Оно дошло о нас из глубины столетий, прорвавшись через толщу веков, сквозь дымы бесчисленных пожаров, пронзительный холод и щемящую тоску безмолвных пепелищ. Дошло по руинам и праху разрушенных, стёртых с лица земли русских городов и селений, пробираясь потаёнными лесными тропами, скрываясь в глухих скитах и урочищах, хоронясь за высокими монастырскими стенами, восстав буквально из пепла в своей поистине сказочной красоте.

Оно дошло и донесло до нас надежды и чаяния русичей, поведав о болях их и радостях, страданиях и бедах, праздниках и буднях, раскрыв прекрасную душу и сердце нашего народа, философию жизни, мировоззрение, склад мышления, мораль, высокие нравственные принципы русского человека. Показало его свершения и подвиги, обессмертило имена героев – тружеников и воинов, земледельцев и зодчих, подвижников сланых дел и беззаветных защитников Родины.

Древнерусский писатель не ронял своего слова всуе. Он брался за перо только тогда, когда не мог молчать. На Руси издавна знали: «…как пищей тело, так словом укрепляется душа». Подчёркнуто уважительное отношение к слову, вера в его могучую вдохновляющую, созидательную и исцеляющую силу были изначально свойственны россиянам  и всецело разделялись отечественными писателями, которые предъявляли себе самые строгие требования и сознавали самую высокую ответственность за взятый на себя труд. «Никто не достоин писать, у кого нечисты внутренние помыслы…», – говорил Епифаний Премудрый (ум. 1420), автор «Жития Сергия Радонежского». Этому правилу древнерусские писатели следовали неуклонно и свято, были всегда ему верны. Поэтому  и сегодня со страниц своих произведений они, как живые, беседуют с нами, наставляют, советуют, предостерегают, учат, будят мысль, наводят на размышления…

Среди этих произведений одни подобны горящим свечам в высоких подсвечниках (этот образ часто встречается у древнерусских писателей). Они высвечивают наши грехи и промахи, взывают к стыду и совести, укоряют за праздность, леность, безнравственность, душевную пустоту и глухоту и зовут украшать нашу землю делами добрыми, поступками благородными, детьми трудолюбивыми, жизнью честной и праведной на благо народа и Родины.

Другие, как костры, зажжённые огнём бесконечной любви к Отечеству. Они озаряют наше прошлое, чтобы яснее становилось настоящее и отчётливее виделось будущее, отдают дань героическим защитникам Руси, прославляют лучших её сыновей и дочерей, воздают должное трудовым, воинским и духовным подвигам народа, зовут к единению, сплочению русичей, порицают нет-нет да вспыхивающую среди них вражду, междоусобие и раздоры, которые разлучают детей и родителей, множат сирот, отрывают пахарей от земли, строителей – от пилы и мастерка, кузнецов – от наковален, мастеров – от гончарных кругов, резцов и кистей и плодят чёрное вороньё…

По своему пафосу древнерусская литература одна из самых добрых и отзывчивых на людские радости, горести, напасти. У наших писателей было три заветных желания, три мечты. Во-первых, жить на своей земле всем в мире и согласии, в «великой тишине»; во-вторых, найти средство, которое поможет людям избавиться от болезней и недугов, и, в-третьих, иметь правителей справедливых, честных, мудрых, превыше ставящих интересы государства и русского народа. Без исполнения этих трёх желаний не мыслилось и полного счастья.

