бурый подавляет чёрный.

— В природе, что они поедают?

— Зерно, свёкла, капуста, яблоки: 120 видов трав. Ольха, берёза, осина. Летом до сантиметра зубы вырастают. И самоподточка зубов идёт, верхние о нижние, и о точильные дубы. Прекрасный у них слух. Бегут, ныряют. Лапки передние подвёртывают. Очень сильные. Лапки короткие. Ударом хвоста могут перевернуть железную лодку. Мелких собак бобр утопит сразу. Большие уплывали. А Леонид Сергеевич Лавров, учёный бобровед, их ловушками отлавливал для изучения. До 25 лет живёт бобриха. А три  месяца вынашивает, как кошки и собаки.

— А их ели?

– У русских не принято их есть. Мы не привыкли.

Ирина Тихоновна знала каждого бобра в заповеднике, думал Егорка.

— Удивительное животное — бобр. Я и зверовод, я и зверокухарка. Мне пришлось всем быть. Я готовила им. Корма сама собирала. Всё это делала для этого очень древнего животного.

Кошка мурлыкала у неё на коленях, потеснив бобрят.

— Рима! Сиди! Куда ты лезешь ещё выше, как бобрёнок? – снимает кошку с плеча.

— Задние лапы, как ласты. В полтора раза больше передних. И перепонки как у утки. А передние – как наши руки. – Показывал на себе Егорка.

— Бобёр имеет свою территорию и свою семью. В природе защищают свою территорию – бобровую Венецию. – Ирина Тихоновна улыбается.

— Пищу едят в ладошках, как маленькие дети. Обирают лапочками… и в рот. Я видел. – Радостно делится своим открытие Егорка. — Иногда одной рукой-лапкой кушают.

— Три бобрёнка жили у меня дома, были ручные, мне малюсеньких их принесли. Бобрят моих снимали в фильме «Лесная быль», после войны в 49-ом году. Режиссёр Сгуридзе был, кажется. Забрали их в Московский зоопарк.

Надежда Середина