130 –летию со дня рождения Дмитрия Андреевича Фурманова,

советского писателя, журналиста, революционера,

военного и политического деятеля посвящается

Дмитрий Андреевич

Фурманов

(1891 – 1926)

«Самое страшное проклятие –

жить в эпоху перемен».

(Конфуций)

Дмитрию Фурманову довелось жить в эпоху двух императоров – «царя-миротворца» Александра III, созидавшего и хранившего вековые устои России, и Николая II, чьи «коренные преобразования» в результате двух революций покончили с ней, как державой.

Фурманов был участником Первой мировой и Гражданской, самой, по определению, кровавой из всех войн;

Ему, как политическому деятелю, пришлось восстанавливать разрушенную и растерзанную страну после «военного коммунизма» при переходе к новой экономической политике государства;

Как писатель, создавший художественно-документальную хронику событий, чему он был свидетелем и участником, – «Красный десант», «Чапаев», «Мятеж», «В восемнадцатом году» и другие, был первым секретарем Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП). Но самое ценное, что оставил потомкам Дмитрий Андреевич, – свой Дневник, благодаря которому мы можем судить, насколько богат и силен духом был этот человек, сколь беспощаден был к врагам Отечества и строг к себе, и своим поступкам…

… «Он прожил свою жизнь, будто проскакал «на горячем вороном коне», – сказал его друг Михаил Чернов, прощаясь с ним 15 марта 1926 года.

Детство. Отрочество. Юность.

Родился Дмитрий 26 октября 1891 года в селе Середа Нерехтского уезда Костромской губернии (ныне Иваново-Вознесенской) в многодетной семье. Отец – Андрей Михайлович – из крестьян Ярославской губернии, мать – Евдокия Васильевна – из семьи сапожника, из Владимира.

В этот год Россию постиг сильный неурожай; для борьбы с голодом правительством было выделено 150 миллионов рублей, однако на те крохи, что достались простому люду от батюшки-царя, полностью восстановить хозяйство было невозможно. И Андрей Фурманов, как весьма предприимчивый хозяин, бросив крестьянство, решил перебраться в город., что и сделал в 1896 году, – перевез семью в Иваново-Вознесенск, где Дмитрий прожил до 17 лет.

«Из ранней моей жизни, – вспоминал он, – я абсолютно ничего не помню, лишь по рассказам старших могу заключить, что был большим буяном и ужасным драчуном, за что неоднократно поучал «потасовки». Отец занялся торговлей, и возле вокзала открыл кабак.  Как противно это слово! Отвратительный запах прокопченности, пропитанности всего водкой, кажется, до сих пор еще живет в моей памяти и заставляет содрогаться при одной мысли о возможности того обстоятельства, что и я мог бы попасть, по «счастливой случайности», в компанию этих вечных сотоварищей-собутыльников моего отца, как попадают многие за компанию».

Восьми лет Митяй (так звали его домашние – ред.) поступает в городское училище; самые любимые предметы – русский язык и литература. Его школьные сочинения, которые он пишет на нескольких страницах, самые лучшие. Он буквально зачитывается Майн Ридом, Вальтером Скоттом, Джеком Лондоном, и как очень впечатлительный ребенок, переносит прочитанное на улицу, руководя всеми мальчишескими проказами и затеями. Кстати сказать, эти черты организатора, вожака сохранились и в последующей, взрослой жизни Фурманова.

С отличием окончив училище, двенадцатилетний Дмитрий, по требованию отца, поступает в торговую школу. С этого времени у подростка появляются тетради со стихами, а страсть к чтению еще более разгорается, – он читает все, что может достать в библиотеке, а в дневнике делает выписки из Льва Толстого, Достоевского, Григоровича и, конечно, Пушкина и Лермонтова. Отец, к слову сказать, держал сына в «черном теле», не давая денег на всякую «ерунду», вроде папирос и книжек, и Митяй, чтобы купить любимые книги, пишет сочинения своим сотоварищам, за небольшую мзду.

