В ту ночь Повелителю вселенной Великому эмиру непобедимой державы не спалось. Раздражало сопение рабыни, которую ему привели, дабы развлечь танцем.

Он хмыкнул. Какие к аллаху развлечения, перед таким важным делом, какое он задумал? Девчонка терпеливо ждала, когда в опочивальню приведут музыкантов, и она приступит к делу. Но не дождалась и незаметно уснула.

Повелитель раздражённо поглядел на неё. Разлеглась, как у себя на ложе, присвистывает во сне. Захотелось огреть её камчой, которая у него всегда под рукой. Он потянулся за плёткой, но передумал. Негоже срывать злость на девчонке, когда по мановению его руки ровняли с землёй величайшие царства мира.

Он неловко толкнул её ногой. Она вскочила и удивлённо вскрикнула:

— Й – е…

— Пошла вон! — просипел Великий эмир.

Девчонка кинулась прочь из комнаты.

Тут же появился верный слуга с подносом: пиала со сливками и свежая лепёшка — привычная утренняя трапеза.

Повелитель раздражённо отмахнулся от старика, который прислуживал ему много лет, был предан и заботлив, как хорошая нянька.

С невозмутимым видом слуга поставил поднос перед господином, разломил лепёшку, обмакнул кусочек в пиалу и протянул Великому эмиру. Тот поморщился, дёрнулся за камчой…

Сегодня все словно сговорились — подбрасывают сучья в тлеющий очаг его гнева. Но лепёшку принял и начал меланхолично жевать.

— Ходжа Насреддин… — ровным голосом произнёс старик.

— Что ты хочешь сказать? — сварливо перебил Повелитель, хотя сразу понял, о чём идёт речь. Неунывающий находчивый весельчак всегда был его желанным гостем.

Однако прикинулся недогадливым:

— Причём здесь Ходжа Насреддин, я тебя спрашиваю?

— Ходжа Насреддин всегда причём, Ходжа Насреддин всегда при ком, — чуть заметно улыбнулся слуга.

— Послать за ним! — бросил Великий эмир.

— Он уже в пути, — низко склонился перед ним верный старик.

Повелитель поднял голову и ощерился. С этой своей страшной ухмылкой он казнил и миловал одинаково легко.

Слуга прижал руку к сердцу. За эту улыбку, обращённую к нему лично, он готов был отдать жизнь.

Но старик ошибся.

***

В отличие от Повелителя вселенной возмутитель спокойствия, как прозвали Ходжу Насреддина шахи и эмиры, овеваемый тёплым весенним ветерком, крепко спал на крыше своего дома. Даже удары рукоятью сабли по калитке не потревожили его. Перепуганная жена дрожащими руками отворила засов, во двор ворвался доблестный воин, бряцая множеством железок, коими был обвешен его пропылённый халат.

— От Повелителя вселенной! — гаркнул он. Оставленный без присмотра страж хозяйского добра с рычанием кинулся ему под ноги. И грозный служака во весь свой немалый рост рухнул на кучу мусора.

Хозяйка только что подмела и не успела вынести его за калитку.

— Чтоб тебя шайтаны в аду изжарили, блохастое отродье! — воскликнула она, шлёпнув собаку веником, и плюхнулась на колени перед носом отплёвывающегося посланника Эмира. — Чем провинились мы перед Повелителем, что тебе пришлось ворваться в наш дом с острой саблей, а не прийти, как подобает долгожданному гостю?

— Закрой рот, женщина, и прикрой своё лицо! — прорычал он. — И сей же час скажи мне, где твой муж!

Гульджан благоразумно поджала губы, прикрыла лицо уголком платка и рукой указала на небо.

— Ты хочешь сказать, что аллах призвал в свои чертоги Ходжу Насреддина?! — воскликнул посланник. — Я опоздал! Пусть будет проклят тот день, когда я появился на свет! Не сносить мне головы…

— Уважаемый,— еле сдерживая смех, сказал наблюдавший эту сценку Ходжа, — поднимись ко мне, я угощу тебя сушёным инжиром, жена подаст нам чай, и ты не спеша поведаешь, что привело тебя к моему скромному очагу.

