Весна на Сиротской улице
30.11.2020
/
Редакция
Вирус окончательно обессилил организм, тягучим голосом пресекая любые попытки физической активности и сопротивления: «Уткнись в подушку и спи. Никакой дыхательной гимнастики – все равно не поможет, как и лекарства. Дашь мне спокойно пересидеть – уйду без осложнений. К начатой статье вернешься через неделю после того, как восстановится обоняние и приснится женщина в неглиже…»
Я открыл глаза и поднес к носу разрезанный пополам зуб чеснока – аппетитный кремовый срез по-прежнему не пах ничем.
Сквозь болезненную дрему шелестели апатичные мысли: «Хотя бы никто не позвонил, сил нет даже для разговора».
– Алло! Как ты? – в динамике смартфона зашуршал хриплый голос старого приятеля, известного в городе краеведа. – А мне доктор сказала, что я в стадии реабилитации: и запахи слышу, и вкус вернулся, и температура стабилизировалась, но сил совершенно нет: лежал бы и лежал. По квартире на костылях передвигаюсь – без них до кухни и туалета не доберусь. За перо еще не брался, хотя книгу нужно срочно завершить. Как у тебя – что-нибудь пишешь?
– Какой там! – лёжа на боку, я переложил телефон в удобную руку. – До болезни собрал старые записные книжки разных лет с житейскими заметками и наблюдениями. Полагал объединить их в единое смысловое целое.
Существует предположение – если бы инопланетяне прилетели на Землю и из любопытства или научного интереса задались целью постигнуть людскую сущность, мотивацию поведения землян, при этом не вступая в контакт с людьми, то наиболее полное представление о нас они бы получили, прочитав из огромного наследия мировой литературы лишь пьесы М. Горького. В них вся глубина человеческая – от возвышенного до животного.
Вот и я со своими записками тешу себя надеждами и тщеславием: а вдруг и они станут штрихами и эскизами последних десятилетий истории? Ведь где-то в горьковских босяках, купцах, революционных романтиках, вождях и миллионщиках прячется и моя мелкая душа…
Этой ночью мне, наконец, приснилась женщина в неглиже – красивая и молодая.
Купоны и лимоны
Обожаю бродить по блошиному рынку! Были бы деньги, купил бы все.
– Хотите купоно-карбованцев приобрести? Недорого, – продавец с бородкой призывно усмехнулся.
Я нерешительно шагнул к застекленному лотку и поинтересовался: «Миллион купонов в какую цену?»
– От ста пятидесяти до трехсот гривен – цена зависит от состояния купюры, – продавец оживился и с надеждой посмотрел в мои глаза.
– За две сотенки новенькую отдашь? Буду хранить ее как память о сестре.
– Сестрица почила? – торговец сочувственно опустил брови, ожидая разъяснений.
– Слава Богу, жива! Моя кузина в начале девяностых работала лаборантом в научно-исследовательском институте, – я протер ладонью стекло лотка над стопкой новых миллионных купюр, чтобы лучше их рассмотреть, – В число ее обязанностей входил учет расхода и получение лимитов природного газа для котельной института.
«Нина Григорьевна! Почему нам урезали квартальный лимит на газ? – однажды возмутился заведующий лабораторией. – Зайдите в горгаз и объясните ситуацию, если будут морщиться, подкиньте два лимона – этого им хватит».
В те памятные времена лимоном в народе называли миллион карбованцев.
Зашуганная бытовыми хлопотами, необходимостью каждый день кормить трех мужиков в семье, Нина редко прислушивалась к разговорам вне рабочего времени и о двойном значении слова «лимон» даже не догадывалась.
Купив на базаре два красавца-лимона с блестящей и упругой кожицей, сестра, опустив долу глаза, аккуратно выложила их на стол начальника отдела горгаза: «Это вам… к чаю…»
Начальник удивленно пожал плечами и бесцеремонно сбросил презент в ящик стола.
На следующий квартал лимит природного газа институту урезали еще больше.
– Как так получилось? – громыхал на планерке завлаб. – Вам ничего нельзя поручить.
После объяснения сестры планерка во главе с начальником затряслась от смеха.
Года два институт за глаза называл мою кузину Ниной Лимоновной.
Продавец приподнял стекло, ловко зацепил пальцами новенькую миллионную банкноту и произнес: «Лимон говорите?! Так и быть, за сто пятьдесят отдаю. Только не кладите его в чай…»
Весна на Сиротской улице
– Говорят, что где-то в ваших местах недавно преставившийся председатель облисполкома дом построил. По слухам почти дворец. Вот бы взглянуть! – грубо намекнул я о своем желании водителю «Москвича-412», везущего меня домой из его сельского дома после ремонта телевизора.