Школа окончена, но торговое поприще юношу категорически не прельщает, и он уезжает в Кинешму, чтобы держать экзамен в 5 класс реального училища. Здесь он снова – заводила, верный друг и товарищ, заступник обиженных, зачинщик всех коллективных выступлений, – все это создает ему заслуженный авторитет и любовь среди ребят.

Но главный друг, которому он поверяет свои мысли, сомнения, мечты, – дневник. Фурманов мечется из края в край, не находя приложения своей энергии: что делать, куда идти, чем заняться?.. Любовь к поэзии вспыхивает с новой силой, тетрадь за тетрадью наполняются стихами, и Дмитрий решает, что поэзия – дело всей его жизни.

И весной 1912 года он решает продолжить образование, хотя отец заявил, что не станет помогать «бездельнику», уезжает в Москву и поступает на юридический факультет Московского университета. Но первые же лекции его разочаровывают: «Куда идти мне?.. – пишет он в дневнике. – Чувствую, что влечет другое, не сюда я попал. Нет удовлетворения, не могу заниматься сухими науками закона, когда все нутро тянется к поэзии, когда рифмы так и прут из нутра!» – И Фурманов переводится на словесное отделение историко-филологического факультета.

Первые годы студенчества – голодная жизнь, холодная комната, беганье по грошовым урокам и чтение каждую свободную минуту. Не имея денег на обед, он откладывает гроши для покупки книг, и та библиотека, которая осталась после смерти писателя, – начало свое получила еще в голодные годы 1912-1914 годов.

Закончить университет – сдать экзамены не удается – вмешалась война, 1914 год.

Первая мировая. Военные будни.

Дмитрий Фурманов уходит на фронт братом милосердия, в чине прапорщика, и как пишет в дневнике, «с поездами и летучками ЗемСоюза гонял на Турецкий фронт по Кавказу и Персии, на Западный фронт под Двинск, на Юго-Западный – на Сарны-Чарторийск».

Заметки, которые он посылает в столичные газеты, полны картин о неприглядности войны, о страданиях солдат в окопах, в боях, о их переживаниях и душевных травмах.

В 1916 году с передовым санитарным транспортом, прибыв в Двинск, медбрат жил в общежитии Союза Земств и городов; затем военные медики перебрались за город, к озеру Стропское, под Даугавпилсом (Латвия), где и раскинули лагерь. Поскольку в поезде были в основном, медсестры, на плечи Фурманова легли многочисленные хозяйственные хлопоты: уход за лошадьми, заботы о двуколках и фураже, устройство палаток и прочее; к тому же, приходилось обучать неопытных солдат-санитаров, как в боевых условиях, под обстрелом выносить раненых с поля боя. Служба эта требовала выносливости и крепкого здоровья, вполне естественно, он очень уставал, однако и в этих условиях находил время вести дневник, описывая и фиксируя все события и происшествия. А еще сочинял стихи, которые скрашивали его военные будни, вот одно из них «Лагерь»:

По лесу гул: с плеча, без жалости

Солдаты рубят тихий бор,

С утра до ночи, без усталости

Звенит топор.

А вдалеке гремит, катается

Холодный, жадный, тихий гром,

И не умолкнет, не замается

Ни в ночи и ни днем.

Но случилось в эти безрадостные будни событие, которое стало для него судьбоносным, – Дмитрий познакомился с Анной Никитичной Стешенко, медицинской сестрой, ставшей в последствии его женой. Но оформили брак влюбленные после революции, подписав некий документ с говорящим названием, очень в ту пору распространенным: «Проект любовно-вольно-супружеских отношений».

Февральская революция. Гражданская война.

…Хлебнув полной чашей все «прелести» войны, Фурманов быстро утратил былой патриотический романтизм. Он предчувствовал назревающий перелом в судьбе родного государства, а революционная волна, набирая силу, неудержимо превращалась в «девятый вал».