Донельзя перепуганный доблестный воин решил, что это ангел смерти Азраил призывает его к себе. Он мигом вскочил, вытянулся и смиренно произнёс:

— Я готов! Только сделай милость, опусти к моим ногам небесную лестницу, чтобы я смог подняться и предстать перед тобой. Поскольку моя душа всё ещё находится в бренном теле.

— Как же, — проворчала жена Насреддина, — спустит он тебе лестницу! Я каждый день проедаю ему плешь, чтобы починил сломанные перекладины. И всё без толку. Так что карабкайся на дувал. Ну чего ты смотришь на меня? Карабкайся на этот забор!  С него легко взобраться на крышу, где этот бездельник прохлаждается весь день, вместо того чтобы заниматься делами, которых в доме невпроворот.

— Кто прохлаждается? — опешил посланник.

— Твой Ходжа Насреддин, чтоб ему пусто было!

Понимая, что дальнейший диалог между женой и незваным гостем может выйти ему боком, Ходжа соскользнул с крыши, шлёпнулся в ту же самую злосчастную кучу и, сидя в облаке пыли, вопросил:

— Где вы годы мои молодые, когда я был подобен горному джейрану…

— Как же, — беззлобно усмехнулась Гульджан, — лучше вспомни, каким неповоротливым ты был в молодые годы. Впрочем, таковым ты  и остался. Вставай, приглашай гостя в дом! Плов скоро поспеет.

Обрадованный Ходжа поднялся, отряхнул халат, но доблестный воин положил ему на плечо тяжёлую руку и сурово произнёс:

— Седлай своего знаменитого ишака по имени Серый. Мы немедленно отправляемся в путь. Ты должен предстать перед Повелителем. А пообедаем мы с тобой лепёшками, не слезая с сёдел. Время дорого. Повелитель ждать не любит. Кстати, а что ты делал на крыше?

— Размышлял о превратностях жизни, — загадочно улыбнулся Насреддин.

— На крыше? — изумился тот. — Другого места не нашлось?

— Обзор шире…

Увидев, как напряжённо наморщил лоб собеседник, Насреддин заметил:

— Нам пора в дорогу, доблестный воин. В пути у нас будет время обсудить эту проблему.

Загадочное желание

У входа во дворец Ходжу встретил верный слуга Повелителя.

— Великий эмир велел принять тебя, уважаемый Ходжа Насреддин, как подобает. Исполнять любое твоё желание. Сейчас я проведу тебя в комнату для гостей. Ты сможешь утолить жажду и вздремнуть перед встречей с моим господином. Что ты на это скажешь? — с лукавым любопытством поглядел на Насреддина старик.

— Досточтимый… — Ходжа замялся.

— Ты можешь называть меня Рахим-бобо.

— Досточтимый Рахим-бобо, прежде чем я прибыл в этот великолепный дворец, — так же лукаво улыбнулся Насреддин, — мы с посланником Повелителя прекрасно выспались у родника и испили чистейшей, вкуснейшей воды.

Рахим-бобо одобрительно ухмыльнулся.

— Вот твоя комната. Пока ты будешь совершать омовение, я пришлю музыкантов, чтобы они услаждали твой слух. Звук какого инструмента ты предпочитаешь всем другим?

— Досточтимый Рахим-бобо, самое большое наслаждение у меня вызывают удары шумовки о край казана и чарующие звуки кипящего масла, в котором жарятся лук, морковь и кусочки курдючного сала.

Старик от души расхохотался и заявил, что не может заставлять ждать такого любителя прекрасного, как Ходжа Насреддин, и сей же час проводит его к Повелителю.