– Это несложно, сейчас организуем, – оживился водитель. – Хатынка председателя в километре от нашего села. Там она не одна, мы это место Лас-Вегасом называем. Я тебя хотел по ближней дороге повезти, но сделаем небольшой крюк. Может и к лучшему. На дворе девяносто седьмой год, а дорогу при каждой весенней распутице все также заливает грязью – машину придется мыть. Зато через Лас-Вегас дорога отличная – широкая, с новеньким асфальтом. А освещена как! Там испокон веков поле было – ровное, ни единого холмика или овражка. Землю под строительство на пашне никто не даст, но здесь особый случай: своя рука владыка. Впрочем, сам увидишь.
Вот и Вегас! – водитель придавил газ, автомобиль медленно пополз по широченной дороге. Слева к ней примыкал комплекс двух и трехэтажных домов – богатых и роскошных в то время. – Домик свой покойный еще при советской власти построил. С бассейном, балконами, конюшней. За ним дом милицейского генерала, а дальше какого-то городского начальника, но мы о нем ничего не знаем. Улицу эту в нашем селе негласно назвали в честь Демьяна Бедного.
А рядом, вон там – Сиротская улица. Она победнее. Там наше бывшее колхозное начальство построилось: председатель, завтоком, бригадир животноводства.
Так и живем. Будь я Кощеем Бессмертным – сколько же лет нужно не есть, не пить, чтобы хотя бы на одну лошадь из конюшни по улице Демьяна Бедного заработать?
Недавно я узнал, что мой сельский клиент умер. Машина неотложной помощи приехала слишком поздно. Возможно, ее водитель не знал более длинной, но лучшей дороги.
Далеко наше начальство от народа
– Риск заразиться коронавирусом у вас, пожалуй, выше, чем у врачей и педагогов – целый день ходите из квартиры в квартиру и выслушиваете от бабок их болячки и жалобы на малый размер пенсий, – посочувствовал я знакомому почтальону, – руководство, надеюсь, обеспечивает вас средствами индивидуальной защиты?
– Обеспечивает, да что толку! Недавно в наше отделение защитные медицинские маски поступили. Бесплатные. Обрадовались девчата, раскрыли коробку и ахнули. Хорошие маски, большие, удобные; цвет черный с желтой надписью на левой стороне «УКРПОЧТА».
Посмотрели на них, вздохнули и обратно в короб запихнули. Нас, почтальонов, и без надписи на районе каждая собака знает, а такое личико и чужих бандитов, пьяниц и наркоманов в соблазн введет. Грех-то солон. Ходишь по улицам и маскируешься под обычных людей, чтобы чужаки не вычислили в тебе почтальона и не попросили помочь даме поднести сумку с тысячами гривен в темном подъезде под блеск лезвия ножа.
А еще раньше куртки в отделение поступили. Добротные и прочные. Но тоже с надписью «УКРПОЧТА» на спине. В них с удовольствием сейчас наши сельские родственники вместе с резиновыми сапогами все с той же надписью на голенищах в огородах копаются. В фирменных масках работают только начальник почты и оператор за кассой – те, кто не выходит за пределы служебных помещений.
– Вы деньги разносите, а заботу о вашей безопасности руководство хоть в чем-то проявляет?
– Не смеши мои пенсионные ведомости. О безопасности мы заботимся сами – кто как может. Я, вот что с собой ношу, – почтальонша вынула из кармана небольшую отвертку. – Моя коллега – перцовый баллончик. Зимой за гаражами к ней пристал сявковитый с виду мужик. К сумке потянулся. А в ней пятьдесят тысяч пенсионных. Коллега онемела от страха, вынула дрожащими руками баллончик и пшикнула на нападавшего. Но от волнения перепутала ориентацию и струя перцового газа попала ей в лицо.
Чихи, кашель, слезы – кошмар! Сумку уронила на снег и присела. Когда состояние слегка улучшилось, утерла сопли и видит – сумка возле ее ног стоит, а нападавшего не видно. Убежал со страху.
– Почему отвертка такая маленькая? Ее жалом и палец-то не проткнешь…
– Длинной могу и убить ненароком, я женщина горячая – сиди потом за какого-то козла.
Эх, далеко наше начальство от народа. Разнесли бы министерские работники пенсию в такой форменной одежде и масках хотя бы денек – может и путное что-нибудь придумали.
Здравствуй племя молодое татуированное, или Поэт Евгений Онегин
Летним вечером ко мне зашел приятель с младшим братом. Парень беспокоился о перегреве смарт-приставки к телевизору. Я предложил при них просверлить мини-дрелью несколько дополнительных отверстий в корпусе для лучшего охлаждения процессора.
Меньший в это время попросил разрешения посмотреть книги в моем книжном шкафу.
– Роман в стихах «Евгений Онегин», – замедляя в удивлении темп прочтения названия романа, произнес гость, держа в татуированных руках открытый том Пушкина. – Как? Разве Евгений Онегин роман, а не русский поэт?