В 1916 году Фурманов, демобилизовавшись, вернулся в Иваново-Вознесенск; вместе с другом Михаилом Черновым организует курсы для рабочих, где они преподают, и включается в политическое движение, но с кем?.. Ни одна партия не привлекает его, и это становится предметом мучительных переживаний.

«Ударила революция 1917 года, – пишет Фурманов в дневнике. – Пламенные настроения при малой моей политической школе толкнули сначала быть максималистом, дальше – анархистом, и, казалось, новый желанный мир можно было построить быстро при помощи бомб, безвластья, добровольчества всех и во всем… А жизнь толкнула работать в Совете рабочих депутатов (товарищем председателя), дальше – в партию к большевикам в июле 1918 года, из всех партий они прельщают меня своей цельностью, своей настойчивостью. В этом повороте огромную роль сыграл Фрунзе: беседы с ним расколотили последние остатки анархических иллюзий».

Далее Фурманов работает секретарем губкома партии, членом губисполкома, и большую часть времени посвящает агитации и пропаганде советской власти.

Но гражданская война в самом разгаре, и в 1919 году с отрядом Михаила Фрунзе, военкомом, отправляется на фронт в качестве комиссара 25-ой Чапаевской дивизии; там благодаря его чуткости, дисциплинированности, воли была создана образцовая дивизия стойких красных бойцов.

Осенью того же года Фрунзе отзывает Фурманова в Политуправление Туркестанского фронта и предлагает его возглавить.

Весна 1920 года – Фурманов уполномоченный Реввоенсовета в Семиречье, там в гарнизоне г. Верного (Алма-Ата) вспыхнуло восстание против большевиков, и ему пришлось вести переговоры с озлобленными, вооруженными повстанцами до тех пор, пока не подошли регулярные части, подавившие восстание. Эта история стала главной темой для написания романа «Мятеж».

В августе – новое назначение: Фурманов на Кубани, комиссар десантного отряда Е.И. Ковтюка, срочно сформированного для отражения Улагаевского десанта (назван по имени руководителя генерал-лейтенанта С.Г. Улагая – ред), искусного, смелого, решительного и опытного полководца. Войсковая операция была задумана Врангелем для окончательного подавления и уничтожения красных, цель – выбить их с Кубани и навсегда лишить житницы России. И поначалу белым это удавалось, поскольку они во много раз превосходили красных в живой силе и военной технике.

Но командующим «Крымской операции» был назначен Орджоникидзе, и Красная армия пополнилась добровольческими силами: Уральская бригада, Донская стрелковая дивизия, Кремлевские курсанты-резервисты, а также – морская дивизия и речной десант добровольцев под командованием Е.И. Ковтюка и комиссара Д.А. Фурманова – прибыли на Кубань.

Десант (1500 штыков, 90 сабель, 2 орудия, 15 пулеметов) под прикрытием тумана переправились через фронт и, спустившись на трех пароходах и четырех баржах по реке Кубань и Протоке, ударили в тыл Улугая!.. Сеча была серьезная, особенно за станицу Нижнестеблиевскую, которая многажды переходила из рук в руки, но десант Ковтюха сумел продержаться до подхода основных сил – белые бежали!..

Фурманов, который принимал активное участие в операциях отряда и личным примером воодушевлял комсостав и красноармейцев, чем способствовал успеху ликвидации врангелевского десанта Улугая на Кубани, был ранен.

Эта операция нашла свое воплощение в повести «Красный десант».

«Ходил в тыл к белым на Кубани, – пишет в автобиографии Фурманов, – комиссаром красного десанта, которым командовал Епифан Ковтюх. Тут контужен в ногу. Вместе с другими шестью участниками за тот поход награжден орденом Красного Знамени. Потом – Грузия; из Грузии – на Дон, с Дона – в Москву».

Поиски, сомнения, выбор пути.

