Жалуется человек на жизнь. Сколько такого происходит? По разным причинам не довольны бывают люди, и каждый случай из жизни разный, но есть такие люди, и их слава Богу не мало, которые несут свой крест терпеливо, не жалуясь, понимая нашу всегда непростую жизнь, и при этом несмотря ни на что, радуя людей…

Глухонемыми были родители моего друга Саши. Воспитывали троих детей, старшего брата Сашки, Славу, и младшую сестрёнку Настеньку. Дети прекрасно разговаривали, были физически сильны, и всесторонне развиты. Мама Саши, Светлана Владимировна, работала портнихой в ателье, отец Сергей Платонович был плотником на большом заводе. Были они до того добрыми, что при встрече с ними всегда поднималось настроение, невольно думалось, чего я унываю, они лечили нас, наши души, помашут руками, что – то рассказывая, всегда с улыбкой на лице, добродушной улыбкой, но я ничего не понимал, и стоял с вопросительным лицом. Тогда родители друга улыбались, хлопали меня по плечу, и шли как правило домой, а я всё глядел им во след, и просто радовался жизни. Однажды у меня покраснел нос, сильно чихал, простудился, и встречаю Сергея Платоновича, он рукою показывает на свой нос, потом делает щелбаном по горлу, намекая, что нос у меня красный от алкоголя, как умею, показываю ему, что простыл, смеёмся, и нет уже и в помине тоски на душе. На ту уже такую далёкую, но памятную пору, легендарный отопительный завод, строил сорок пятый квартал, сносились бараки, люди массово получали новенькие квартиры, вот и семье Пономарёвых дали четырёхкомнатную квартиру. Друзей у нас было, мягко говоря не мало, наша толпа общалась с другими парнями, нашего огромного квартала, играли постоянно в футбол, жизнь была очень по — хорошему насыщенной, уныния не было вообще, да это была молодость. Но когда видишь, как вокруг тебя строятся красивые пяти и девятиэтажки, детские сады, школы. Как поднимаются на большую гору, на родной отопительный завод тысячи людей, и ты к этому сопричастен, потому, как живёшь именно здесь, в легендарном Братске, на правом берегу Ангары в таком родном посёлке Гидростроитель, где так много людей тебе знакомо, то это не может не радовать. Когда случалось драться в основном один на один, то даже если проигрывал, то не заметишь, как забывалось, да и синяки быстро проходили.  Каждый раз, когда надвигался праздник, надо было где – то посидеть. Саша, поглядев на нас, и поняв, что наши родители будут опять же мягко говоря против, просто предлагал посидеть в праздники у него. Мы робели, не понимали, как это будет выглядеть, опять же помня, как к этому отнеслись бы наши родители. Да, мы с шестнадцати лет уже баловались винишком, но и работали на производстве с шестнадцати лет, я учился в ГПТУ, тут всё понятно, а друзья летом на заводе. Радость, которую мы испытали, заработав на первые транзисторные приёмники не забыть мне вовек, слушали радиохулиганов. Вино было надо признать хорошего качества, сейчас такого не сыщешь, а стоило вино «Агдам», два рубля пятьдесят копеек, это у нас в Сибири. Но Сибирь большая, и как писал Великий писатель Антон Павлович Чехов: «только птицы знают, где заканчивается Сибирь», потому допускаю, что может где – то стоило вино, либо дороже, либо дешевле. Саша разговаривал с родителями с помощью жеста рук, и я спросил у друга, как родители относятся, что мы вот так огромной толпой за большим столом празднуем здесь. Саша ответил так быстро, что я был ошеломлён:

— Мама говорит, что всё равно выпьем вина, и что будут нас потом ругать жители очередного подъезда, лучше у нас, так будет лучше для всех, и родителям твоих друзей спокойней.