Теперь уже удивился я. Разговорились. Денису двадцать семь лет не женат. Окончил украинскую школу и медицинский университет. Молодой врач-стажер, обаятелен и не глуп. Признался, что по-русски читает с трудом и пишет с ошибками. В планах свалить в Англию на ПМЖ.
Я грустно вздохнул. Молодежь сейчас образованна совершенно по-другому. Но все же жаль, что многие молодые интеллигенты никогда не слышали, а, может, и никогда не услышат волшебно-опиумные пушкинские строки:
Пора мой друг, пора! покоя сердце просит –
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия.
Дерматолог тетя Маша
Из разговора со знакомой медсестрой неврологического отделения больницы:
– При измерении артериального давления у лежачего больного заметила на его руках и ступнях мелкие прыщики. Мужчина предположил, что это аллергия на лекарства.
На следующий день высыпания увеличились, прыщи чесались и появились у другого больного из этой же палаты.
Лечащий невропатолог заподозрил инфекционное заболевание. Вызвали дерматолога. Молодая докторша констатировала мокрый дерматит и назначила лечение. Но лекарства не помогали – пупырышки расползались по телам больных.
При очередном осмотре прыщи случайно увидела санитарка тетя Маша, убиравшая в этот момент палату.
– Тю! Так это же клопы больных покусали. Видите – прыщики дорожками тянутся.
Ей не поверили. Но вскоре на подушках больных появились кровавые полосы. Сомнения рассеялись.
Провели дезинсекцию палаты и постепенно прыщи исчезли, но появились на больных в женской палате напротив.
Тетю Машу, как крупного специалиста по паразитирующим насекомым, пригласили в женскую палату. Она осмотрела больных и огласила диагноз: «Тоже клопы».
От заразы избавились только после дезинсекции всего отделения.
Фифа и эгоистка
– Петрович, почему ты в кладовщики пошел? – спросил я знакомого азартного радиолюбителя-коротковолновика – кладовщика крупной столовой.
– Хм… – Петрович призадумался. – Тебе правду сказать? Из-за жены. Она фифа и эгоистка, но полюбил я ее с первого взгляда. Сколько живу, столько и мучаюсь, а бросить не могу – сто раз уходил и возвращался.
Всю душу вымотала и измочалила. Омёлой ко мне присосалась и корни в душу пустила. От себя уже не отряхнешь – какую-то сладкую отраву в тело впустила и тянет соки, тянет…
Попробовал клин клином вышибить. Завел две любовницы – повариху и посудомойку в нашем кафе. Думал – количеством возьму. Каждой по двести рублей в месяц платил (зарплата кладовщика столовой 80 рублей), но куда им до нее. Горничные против королевы.
Когда мы женились, я на радиозавод монтажником устроился. Принес молодой жене первую зарплату. Она с кислым лицом пересчитала трояки и пятерки, порвала их на мелкие кусочки и швырнула мне под ноги: «Это не деньги! Мелочь мне больше в руки не давай».
Что делать? По блату устроился кладовщиком. Днем в резиденции отсиживаюсь, так я свою комору называю, а вечером спешу на коллективную радиостанцию – мою отдушину. Так и живу.
К чему это я? Ах да – не повторяй мою ошибку, когда надумаешь жениться. Впрочем, по Библии не бабы к нам прилепляются, а мы к ним. Судьбу не обманешь.
Сын – чужой ребенок (из подслушанных разговоров)
На скамейке у магазина несут апостольскую службу две представительницы христианской конфессии с журнальчиками в руках.
– Сын – чужой ребенок, – доносится до меня. – Женился – и до свидания.
– Вы хотите, чтобы его возвратили вам назад? – усмехается собеседница.
Если бы Бог вернул мне мужа
На этой же скамейке вечером отдыхают после покупок две женщины. К ним подошли два парня – распространители протестантской литературы. Предлагают газету их церкви бесплатно.
Одна из дам отказывается от предложения. Слышу ее возглас: «Я поверила бы в Бога, если бы он вернул мне мужа».
– Вы должны в первую очередь спасать себя. Если бы Бог возвратил вашего мужа, вы уверены, что стало бы лучше? – после некоторый паузы ответил распространитель.
Женщина открыла рот для возмущения, но подумав немного, промолчала. И взяла два экземпляра газеты.
По-моему, у парня талант проповедника.
У меня сестренки нет, у меня братишки нет…
Я открыл входную дверь. По лестнице вверх бежали дети, одна девочка лет пяти учила подружку: «Ты не умеешь просить. Нужно так говорить:
– Мамочка, миленькая хорошенькая! Купи мне братика. Или сестричку – она, наверное, дешевле стоит. Очень тебя прошу». Разговор детей я пересказал соседке Лене – матери девчонки, мечтающей о братике или сестричке.
Лена усмехнулась: «Сама хочу второго ребенка. Но за что их растить и воспитывать?»
В конце концов, братик появился. Красивый парень – ему уже под двадцать. С сестрой – не разлей вода.
НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