В Москве Фурманов живет с 1921 года, где занялся тем, к чему стремилась душа, – писал публицистические статьи в военно-политические журналы, сотрудничал с газетами «Известия ВЦИК», «Рабочий край», «Красное знамя» и другими. Ему 30 лет, вполне зрелый возраст, и с этого времени начинается его служение литературе, и его биография как писателя.

Занимаясь журналистикой, Фурманов за годы гражданской войны 1919-1921 годов написал свыше сотни очерков, статей, заметок, которые несли читателям пламенное слово журналиста-большевика. И многое из его публицистики в наше время стало достоянием истории.

Но по-прежнему перед ним стоял вопрос: кем быть?..  В дневниковой записи от 7 августа 1921 года читаем:

«Следует сократиться с писанием статей на чужие темы и рецензий на непонятные книги!.. Без ошибки, кажется, могу сказать, что критика дельного из меня не получится, мало богажа, хотя нюх и чуткий. На стихи тоже не гожусь: они у меня не ярки, не образны, не оригинальны. Из всех видов литературной деятельности художественная проза представляется мне настоящей стихией».

Написаны в 1921 году две повести: «Красный десант» и «Записки обывателя»; в 1923 году – «В восемнадцатом году», Епифан Ковтюх» и роман «Чапаев».

«Только что закончил я последние строки «Чапаева», которого написал за 3 месяца. Я теперь чувствую себя крайне одиноко. Я его писал ночью и днем, я думал о нем днем и ночью. Я весь был в нем, он весь заполнил меня».

«Чапаев» получил высокую оценку критики и читателей: еще при жизни Фурманова роман переиздавался четыре раза.

«Чапаев», история создания романа, быль и небыль.

В массовом сознании читателей остались яркие образы героев романа, созданные автором – комдива Василия Ивановича Чапаева (настоящая фамилия – Чепаев – ред.), его ординарца Петьки и Анки-пулеметчицы. Вполне понятно, что герои имели свои прототипы, с которыми Фурманов был знаком весьма близко. Однако в первом варианте романа никакой Анки-пулеметчицы не было, она появилась в одноименном фильме, снятый под личным патронажем Сталина, который курировал и написание сценария; именно он настоял на введении романтической линии Петьки и Анки, и названа героиня была по имени жены Фурманова.

Прототипом Петки стал Петр Исаев, в прошлом старший унтер-офицер музыкальной команды императорской армии. И был этот достойный муж в отряде не ординарцем, а командиром батальона связи, по сути, «элиты», поскольку в то время связисты были на особом счету, как имеющие знания, недоступные малограмотным пехотинцам.

В романе комиссар дивизии Федор Клычков, бывший студент и фельдшер, – близкие с комдивом друзья, на самом деле отношения Фурманова (подлинная фамилия Фурман – ред.) были весьма непростыми, даже враждебными. И причина тому – банальная – «cherchez la femme» – «ищите женщину».

Случилось так, что Анна Стешенко-Фурманова, возможно, скучая по мужу, добилась, чтобы ее направили в дивизию Чапаева, в качестве заведующей культпросветом политотдела. Кстати, для самого Фурманова это было сюрпризом!.. Появление молодой привлекательной женщины вызвало большое оживление в мужской среде, и прежде всего – у Чапаева, он со всей откровенностью, не таясь, стал оказывать Анне пристальное внимание, – цветы, подарки, поездки на машине (из-за ранения в руку Чапаев не мог ездить верхом и передвигался исключительно на легковой машине – ред.).

Однажды Анна получила в личное пользование наградной «Вальтер М8», украшенный золотой гравировкой и дарственной надписью на инкрустированной перламутром рукояти: «Славной политработнице Чапаевской дивизии Анне Фурмановой».

Несмотря на то, что «Проект любовно-вольно-супружеских отношений» предполагал известную свободу, комиссар, приревновавший жену, пожаловался М.В. Фрунзе на приставания к ней комдива. А самому Чапаеву адресовал письмо, к котором клеймил его последними «нехорошими» словами. В ответ Чапай обозвал ревнивца – «конюхом».