Но первое было невозможно, по крайней мере, на какое-то более  или менее продолжительное время: слишком многие зарились на «русские хлеба», на красоты и богатства нашей страны, да и сами князья порой были не прочь поживиться за счёт своих же сородичей; второе желание было неосуществимо, а третье практически нереально. Нереально потому, что эпоха феодальной раздробленности, время удельной, местнической психологии сами по себе не оставляли в нравственном кодексе правителей места для справедливости, честности как в отношении к своим подданным, так и в их борьбе со своими врагами и недругами, хотя и тогда появлялись деятели с широким государственным кругозором и мышлением, в том числе и на Руси, – Владимир I Святославич, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Юрий Долгорукий, Всеволод Юрьевич Большое Гнездо, Александр Невский, Иван Калита, Дмитрий Донской…  Но всё это ясно и понятно нам теперь, сегодня, обогащённым опытом исторической жизни народов и знанием закономерностей общественного развития. А писатели тех лет были уверены, что их мечты реальны и осуществимы, нужно только всем русичам очень-очень того захотеть. И потому из повести в повесть, из сказания в сказание, из жития в житие они настойчиво, последовательно и неустанно внушали своим читателям мысль об исполнимости этих желаний, о возможности их претворения в жизнь. Будем же благодарны и признательны им за эту уверенность и настойчивость, которая в лихие годины помогла выжить, выстоять не одному поколению соотечественников и в конце концов победить…

О чём просит Бориса и Глеба, «прибегая» к ним и «припадая со слезами», автор «Сказания и страдания и похвалы святым мученикам Борису и Глебу», одного из самых ранних дошедших до нас произведений древнерусской литературы? Об одном: «…да не окажемся мы под пятой вражеской, и рука нечестивых да не погубит нас, пусть никакая пагуба не коснётся нас, голод и озлобление удалите от нас и избавьте нас от неприятельского меча и междоусобных раздоров и от всякой беды и нападения защитите нас…».

Что больше всего угнетает и печалит творца «Слова о полку Игореве»? – междоусобица, раздоры, распри в стане русичей, когда князья «сами себе беды ковали», а «поганые», пользуясь этим, «всех сторон приходили с победами на русскую землю».

«Опомнитесь, князья», – неустанно звучало в посланиях русских писателей того времени. Как только князья прислушивались к этому голосу, вспоминали, что они русские, и объединялись под этим общим для них знаменем, то горе было каждому, посягавшему на нашу землю, топтавшему наши поля. И сразу наступала «тишина великая». Но лишь забывали о том, снова начинали враждовать, выяснять между собой отношения, «поганые» тут же оказывались в их дединах и отчинах, грабя и разоряя Русь. Так было и до татаро-монгольского ига, и во время его, и после… Потому и славились защитники Руси, сознававшие общерусские интересы и самоотверженно, без промедления, подобно Евпатию Коловрату, Александру Невскому, Довмонту, встававшие на бой с любым врагом, пытавшимся ступить на русскую землю и утвердиться на ней.

И древнерусский читатель любил и стократно переписывал «Сказание о мамаевом побоище» не только за величие изображаемого в нём подвига русского народа на поле Куликовом, хотя прежде всего за это, но и за отчетливо звучавший в нём призыв к единению всех русских людей во имя будущего Родины и наглядный поучительный урок того, чего можно добиться, объединившись: одолеть любую орду, любых врагов и недругов, как бы могущественны и сплочёнными они ни были. Обозначив единственно верный путь к избавлению россиян от ненавистного ига, автор «Сказания» подводил читателей к мысли, что это есть и самый верный путь к национальной независимости, к установлению в Отечестве желанной «великой тишины», во имя чего и вывел русские полки на битву с Мамаем Дмитрий Донской…

Не счесть людей, которые пронесли по Русской земле мечту о чудодейственной силе, способной исцелять больных, возвращать слепым зрение, глухим слух, немым речь, избавлять от увечий. Писатели наделяли такой силой всех тех, кто жил и принял смерть во славу Отечества, кто пожертвовал собой во имя Родины, её тишины, кто до конца оставался верен высоким нравственным идеалам и принципам, никогда не изменял русскому народу и русской вере, прославился самоотверженным служением им, вёл честный и чистый образ жизни.

