Тезисы короткого письменного эссе для устной импровизации.

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь, во тьме долины.

Эти строки, пожалуй, знакомы почти каждому начитанному человеку, можно сказать, во всем мире. В читающем и думающем мире. Как часто и сколь многие по разным поводам цитируют-повторяют эти слова: «…Я очутился в сумрачном лесу»! Словно примеривая их к себе, к тому, что переживает их душа, что пытаются понять и преодолеть в своем внутреннем мире. У каждого из нас в личной жизни наступает тот день, когда необходимо провести «разбор с самим собою». Подвести итог. И понять: что было? И как быть и жить дальше? И вот с этих позиций: движение героя-автора в «Божественной комедии» — как внутренний путь к себе, к познанию своей души и прозрению о себе, я попробую сложить и высказать несколько своих личных соображений о Данте Алигьери и его великом творении.

Наверное, «Божественная комедия» Данте столь любима и читаема многими, столь многими переводима на разные языки еще и потому, что каждый читающий в этом произведении находит отблеск чего-то такого, что в той или иной степени отзывается в его душе. В его личных ощущениях себя в этом парадоксальном мире. В том, что глубинно-родственно переживаниям его сердца.

«Божественная комедия» удивительным образом соединяет в едином сплаве перипетии людского сообщества во внешнем, материальном мире, почти что от «начала времен» — с внутренним миром личности, с глубоко личностным переживанием конкретного человека, здесь и сейчас. «Божественная комедия» Данте глубоко символична и знакова в каждом ее событии, в каждом ее персонаже. Все они и каждый шаг в путешествии лирического героя в нездешнем мире – отражение пережитого героем в его реальной жизни. Тут поневоле обращаешься к сравнению. Говоря о произведении Данте, вспоминаешь о Джоне Мильтоне, английском поэте, политическом деятеле и мыслителе 18-го века. На ум сразу приходят его «Потерянный рай» и «Возвращенный рай». При всем значении этих произведений они не влекут к себе так неудержимо, как «Божественная комедия» Данте. Мильтон сбивается на политический трактат. Назидательный и скучный. Особенно в «Возвращенном рае». Там нет того особого чувства, личного, душевного, человеческого – чем только, по сути, и привлекательно художественное произведение.

Да, разумеется, в «Божественной комедии» отразилась и политическая деятельность Данте, его опыт в этой сфере и результаты его усилий. Он немало способствовал примирению враждующих сторон в одном из современных ему конфликтов в Италии той эпохи. Да, конечно, Данте сам и его творчество стало символом Италии и укрепления единства нации – подобно тому, как такими символами становились великие литераторы и мыслители в разные эпохи в разных странах. Наверное, это происходит потому, что в «главном» художественном произведении такого творца мы прочитываем… чувственно ощущаем!..  все, что там описано, все, о чем рассказано, — это личный мир, тревоги сердца и ума каждого из нас. Это все – «обо мне». Все отсылы Данте к великим именам и образам, к священным текстам, к событиям его современности и к событиям «доисторических эпох», включая мифологическое время, — это конкретная личная жизнь. Это путь к себе. Это примирение с собой – в той внутренней «гражданской войне», которую каждый из нас неизбежно ведет сам с собой в своей душе. И чем больше прожито, чем острее чувство: необходимо подвести итоги прожитого, чтобы определить свои шаги в будущее – и тем яростнее эта внутренняя битва.

Избрав лирическому герою поэмы в проводники в «нездешнем мире» Вергилия, Данте подчеркивает исходное пространство, из которого начат путь героя поэмы (изложение в которой идет от первого лица). Это исходное начало всей культуры, всей цивилизации. Этот, пройденный человечеством путь, закреплен в подсознании каждого из нас. А о том, что это повествование – о пути, о жизни, как движении, говорит не только структура произведения Данте, но само его название. И тут уж особенно согревается мое сердце человека театра.

Как сказано в исследованиях и словарях античности, «комедия» (греч.) восходит к komos komazein — «совершать шествие». Аттическая комедия возникла из различных форм народных увеселений (шествия хоров с танцами и шуточными песенками, перебранками и представлениями ряженых) и входила в состав Дионисовых празднеств как вольная обрядовая игра. Вот это мистериальное, обрядовое, сакральное начало коллективного сознания у всех народов во всех культурах отразилось в самой структуре, во всем строе «Божественной комедии» Данте. Из этих обрядовых действ выросли все искусства и современный театр. И он по-прежнему несет в себе это мистериальное начало. В каждом из нас живет в подсознании вся память всего человечества. Общаясь друг с другом, мы упоминаем то, что происходит, что было прежде – с нами или с другими, что происходит «где-то не здесь» и чего мы ожидаем и на что надеемся. И таково искусство театра – персонажи, в обликах которых выходят актеры, и зрители – все вместе в магическом пространстве игры – живут здесь и сейчас. Но при этом одновременно и в здешнем, зримом мире, и в мире нездешнем, воображенном. Во всех временах и эпохах сразу. Такова и «Божественная комедия» Данте. В ней, в ее материале и сюжете, на мой взгляд, отражен символически личный путь к себе; а он стал воплощением и образом всеобщего пути к самопознанию. И к вершине трагического, но прекрасного познания жизни.

Каков он был, о, как произнесу,

Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу!

—

Так горек он, что смерть едва ль не слаще.

Но благо в нем обретши навсегда,

Скажу про всё, что видел в этой чаще…

В этих, вроде, таких горьких словах – не только неизбывная горечь прожитого. Не только горести, неизбежные в человеческом сообществе, в отношениях людей. В этих словах мудрое и мужественное приятие жизни как таковой. Себя и других в ней такими, каковы мы есть. Своего пути в этой жизни. Признание и приобретений, и потерь на этом пути — как ценности. Небесной ценности, пронизывающей самое приземленное существование. Божественного дара бытия. В этих триадах – не сожаление о том, что было и, быть может, состоялось не таким, каким желалось. Эти строки – бережное, трепетное хранилище пережитого. А преодоление этого трагизма жизни, трагизма ощущения парадоксальности жизни – в красоте и звучности Дантова стиха. Ритмика стиха в «Божествественной комедии» — это и ритмика танца, и ритмика движения, пешего и конного. Звучность Дантова стиха – этого звучность того неведомого трубного гласа, который звучит неведомо откуда, зовет нас вдаль, срывает с места и ведет за собой. И сразу замечу тут, что Данте (и нам, в России, повезло с прекрасным переводом его творения на русский язык).

У российского писателя-неоромантика первой трети 20-го века, Александра Грина, есть рассказ под названием «Возвращенный ад». Его герой, потерявший память после болезни, постепенно обретает вновь эту память о пережитом. И память обо всех перипетиях и страданиях, которые стали причиной беспамятства. Беспамятство не излечивает от болезни и боли. Только память лечит и укрепляет душу и ум. Герой рассказа с радостью принимает всё, что ожило в его памяти. Его жизнь вернулась к нему. А он снова во всей полноте вошел в эту жизнь – в окружающий мир и в мир своей ожившей души, в этот «возвращенный ад».

Это путь к себе. К своему будущему. Непредугадываемому. Наверняка, противоречивому и сложному, как сама жизнь. Но желанному. И это стремление, через повседневные радости и тернии, — воодушевлено надеждой на лучшее. Это прочитывается и в произведении Данте.

Вряд ли я сказал что-то новое о Данте и его творении. Но я попытался сложить по-своему.

Валерий Бегунов,

театральный критик