Командующий фронтом Фрунзе пытался примерить соперников, но это ему не удалось, конфликт между двумя важными лицами в условиях военного времени был недопустим и очень опасен. И Фурманов, по его просьбе, был переведен в Туркестан.

В дневнике появилась запись: «Я уезжаю. Со мной уезжает Ная (Анна). Чапаев повесил голову, ходит мрачный».

А через полтора месяца, летом 1919 года Чапаев погиб, но в реке Урал не утонул, как показано в фильме. В бою под Лбищенском он получил ранение в живот; начальник штаба дивизии Новиков приказал венграм (военнопленным, принимавшим участие в гражданской войне – ред.)  переправить комбата через реку, для чего они соорудили из досок плот. Однако в пути Чапаев умер от потери крови, и венгры закопали тело прямо на берегу. С тех пор река много раз меняла русло, и скорее всего, «могила» скрыта под водой.

Узнав о гибели Чапаева, в дневнике Фурманова появилась запись:

«Многие были и храбрее его, и умнее, и талантливей в деле руководства отрядами, сознательней политически, но имена этих «многих» забыты, а Чапаев живет и будет долго-долго жить в народной молве, ибо он – коренной сын этой среды и к тому ж удивительно сочетавший в себе то, что было разбросано по другим индивидуальностям его соратников, по другим характерам».

Фильм «Чапаев» сняли в 1934 году «Братья Васильевы» (Георгий Васильев и Сергей Васильев – однофамильцы); сценарий писала по дневникам мужа Анна Стешенко-Фурманова.

Фильм очень понравился Сталину, вождь посмотрел его, по свидетельству очевидцев, 30 раз, это был его любимый фильм, который получил широкий прокат и долгие годы не сходил с экранов.

«Чапаев» в 1935 году открывал первый кинофестиваль в Москве, получив первую премию, председателем жюри был режиссер Сергей Эйзенштейн. Фильм вышел в Австрии, Германии, Италии, Испании, США, Дании, Польше, Финляндии, ЧССР; имел множество отечественных и зарубежных наград, но самая первая из них – «Серебряный кубок»; в 1978 году по итогам опроса киноведов, «Чапаев» был включен в число 100 лучших фильмов мирового кино. В 2000 году он был отреставрирован и выпущен на DVD большим тиражом.

«Вишенка на торте»: «Чапаев» – любимый фильм и нашего президента В.В. Путина.

Служение литературе новой советской страны

Последний этап своей жизни и деятельности Дмитрий Андреевич посвятил исключительно литературе, достойной Советской России, родной, горячо любимой страны.

Ни Серафимович, ни Демьян Бедный, ни Маяковский, ни другие писатели к этому времени не вложили такой вклад в утверждение новых путей развития литературы Советов, как это сделал Фурманов. Никто до него в большой художественной форме не смогли показать с глубокой правдивостью, во всей сложности, главных закономерностей эпохи гражданской войны.

В последний год жизни Фурманов, формулируя свое писательское кредо, писал Горькому:

«Книжкам своим я ставил пролетарскую, боевую, революционную цель: показать, как мы боролись во дни гражданской войны, показать без вычурности, без выдумки. Я писал исторические, научно проработанные вещи, дав их в художественной форме».

Без художественного освоения этой эпохи литература не могла бы идти дальше, ибо все, что она потом отображала, имели начало в ней.

После Гражданской войны Фурманов занялся наведением «партийного порядка» в литературе: работал политредактором Госиздата, после – секретарем МАПП, который М.А. Булгаков вывел в «Мастере и Маргарите» под именем «МАССОЛИТ».