В представлении древнерусских писателей, полностью согласованном с христианским учением, энергия героизма воинского, жизненного и нравственного подвига не пропадала, не исчезала бесследно, а переходила в особую живительную, чудодейственную силу – мощи, которая собиралась, концентрировалась в последнем пристанище совершившего подвиг. Именно поэтому уже Бориса и Глеба автор посвящённого им «Сказания» наделяет такой силой: идут они по великой Русской земле, и «многие страждущие исцеляются: слепые прозревают, хромые бегают быстрее серны, горбатые выпрямляются». И не только у нас, «но и в других странах, и по всем землям они проходят, отгоняя болезни и недуги…». Наделялись такой  силой и иконы. Например, Колочская Божией Матери, о чём говорится в «Повести о Луке Колочском»:  «…пошёл Лука…с иконой к Москве… и было чудес бесчисленное множество: слепые прозревали, хромые начинали ходить, расслабленные вставали, немые говорили, глухие слышали, и все, бывшие больными, здоровыми становились».

Конечно, древнерусские писатели прекрасно понимали, что только чудо может выпрямить горбатого, дать слух глухому, зрение слепому, речь немому, избавить кого-то от хромоты или неизлечимой болезни. И такое действительно иногда случалось. Но они страстно желали хоть чем-то помочь людям, поражённым недугами, и прежде всего обогреть их надеждой на возможность исцеления, вселив в них веру в реальность самого чуда, в реальность выздоровления и тем самым как-то скрасить их тяжёлую и физически, и нравственно и в общем-то безрадостную жизнь. И такому, несомненно, высокогуманному, человечному в своей основе желанию и стремлению наших писателей того времени мы сегодня не можем не сочувствовать.

И разве нам с вами не хочется видеть всех людей здоровыми, красивыми, прекрасно сложенными, с зоркими глазами, острым слухом и речью? И разве уж так беспочвенна вера в то, что со временем исцеление всех, пока еще неизлечимых болезней и недугов, из чуда станет действительно простым, несложным, обычным, повседневным для врачей делом: зайдёт в кабинет и больным, а выйдет… совершенно здоровым, как и представлялось нашим писателям в эпоху Ярослава мудрого, Дмитрия Донского, Ивана Васильевича Грозного…

С неменьшей остротой волновал древнерусских писателей и облик правителей земли Русской. Сколько их в «Слове о полку Игореве»? И каждый чем-то знаменит, остался в памяти потомков кто своими похвальными, добрыми, досточтимыми, а кто и недостойными, позорящими русского человека делами. Как, к примеру, дед князя Игоря – Олег Святославич, трижды приводивший на Русь половцев и заслуживший тем нелестное прозвище Гореславича. «Тогда, – пишет автор «Слова», – при Олеге Гореславиче сеялись и прорастали усобицы, гибло достоинство Даждь-Божьих внуков, в княжеских распрях век людской сокращался. Тогда на русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы между собою деля…».

Первым образом князя-правителя, который угоден Богу и надобен Русской земле, станет образ Бориса, сына великого князя Киевского Владимира I Святославича.

«Сей благоверный Борис, – отмечает автор «Сказания» о Борисе и Глебе, – был благого корени, послушен отцу… глазами добр, весел лицом… на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем, и благодать Божия цвела в нём».

Со времени «Поучения Владимира Мономаха» необходимыми чертами русского правителя будут почитаться справедливость и сострадание к ближним. «Всего же более, – писал Мономах, – убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам, кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, не давайте сильным губить человека… не губите никакой христианской души».  Затем к этим чертам добавятся миролюбие, терпимость и верность слову.

С годами облик истинного, достойного Руси правителя приобрёл новые  черты, обогатился новыми качествами и добродетелями. Показателен в этом отношении образ Дмитрия Донского в «Слове» о его «житии и преставлении». Великий князь Московский «отец был людям, око слепым, нога хромым, опора и защита, образец всем. К свету направлял подданных… он всякое заблуждение в людях исправлял –  высоко парящий орёл, огонь, выжигающий нечестие, баня, смывающая скверну, гумно чистое, ветер плевелу, одр трудившимся… труба, пробуждающая спящих, мирный воевода, венец победы, плавающим пристанище, корабль богатству, оружие на врагов, стена нерушимая, меч ярости, злоумышляющим сеть, ступень неразрушимая, зеркало житию… высокий умом, смиренный в помыслах, ветрам тишина, глубина разуму. Князей русских в земле своей сплачивал, в приказаньях вельможам своим спокоен и приветлив бывал, никого не оскорблял, но всех одинаково любил, молодых словом наставлял и всех одаривал, нуждающимся же руку помощи подавал».