— Только учти, уважаемый, мой господин последнее время пребывает… как бы тебе это объяснить…

— Объяснений не требуется, Рахим-бобо. По тому, как мне пришлось загонять моего Серого, а гонцу коня, я понял, что меня ждут серьёзные испытания, которыми озадачит меня Великий эмир, да ниспошлёт ему Аллах тысячу лет жизни.

— Твои мысли справедливы, — вздохнул Рахим-бобо, — следуй за мной. И да пребудет с тобой милосердие Всевышнего.

***

Ходжа Насреддин с трепетом переступил порог комнаты, где Властелин мира искал уединения, когда его одолевали раздумья.

Ходжа прижал руку к сердцу и отвесил глубокий поклон.

— Мир твоему дому, Повелитель вселенной, здоровья и благополучия тебе, твоим родным, близким…

Нетерпеливым жестом тот прервал это незатейливое приветствие и указал Ходже на место рядом с собой. Такой чести редко удостаивались даже самые знатные ханы и беки.

Хотя, справедливости ради нужно отметить, что рядом с собой он, случалось, сажал уважаемых людей, знающих своё ремесло: талантливого зодчего, храброго воина, оборотистого купца. Была бы польза государству.

Ходжа Насреддин основательно уселся и внимательно посмотрел на властелина мира, чего тот, надо и в этом признаться, в подданных не поощрял. Но Ходже надо было вызвать хозяина  на разговор. Всем известно, что ожидание приговора страшнее приведения его в исполнение.

Повелитель усмехнулся и хлопнул в ладоши. Тут же слуги принялись вносить различные кушанья, аромат которых мгновенно заглушил в Насреддине все дурные предчувствия. Что-что, а вкусно и вдоволь поесть наш весёлый мудрец любил, как никто другой.

Слуга полил им на руки из кувшина, и они приступили к трапезе. Впрочем, к ней приступил в основном Ходжа. Великий эмир задумчиво отщипывал от лепёшки маленькие кусочки, лишь изредка указывая гостю на блюда — то с пловом, то  с жареными куропатками. Ходжа ни от чего не отказывался.

Наконец по взгляду, брошенному Повелителем, он понял:  настал предел услаждения чрева. Насреддин погладил бороду, произнеся привычное «Омин», и приготовился слушать.

— Ходжа, в ближайшие дни — во времени я тебя не ограничиваю, но и тянуть с этим не стоит — ты сделаешь следующее… — Великий эмир постарался улыбнуться как можно приветливее.

Но от этой улыбки у Насреддина пошёл мороз по коже.

«Милостивый Аллах, — воскликнул он про себя, — я совершу хадж в Мекку, я раздам все свои скромные богатства сиротам, только избавь меня от неисполнимой прихоти этого человека. Чем я, ничтожный червяк, могу его облагодетельствовать, когда стоит ему захотеть и все сокровища мира упадут к его ногам?»

— Разве правоверный мусульманин может обидеть гостя, которого ему посылает сам Аллах? — насмешливо спросил гостеприимный хозяин.

«Насквозь видит», — поёжился Ходжа.

— То-то, — произнёс Повелитель. — Ты сделаешь следующее: прилюдно оскорбишь меня.

Ходжа открыл рот от изумления.

— Затем принесёшь извинения. Но вся штука в том, что извинения твои должны быть более оскорбительными, чем само оскорбление.

Насреддин остолбенел, пытаясь осознать приказание Великого эмира.

— Только запомни – прилюдно, — неожиданно хихикнул Повелитель и повторил: — Запомни, твои извинения должны быть более оскорбительными, чем само оскорбление.

Жестом он дал понять, что разговор, больше напоминавший приговор, окончен.

— Слушаю и повинуюсь, Повелитель Вселенной. — Ходжа, пятясь, покинул покои.

— Мой дворец в твоём распоряжении, — донеслось вслед.

***

Несколько дней Насреддин бродил по многочисленным комнатам дворца, бормоча одну и ту же фразу:

— Главное, понять, зачем ему нужно подобное оскорбление? А уж там всё в руках Аллаха.