Сколько буду жить, не забуду таких слов. А стол меж тем был простым и душевным, как правило стояли на столе большие тарелки с винегретом, жаренным минтаем, солёное сало, картофельное пюре, селёдка, тушёное мясо, холодец, солёные огурцы, помидоры, килька солёная, и в томатном соусе, и мы были несказанно рады, ели и пили с огромадным аппетитом, какой бывает в молодости. Как – то летом мы с Сашей сели у него перекусить, он наливает окрошки, я чувствую, что не ел такой ещё, моя мама всегда готовила из домашнего, либо бочкового кваса, а Саша спокойно рассказывал, что мама сделала из воды с добавлением уксуса, вода наша ангарская вкусная, уплели за милую душу. Не забыть, как однажды я снова был у Саши, пришла из школы младшая его сестра, Настенька, и вдруг она говорит:

— Кто всю кашу съел?

Старший брат Саши, Слава сознался, что он съел кашу.

Настеньке мягко говоря не понравилось, и она грустно сказала:

— А я чего буду есть?

Но такое было редкостью. Родители тогда ещё не вернулись с работы. Светлана Владимировна готовила очень вкусно, так жарить минтай у меня не получалось, он был потрясающе вкусным, и мне не забыть этого покуда буду живой, так уж мы устроены люди Советской эпохи…

Я уже был на пенсии, кто – то позвонил, и сообщил, что Светлана Владимировна умерла, несколько лет назад не стало и отца Саши. Я позвонил другу, выразил соболезнование, Саша спросил:

Ты будешь на похоронах?

Я быстро ответил:

— Конечно буду с женою.

За поминальным столом, один добрый мужик у которого родители были тоже глухонемыми рассказал мне, почему дети глухонемых разговаривают, оказывается, кто с рождения глухонемой, то дело с детьми обстоит хуже, могут их дети тоже не разговаривать, или плохо говорить, а вот те кто перенёс инфекции, или осложнение после гриппа, и потерял речь, у таких людей рождаются дети которые  говорят, именно таковыми являлись родители моего друга, переболевшие в детстве тяжёлой инфекцией, воспитавшие троих прекрасных, добрых детей, а нам друзей. По телевизору говорят про прорывные технологии, что глухонемые будут разговаривать и слышать, дай Бог, дай Бог! Жизнь есть жизнь, мы с друзьями почти все уже перехоронили своих родителей, моя мама ушла от Ковида, а сколько силы в ней было, на вид маленькая, худенькая, а я не успевал за ней картошку подкапывать. Вырою курень лопатой, только ко второму пристраиваюсь, а мама уже тот выбрала, и торопит меня, это то поколение, кому сейчас за восемьдесят, многие именно сильные. Мама работала бетонщицей, крановщицей, такою же сильной была и Светлана Владимировна, Саша за поминальным столом так и сказал:

— Мама наша была сильной, всё работала и работала, как раб, и всё ради нас пахала.

А после заплакал. Саша всегда был очень сильным, а тут стоял и плакал, плакали Слава и Настенька, многие плакали, вспоминая своих родителей, святое это всё, святое…

Я закончу данное повествование своим стихотворением, и оно с точки зрения поэзии может ничего не стоит, но писал от души, потому и привожу:

На полотне земли от снега белом.
За лесом тянется погост.
Душою понимаю, чахлым телом.
Как человечий век не прост.
—
Когда родители в могилках спят.
Сиротство в сердце ощущаем.
А годы! Им чего? Они летят!
И вот теряем близких — вот теряем.
—
Лежат там люди, те которых знал.
Ты с ними разговаривал о жизни.
Давно кого – то не встречал.
А он уж умер, зубы стисни.
—
Иди и помяни его во храме.
Иль дома, за помин души налей.
И вспомнишь об отце, о маме.
Быть может станет на душе теплей.
—
Пока живёшь на белом свете.
Где грусть, любовь с тобой живут.
О Боге надо думать! Об ответе!
Семья, друзья, тебя спасут.
—
Но если нет семьи и одинок.
Бывает и такое! Ох! Бывает!
Запоминайте дочка и сынок!
Молитесь за таких, Бог, он, спасает.
—
На полотне земли от снега белом.
За лесом тянется погост.
Душою понимаю, чахлым телом.
Как человечий век не прост…

Анатолий Казаков