Конечно, образ Дмитрия Донского в посвящённом ему «Слове» идеализирован и создан в поучение и в пример правителям Руси. И прежде всего – своей беззаветной любовью к Отчизне, преданностью Родине и народу, готовностью отдать за них жизнь. «Если умру – с вами, если спасусь – с вами!» –  слова эти, обращённые к воинам и прозвучавшие перед Куликовской битвой, как нельзя лучше характеризуют Дмитрия Донского, отчётливо сознававшего свою кровную, неразрывную связь с народом, со всей русской землёй и не мыслящего без них своей жизни, своего будущего. И древнерусский автор имел все основания утверждать: великий князь Дмитрий Донской действительно «Отец был людям, око слепым, нога хромым, опора и защита, образец всем».

Мечта о таком правителе согревала не одно поколение россиян. Ею жили и древнерусские писатели, наделяя подобными чертами не только героев произведений, посвящённых людям, уже при жизни прославившимся своими добродетелями, ставшими легендарными, как например, Пётр и Феврония Муромские из одноимённой повести Ермолая-Еразма, и деятелям, чья жизнь была отмечена поступками и действиями совершенно иного рода, подобно Ивану Грозному из «Казанской истории».  Под пером писателя он также выступал «чадолюбивым» отцом своих подданных: «…стремился к тому, чтобы избавить землю свою от нашествия поганых» (что соответствует действительности и достойно восхваления) и «пытался… и старался всякую неправду, и бесчестье, и неправедный суд, и посулы, и подкупы, и разбой, и грабёж вывести по всей своей земле и насеять в людях и взрастить правду и благочестие…». Эти «попытки» и «старания», как нетрудно заметить, явно из области желаемого, выдаваемого писателем за действительное. Оно, как и утверждение, что именно при Иване грозном «улеглись всяческие беды и мятежи и прекратились сильный разбой, и хищения, и воровство», конечно, продиктовано благими намерениями, в основе которых представление о том, каким должен быть правитель Русской земли, в каком государственном деятеле она крайне нуждается. В этом художественном домысле проявилась всё та же вековечная мечта россиян о справедливом, мудром и заботливом правителе Руси, не утратив своей привлекательности и по сей день…

Тяга к знаниям, образованию, культуре, интеллектуальная, умственная деятельность не прерывались на Руси даже в самые суровые времена. И здесь великую роль, несомненно, сыграла литература – неиссякаемый источник познания, неисчерпаемый кладезь народного опыта и мудрости. Древнерусский читатель был многолик и разнообразен, заметно отличаясь своими вкусами и пристрастиями. Благодаря этому сохранились и дошли до нас очень разные по характеру, тематике, жанрам, стилю, не говоря уже об идейном содержании, произведения древнерусской литературы. И сохранялось, переписывалось, передавалось из поколения в поколение лишь то, что почиталось того достойным, поучительным, необходимым для «укрепления души».

Давайте посмотрим на древнерусскую литературу с этой точки зрения. Возможно, укрепит и наши души «золотое слово» писателей Древней Руси, чистота внутренних помыслов.

«Слово о погибели рускыя земли и по смерти Великого князя Ярослава»*

О, свѢ́тло свѢ́лая и украсно украшена, земля Русская! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси рѢ́ками и кладязьми мѢ́сто честьными, горами крутыми холми, высокыми дубравоми, чистыми польми, дивными звѢ́рьми, различными птицами, бещислеными городы великыми, селы дивными, винограды обителными, домы церкоьными, и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами. Всего есо испольнена земля Руская!