«Надо учиться ленинизму, иначе всем вашим писаниям будет грош цена», – внушал Дмитрий Андреевич начинающим писателям, которые приносили ему свои творения прежде, чем сдать в печать. Следует сказать, что от того, какая будет поддержка со стороны МАПП, зависело не только решение издательства принять или не принять рукопись к изданию, но и ее тираж, а, следовательно, и гонорар.

К моменту создания «Чапаева» и «Мятежа» Фурманов был уже политически зрелым и общественным деятелем, пройдя на фронтах гражданской войны героический путь, имея за плечами солидный опыт в области журналистики и художественного творчества. Он был убежденным реалистом, воспитанным на эстетике Белинского, Чернышевского, Добролюбова, на творчестве классиков от Александра Пушкина до Максима Горького.

«Рылеева я считаю одним из лучших передовых людей своего времени», – пишет Фурманов в дневнике. У Пушкина он находит нечто общее с собой, «такая же пылкая натура»; Тургенева славит за «образный, чудесный язык»; Льва Толстого считает «за величайшего как из предшественников, так и из современников писателя», а о Белинском восклицает: «Какая душа, какая логика!».

Резко отрицательно он оценивает футуристов и иже с ними:

«Выходки и требования свободы наших футуристов, кубистов, эгофутуристов и вообще названных «новаторов» напоминают мне дикую, неудержимую форму требований и самообличений Ипполитовского кружка зеленой молодежи, бродившей не на дрожжах, а на чем-то искусственном и фальшивом. Искусства для искусства нет, есть только искусство для жизни».

Генерал Н.М. Хлебников, видный военачальник тех лет, а также друг и сослуживец Фурманова по Чапаевской дивизии, вспоминал, что многие сотоварищи и читатели просили Дмитрия Андреевича написать о Фрунзе так, как он написал о Чапаеве. Он ответил, что думает об этом и даже составил план, но осуществить замысел не успел – «ангина выбила из седла!». Фурманов с высокой температурой продолжал выступать на писательских собраниях, требуя выполнения решений ЦК партии по литературе, призывая очистить ряды писателей от двурушников, интриганов и склочников.

Ангина вызвала заражение крови, Фурманов впал в беспамятство, и родные 15 марта 1926 года позвонили Хлебникову с просьбой приехать.

Возле умирающего было много друзей, в том числе, и Анна Ильинична Ульянова-Елизарова. Но в сознание он не пришел и через несколько часов скончался.

«Золотой человек умер,– сказала Анна Ильинична. – Вот ведь как случается в жизни: молодой, полный сил человек, прошел через сорок смертей, а погиб от болезни, на которую сначала внимания не обратил».

…Похоронили Дмитрия Андреевича на Новодевичьем кладбище в Москве, там же нашла последний приют и жена его Анна Никитична, скончавшаяся в 1941 году в Кремлевской больнице, и дочь Анна Дмитриевна, участница Великой Отечественной войны, почетная гражданка г. Фурманова, ушедшая из жизни в 2011 году.

Память

– Город Середа, где родился писатель, в 1941 году переименовали в г. Фурманов; здесь же в 1958 году был основан мемориальный музей; с развалом СССР был закрыт, но в 2005 году вновь восстановлен;

– Именем Фурманова названы: Иваново-Вознесенский педагогический колледж, Иваново-Вознесенский педагогический институт, затем университет; в Кинешме – общеобразовательный лицей (бывшее реальное училище, где учился Фурманов);

– Именем Фурманова названы улицы в 23 городах СССР и РФ; в Москве – Центральная библиотека № 66 и детская № 32;

– Во всех городах установлены либо памятники, либо бюсты, либо памятные доски писателя;

– Портрет Д.А. Фурманова написан художником Сергеем Малютиным, который очень высоко оценили его коллеги, особенно Илья Репин.

– В Казахстане, в городе Тараз, где жил Фурманов в 20-е годы – памятная доска; в г. Алма-Ата – на постаменте бюст писателя;

– Именем Фурманова назван четырехпалубный теплоход, построенный в Германии и курсирующий по маршруту «Москва-Санкт-Петербург».

