1

Чичиков главный персонаж «Мёртвых душ», или всё-таки Россия?

Буйная и таинственная, долго запрягающая и несущаяся тройкой, не сделавшаяся за две века понятнее даже самой себе?

Шармёр Чичиков, какой сегодня не воспринимается подлецом – о! ещё бы! В мире товарно-денежных отношений, где вынуждены жить все, его афера тянет скорее на подвиг, сколько бы Гоголь не разоблачал оную…

Персонажи уничтоженных частей – того, что осталось от них – играют яркостью не в меньшей степени, чем хрестоматийные Плюшкин и Ноздрёв: чего стоит один Петух с его бесконечной едой; но вот Муразов – миллионер благородного образы мыслей и аскетичного образа жизни – не наполнен кровью реальности: ибо не бывает таких Муразовов в действительности, невозможны они, не совместимы денежный избыток и душевная стройность.

Гоголь-тайна, Гоголь-сказочник – и страшные сказки нависают над нами, то очаровывая, то предупреждая: помните, что случилось с персонажем «Портрета»? Бойтесь денег, художники…

Хотя… как без них-то.

Вьются смыслы, волокна сострадания перевивают вечного Акакия Акакиевича, и грозит он с того света, появляется призраком: не обижайте малых сих! Не трогайте маленьких!

Да всё равно – и обижают, и трогают, и всегда будет так.

Литература никого ничему не учит – особенно в нынешнем мире, когда и сама-то она смотрится архаикой.

Сверкает гоголевский язык: роскошный, несколько не правильный, с самоцветами драгоценных слов, с немыслимыми сочетаниями; хлёсткий, кипящий, точно из бездн своих производящий новых и новых персонажей…

Грустно смотрит столь многому учивший нас Гоголь: и через образный строй своих книг, и через «Выбранные места…», каковые, в сущности, и являются третьей – райской – частью «Мёртвых душ»; и через пример истовой и истинной веры своей – недоступной нам, непостижимой в дебрях тайны своей…

Многому учил – да разве нас научишь?

…и вертятся современные Чичиковы, выгадывая и выкраивая, и брешут Хлестаковы, не остановить, и новые господа обижают новых Башмачкиных.

Ибо, как было сказано – «Скучно на этом свете, господа».

2

Чичиков соответствует времени нынешнему – как, вероятно, будет соответствовать почти всем временам: пока человек не изменится физически, не станет другим физиологически, пока он будет оставаться природным буржуа, мещанином, рантье…

Подлинно ли души умирают в недрах тел: ибо именно это, как известно, и имелось в виду?

Но это «иметь в виду» связано с порывами самого Гоголя – высокими, и устремлениями тонкими, куда там лучи Рентгена! Связано с убеждённостью, что жить надобно темой духовного роста, постоянного совершенствования себя, тогда как жизнь хозяйством, как у Собакевича (крепкий, кстати, сильный хозяин) есть вариант внутренней низины, из которой не подняться уже…

Но типажи и образы «Мёртвых душ» совсем не мёртвые, коли вглядеться в окружающий нас человеческий пейзаж: большинство живёт так, и, вероятно, будет ещё жить неисчислимые гирлянды веков: свой дом, своя семья, достаток…

Что для человека важнее?

Но Гоголь не хотел оным жить, он рвался в космическую запредельность духа, для него выражавшуюся церковным деланием, он жаждал ухода в иные реальности, и – мечтал об усовершенствование человека.

Россия жрёт.

Спит, играет в карты…

Мчится на бричке – как вариант: но это движение по пути обогащения, а вовсе не полёт в сокровенные пределы духа.

Всё конкретно, смачно, сочно, как гоголевские описания – еды ли, внешности людской, усадебного быта.

Мечтательность порок, когда даже попытки реализовать мечты не производится: на сцену выходит Манилов, рассуждая о майском дне с именинами сердца.

Скукоженный Плюшкин противоречит тематике обычного русского размаха; но разнообразие людских типажей слишком велико, встречается и такое…

Россия, сильно изменившись внешне, остаётся очень похожей на гоголевскую Русь: и в учреждениях вечно встречаются кувшинные рыла, и аферисты выигрывают в большей степени, нежели люди, занятые устроением собственной души (впрочем, победы последних лежат в плоскости, не подлежащей объективным исследованиям).

Остаётся зайти во дворик и поглядеть на скорбный памятник Гоголю, так точно передающий поздние настроения самого грустного классика…

3

Страшный «Портрет», горящий и горчащий неистовостью предупреждения; «Невский проспект», растворяющий перспективой ступивших на него…

Главная ли «Шинель»?

Такого сгустка сострадания не ведала русская литература – а знала ли мировая?