ОтселѢ́ до угоръ и до ляховъ, до чахов до ятвязи и от ятвязи до литвы, до немець, от нѢ́меь до корѢ́лы, от корѢ́лы до Устьюга, где тами бяху тоймици погании, и за Дышючимъ моремъ; от моря до болгаръ, от болгарь до буртасъ, от буртасъ до чермисъ, от чермисъ до мордъви, – то все покорено было богомъ крестияньскому языку, поганьскыя страны, великому князю Всеволоду, отцю его Юрью, князю кыевьскому; дѢ́ду его Володимеру и Манамаху, которымъ то половоци дѢ́ти своя полошаху в колыбѢ́ли. А литва из болота на свѢ́тъ не выникываху, а угры твердяху каменые городы желѢ́зными вороты, абы на них великый Володимеръ тамо на будуче за Синимъ моремъ.  Буртаси, черемиси, вяда и моръдва бортьничаху на князя великого Володимера.  И жюръ Мануилъ цесарегородский опасъ имѢ́я, поне и великыя дары посылаша к нему, абы под нимъ великий Володимеръ Цесарягорода не взял.

А в ты дни болѢ́знь крестияном от великаго Ярослава, и до брата его Юрья, князя володимерьскаго…

(Памятники литературы Древней Руси: XIII  век. М., 1981.)

Это удивительное произведение, хотя и дошло до нас не полностью. Во все мировой литературе другого такого, пожалуй, нет. И потому, что его автор немногими словами сумел сказать о многом и плотность сказанного сама по себе поразительна. И потому, что содержание его оказалось не только очень ёмким, но и способным к постоянному расширению и углублению, когда каждое поколение читателей-россиян без труда дополняло его новыми фактами из жизни Родины. И еще потому, что крайне актуальное и злободневное уже в момент своего создания оно оставалось таковым на протяжении семи веков, волновало, озадачивало, тревожило русичей, наводило их на раздумья о своем прошлом, настоящем и будущем, не утратив этого качества до наших дней.

Читаешь «Слово» и в памяти всплывают не только события тех далёких лет, но и вся история нашего многострадального Отечества с его приобретениями и потерями, победами и поражениями, соборностью и смутами, временами расцвета и годами лихолетий. Одарённая всем на диво, «удивлена» – и природою, и людьми, и делами их рук – сколько раз была на краю смерти и вновь возрождалась земля Русская. И опять творится на ней неладное…И упрёк в нерадивом, небережливом отношении к  красотам и богатствам Руси, к сохранению и укреплению её могущества, что и стало причиной её «погибели», упрёк, адресованный автором «Слова» своим современникам, сегодня принимаешь на свой счёт. И горько сознавать, что никакие, даже самые жестокие уроки не идут нам впрок…

«Слово» было создано в Киевской Руси южным русичем, который не скрывает своего предрасположения к киевским князьям, начиная с Ярослава Мудрого и кончая «нынешним» Ярославом – Ярославом Всеволодовичем, княжившим в Киеве с 1236 по март 1238 года. Причём автор «Слова» ставит Ярослава Всеволодовича  выше брата Юрия и величает к тому же последнего не великим , а просто князем Владимирским.  Киевляне, несмотря на падение роли Киева в жизни Руси и потерю Киевским столом своего прежнего значения и престижа, всё равно продолжали считать его самым высоким на русской земле. Не случайно и упоминание имени великого князя Владимирского Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, последнего подлинно великого князя, чьё старшинство и власть распространялась не только на Киевскую землю: одно время значительная часть этой земли, её южные уделы, вообще находились в его владении и он распоряжался ими как Киевский князь.

Написано «Слово» в самом начале лихой  для нас годины – татаро-монгольского нашествия. Однако не ранее конца декабря 1237 года, когда до Киевской Руси дошла весть о разорении Рязани Батыем.  И не позднее десятых чисел марта 1238 года, когда автору уже стало известно о поражении русских войск на реке Сити (4 марта) и гибели Юрия Всеволодовича, который в «Слове» упоминается ещё как здравствующий «князь володимирьскый».