Изредка Ходжа попадался на глаза Повелителю, но тот не обращал на него никакого внимания. Окружающие недоумевали, отчего государь не отдаст дерзкого шута палачу. За подобную провинность — не приветствовать Властелина мира, перед которым склонили головы покорённые народы могучих некогда стран, — могли отрубить голову любому.

А Повелитель лишь с загадочной  улыбкой проходил мимо.

Он-то считал, что таким образом Насреддин пытается оскорбить его. И не собирался поддаваться на уловку, недостойную весельчака. Пусть помучается, пошевелит извилинами.

Но Ходжа и не думал разбираться в хитросплетении размышлений Повелителя. Он искал причину загадочного поведения Властелина мира и его окружения. А загадочным было то, что во дворце никто никуда не спешил.

А куда, скажите на милость, можно спешить в таких дорогих нарядах из шёлка, парчи и бархата? А пальцы воинов, привыкшие к рукоятям мечей, копьям, стрелам, нынче унизаны бесчисленными бриллиантами. Разве эти украшения располагают к суетности и торопливости? А сам Повелитель? Пусть без побрякушек, пусть в привычном сером холщовом халате, но передвигался-то по многочисленным переходам дворца несвойственной ему неторопливой, шаркающей походкой. И это в то время, когда вот-вот должны были прозвучать боевые трубы, возвещающие о начале нового завоевательного похода.

В прошлые приезды, насколько помнил Насреддин, во дворце жизнь бурлила и кипела. А тут сытое, самодовольное, сонное царство.

И Ходжа понял, в чём причина.

***

День, когда в парадном зале дворца Великого эмира должны были возвестить о начале похода, наступил. Особой суеты, оживления, как и предполагал Насреддин, не наблюдалось, поэтому он спокойно вошёл в зал и, понимая, что до него никому дела нет,  укрылся за троном. Вскоре в зал вошли те, кому было положено. Потом появился Повелитель. Как было заведено, перед ним упали ниц. Отдав дань традиции, кряхтя и отдуваясь, вельможи поднялись.

Появление Ходжи за спиной Повелителя не вызвало у присутствующих удивления. Они привыкли к тому, что Насреддин ходит, где хочет и делает что хочет. На то воля господина. Ему решать, быть Ходже в столь ответственный момент среди них или не быть.

И тут Ходжа Насреддин изо всей силы отвешивает Повелителю звонкий шлепок ниже спины.

Не берусь описать ужас, охвативший всех присутствующих. Пусть каждый  добравшийся до этого места сам пофантазирует на эту тему.

Пофантазировали? Все целы?

Слава Аллаху.

Куда девалось сонное оцепенение, с которым Повелитель собирался возвестить о начале похода?! Перед взором Ходжи предстал разъярённый тигр. Да что там тигр — огнедышащий дракон.

—  Ты как посмел?! — изрыгнул пламя он. — Палача!!!

Заплывшие жиром верноподданные были готовы упасть в обморок, чтобы потом, не дай Аллах, им не пришлось доказывать, что они ничего не видели и не слышали.  Но на Ходжу рык владыки мира не произвёл никакого впечатления.

Что творилось с ним на самом деле, мы никогда не узнаем. Сам он об этой истории никому не рассказывал. Да и кто бы посмел  о ней заговорить! Не представляю, как я отважился на это.

Но…

Бумага-то всё стерпит.

— Прости, Повелитель, — звонким голосом произнёс Насреддин, — мне показалось, что передо мной стоит твоя любимая жена. И я решил немного позабавиться.

От подобной наглости владыка вселенной окаменел. Казалось, само небо должно было сей же миг обрушиться и скрыть от взоров присутствующих эту апокалипсическую  картину.

Только палач, которого кликнуть-то, кликнули, а кого казнить, не объяснили, поскрипывая от нетерпения сапогами, этим нарушал воцарившуюся тишину.