– Собрание сочинений Д.А. Фурманова в 4-х томах (Гослитиздат, 1960-1961 г.г.), включающий: Том 1 – роман «Чапаев»; Том 2 – роман «Мятеж»; Том 3 – повести. рассказы, очерки; Том 4 – Автобиография, Дневники, Литературные записки, Письма.

***

На смерть писателя с горечью отозвался нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский, посвятив ему большую статью-эпитафию «Фурманов».

А.В. Луначарский,

первый нарком просвещения РСФСР, государственный деятель, писатель, публицист, критик, искусствовед

(из статьи «Фурманов»)

«Я прямо с каким-то ужасом узнал о смерти Фурманова. Для меня он был олицетворением кипящей молодости, он был для меня каким-то стройным, сочным, молодым деревом в саду нашей новой литературы.

Фурманов был настоящий революционный боец. Можно ли себе представить подлинного пролетарского писателя, который в нашу революционную эпоху не принимал бы непосредственного участия в борьбе! Но Фурманов принимал в ней самое острое участие как один из руководителей военных схваток наших со старым миром. Это не только свидетельствует о настоящем героическом сердце, но это давало ему огромный и пламенный революционный опыт.

Фурманов был чрезвычайно отзывчивым на всякую действительность – подлинный внимательнейший реалист; он был горячий романтик, умевший без фальшивого пафоса, но необыкновенно проникновенными, полными симпатии и внутреннего волнения словами откликнуться на истинный подъем и личностей, и масс».

Самая героическая действительность, самые хаотические впечатления не заставляют его заблудиться, сдаться на милость действительности; он доминирует над этой действительностью и от времени до времени взглядывает на марксистский компас, с которым не разлучается, и никакая романтика никогда не заставит его опьянеть, трезвый холодок продолжает жить в его мозгу, когда сердце пламенеет…

Вот эти черты Фурманова создают особенный аккорд в его произведениях. Они до такой степени аналитичны, они так умны, что некоторые близорукие люди заговаривают даже о том, будто Фурманов слишком впадает в публицистику. Рядом с этим в произведениях Фурманова есть внутренний огонь, никогда не растрачивающийся на фейерверки красноречия, и всегда в них есть зоркий взгляд подлинного художника, влюбленного в природу, и в людей, дорожащего каждой минутой, когда он может занести в памятную книжку или книгу своей памяти какой-нибудь эскиз или этюд с натуры.

Фурманов так серьезен, он так понимает, что его книги создаются не для развлечения, а для поучения и для ориентации, что он готов поставить их литературно-увлекательную сторону на второй план, а на первый – более систематическое и действенное изложение интересующего его материала…

Его целью была широкая ориентация, широко говорящий и одновременно и уму, и сердцу рапорт о событиях; а стиль, образы, лирика, остроумие – все это могло быть только служебным.

Успех его книг был огромный. Они разошлись почти в 300000 экземпляров. Редко кто из наших классиков, самых великих, может по количеству распространенных экземпляров стать рядом с Фурмановым. Стало быть, широкий народный читатель его понял и полюбил. Тем не менее Фурманов прекрасно знал, что ему надо еще много работать над собою.

Одно только можно сказать: Фурманов не шел к художественному эффекту путем, так сказать, облегчения своей задачи, выбрасывания в качестве балласта своих наблюдений, не стремился поднять воздушный шар своего творчества выше ценою опустошения своего багажа. Нет, этого Фурманов не делал никогда. Он заботился о большей подъемной силе своего творчества и он, несомненно, к ней пришел бы. Быть может, путь его был бы извилист, вел бы Фурманова от сравнительных неудач к сравнительным удачам, но он, несомненно пошел бы вверх.

Вот почему я считаю Фурманова надеждой пролетарской литературы; среди прозаиков ее, где несомненно, есть крупные фигуры, Фурманов был для меня крупнейшим».

Римма Кошурникова