Авторский замысел полностью отражён в заглавии с привычной для древне русских писателей инверсий. А потому читалось оно и должно читаться, как «Слово о Русской земле по смерти великого Ярослава и о её погибели». Соответственно и построено «Слово».

Первая его часть – дифирамб, пропетый Русской земле безвестным, но несомненно великим гражданином. Дифирамб, который становится началом плача, в предчувствии печальной участи, какая ожидает и красоты, и бесчисленные «городы великия, селы дивные», и князей, и бояр, и вельмож, и правоверную веру» – т.е. всё, чем Русская земля была «украшена», «удивлена» и «исполнена».

Вторая часть – ностальгия по былой силе Руси, обширным её границам и величайшему международному авторитету. Ностальгия по всему, что было достигнуто во времена Владимира Мономаха и ещё сохранялось при Юрии Долгоруком и Всеволоде Большое Гнездо, но затем утрачено – злая ирония судьбы – накануне нежданного лихолетья…

Третья часть, завершавшая повествование «о Русской земле по смерти великого Ярослава», как видно из её сохранившихся начальных строк, – горькое напоминание о «болезни», какой страдала Русь на протяжении почти двух предшествовавших столетий от Ярослава «великого» до Ярослава «нынешнего». И называлась та «болезнь» – «усобица», «княжеские распри». И положил ей начало сын «великого в Киеве, прогнав брата своего, преступив заповедь отца…». Постыдное это дело продолжили сыновья Святослава – Роман и особенно Олег, с именем которого связано немало бед, обрушившихся на русскую землю, за что и прозван «Гориславичем». Междоусобица уносила жизни тысяч и тысяч «крестиан» (христиан), подтачивала силы Руси, обескровливала её у братоубийственных войнах и, у конце концов, обескровила… Чтобы «вылечить» нас от этой «болезни», одновременно карая и за все другие грехи наши, Бог, как единодушно считали летописцы, и навёл на Русь «поганых»…

Что же касается той части «Слова», в которой согласно заглавию шла или должна была идти речь уже собственно «о погибели Русской земли», то она либо не сохранилась, либо в силу каких-то причин вообще не была написана. И недостающую эту часть читатели, каждый по-своему мысленно дописывали за автора, создавая своим воображением картины русской земли, гибнущей в жестоких сечах и огне пожаров, передавая эстафету «соавторства» идущим во след. Сегодня её принимает  новое поколение читателей, чтобы затем, в свою очередь, передать последующему, испытывая при этом все чувства, какие испытывал и автор «Слова», чьё творение по праву занимает место среди красот, которыми на славу «удивлена» земля Русская.

А.С. Курилов

_______________

*Словарь к «Слову»:

Еси – ты есть

«мѢ́сточестьными – местно почтаемыми

Крутыми холми – островерхими

Польми – полями

Обительными – монастырскими

До угоръ – до венгров

Ятвязи – племена, проживавшие в междуречье Немана и Наровы

До немець – до Ливонского Ордена

Бяху – были

Тоймицы – племена, обитавшие на берегах Верхней и Нижней Тоймы (бассейн Северной Двины)

Погании – язычники

Дышючее море – Белое море

До болгар – имеются в виду волжские болгары (на левом берегу Волги)

Буртасы – чуваши

Полошаху – пугали, стращали

Не выникываху – не вылезали

Твердяху – укрепляли

Немцы радовахуся – имеются в виду шведы

Синее море – Балтийское море

Вяда – удмурты

Бортничать – добывать мёд диких пчёл

Жюръ (кюръ) – один из титулов византийских императоров

Мануил цесарегородский – византийский император Мануил Комни (1143-1180)

 Поне – даже

Болезнь – беда, несчастье

Материал к публикации подготовила 

Римма Кошурникова