Как жаль, что дойдя до вершин, пройдя многими изломистыми и извилистыми тропами, она забыла про феномен оный…

Сострадание… даже снег, кажется, проявляет его по отношению к Акакию Акакиевичу.

Даже снег.

…и идут вереницы таких – слабых, малых, не согретых жизнью: идут среди нас, будто не изменилось ничего…

И сияет феноменальный язык Гоголя, будто собранный из самоцветных камней, вместивший в себя столь многое, что захлебнёшься, пробуя перечислить.

Художественность и боль, выразительность и сострадание: умножение, дающее результат, прободающий время.

Умножение высот, отрицающих низины.

4

«Утро делового человека», как круглая светящаяся призма, показывает лучи-реплики драматургического шедевра…который почему-то не возник.

Крутые, сильно сделанные механизмы гоголевской драматургии работают мощно, несмотря на мох времени…

Задор и мистика «Игроков», превращающие и колоду карт в персонаж.

…Говорит мне зять, Андрей Иваныч Пяткин…

И уже не важно, что говорит, ибо представляешь его: круглого, бритого, ленивого…

Собираются персонажи «Женитьбы» — из душистого теста жизни слепленные, великолепно выпеченные; собираются, наполняются начинкой бытия: чтобы навсегда отразиться в нашем.

Вспыхивает фитюлька Хлестаков, да горит криво, смрадно чадя – враньём, тщеславием, неумением концентрироваться на чём-то одном, бесконечным пустозвонством…

Другие собираются: а сколько их вокруг, в жизни: у этого нечто от городничего, у того – от Ляпкина-Тяпкина, у третьего – от того и другого.

А у самого-то?

Всех пробрал Гоголь, всё включил в чудную свою драматургию…

5

Так ли плох Чичиков?

Чичик, щёголь, всегда прекрасно одет, способный поддержать любую беседу, шармёр…

Он вполне потянул бы на героя сегодняшнего дня: но день этот, длящийся годы, давно перевернул понятие о солнце и тьме.

Задуманный подлецом, он и является таковым: с размахом проезжающий в бричке, несущейся, как Русь.

Больно быстро понеслась, замедлить бы…

Недра России – сонные, сытые, с Петрушками и Селифанами, с Коробочками, становящимися государственными людьми.

Не знаю такого помещика, нет такого помещика…

Мощно ест ничему не удивляющийся Собакевич; облако проплывает, и упрятанный в него на века Манилов, повторяется из века в век.

Как все они – вечным кружащие хороводом… как Ноздрёв: сколько таких вокруг.

Плюшкин редок: в России так не ссыхаются, но… ведь не пережил смерти жены, ведь после неё стал таким скукоженным, и… что уж теперь.

…небо Италии, выкипающее в синеве золота, так не похоже на небо России, простёртое над бездной земли с бесконечными дорогами и мчащейся вновь и вновь бричкой, в которой сидит подлец, бывший бы сейчас героем…

6

Отчаянно едящая Россия: о! тут Петух забирает верх, держит первенство: тут самый смак процесса, тут жизнь, подчинённая еде полностью: но… с каким восторгом.

Плотно, веско, скучно, основательно употребляющий пищу Собакевич, более порхая – в этом плане – Манилов: и того попробует, и этого отведает…

Чичиков, садящийся за стол в любое время, и часто-часто чувствующий уже аппетит.

…странное сопоставление: Гоголь, стремящийся идти по пути духовному, Гоголь, чуть ли не умирающий от того, что духовник запретил ему монашескую стезю, — и такое пищевое изобилие…

Но ведь оно – портрет реальности.

…не замечали – еда отвлекает от мыслей?

Пышная и избыточная вдвойне.

Физиологи утверждают, что самое приятное для человека есть.

Кто оспорит сие?

Физиология не слушает проповедей…

Гоголь изображал, как было: и смачность и сила изображения были чрезвычайно велики: врезались в память: не забыть.

Да и не стоит забывать.

7

Еда, заменяющая жизнь, еда, становящаяся фетишем, еда, дарующая эйфорию.

Ломящиеся столы Петра Петровича Петуха, соответствующие аппетиту Чичикова; осетры, поросята, раки, расстегаи, и проч., и проч.

Еда у Гоголя играет сакральную роль: каковую действительно играла у некоторых бар России.

У некоторых: представить Плюшкина пирующим невозможно.

Но – непременная черта Чичикова это аппетит, ибо в любой час и после всякой закуски, он готов обедать.

…так чудно ест и Афанасий Иванович: то грибки, то скородумки, и всё перед обедом.

Почему так?

А потому, что через избыточную привязку к еде, идёт избыточная же привязка к материальной жизни – значит, и душа становится омертвелой, пустой, выхолощенной.

Такая страшная избыточность – хоть и данная с чудесным художественным размахом, смаком, вкусом…

Александр Балтин