Вдруг в этом безмолвии послышался странный каркающий смешок. Присутствующие вздрогнули и устремили взоры в сторону трона.

Ходжа Насреддин увидел согбенного сухорукого старика, который захлёбывался мучительно-кашляющим смехом, и, понимая насколько это опасно, решил броситься ему на помощь.

Хотя чем он мог помочь Повелителю?

А тот, ощутив его порыв, неожиданно выпрямился и самозабвенно захохотал. С каждым мгновением его смех становился всё заливистее, всё звонче.

Ходжа в изумлении протёр глаза. Перед ним стоял уже не старик. Нет. Крепкий, с горящим взором, отважный юноша.

По залу пронёсся облегчённый вздох.

Повелитель оборвал смех.

Теперь это был матёрый с лоснящейся шкурой волк готовый со своей стаей загнать и порвать любого, вставшего у него на пути.

А своими он считал дороги всего мира.

Повелитель высоко поднял голову.

И Ходжа понял, что с лихвой выполнил порученное.

А Великий эмир неожиданно подмигнул напряжённо смотревшим на него воинам и одобрительно улыбнулся, оскалив острые зубы.

От неожиданности кто-то хрюкнул, в испуге зажав рот, но не удержался, захохотал во всё горло. И тут прорвало всех. В безудержном смехе зашлась вся стая. Распрямившись в полный рост, воины стали скидывать с себя атласные халаты, сдирать с пальцев алмазы и швырять всё это на землю, выхватывая кривые сабли.

Раздался возглас:

— Ур – р – р – р!!!

И Повелитель объявил о новом, несущем смерть всему живому походе.

***

Рахим-бобо перехватил  Ходжу в конюшне, когда тот поспешно усаживался на ишака по имени Серый.

— Уважаемый Ходжа Насреддин, я понимаю, как ты торопишься обнять дорогую твоему сердцу жену, но Повелитель, несмотря на неотложные заботы, выбрал время и приказал насыпать в этот мешок столько золота, сколько сможет унести твой ишак.

— Хвала Великому эмиру! Моя благодарность за оценку моего…

— Исполненного поручения, — деликатно подсказал Рахим-бобо.

— Моя благодарность за оценку исполненного поручения безмерна. Но для моего Серого я и есть тот самый единственный мешок золота, который он способен унести. А больше ни мне, ни ему не нужно. Лишний груз удлиняет дорогу. Прощай, досточтимый Рахим-бобо!

— И тебе лёгкого пути.  — Старик незаметно положил в дорожный мешок Насреддина собственный мешочек с тысячью таньга. — Пригодится в дороге, — тихонько прошептал он.

***

— Где же твоё золото, которым, как твердит весь белый свет и наш кишлак в придачу, тебя облагодетельствовал наш Повелитель, да продлит Аллах его годы ещё на тысячу лет? — отворив калитку, насмешливо поинтересовалась Гульджан.

— Зачем мне чужое добро, когда самая большая награда, встречает меня на пороге дома?

— Ты вовремя приехал. — Жена освободилась от его объятий. — Пирожки в тандыре томятся. Ты всегда поспеваешь к обеду, чего нельзя сказать о лестнице, которая…

— Собирай в хурджуны всё, что может пригодиться в дороге, — ласково остановил её Ходжа. — Мы уезжаем.

— Но куда? Зачем?

— Только не начинай голосить, моё сокровище. Я не знаю, что сможет ещё придумать наш Повелитель. Всем известно,  он может придумать такое, что простому смертному и в страшном сне не приснится. Я чудом угодил ему в этот приезд. В другой раз могу промахнуться. И ты останешься безутешной вдовой.

— А чем ты ему угодил? — поинтересовалась она.

— Я расскажу тебе об этом потом, — сердито вымолвил он.

Но такой ответ разжёг любопытство жены.

Она прижалась к нему и нежно проворковала:

— Неужели ты не веришь своей любимой Гульджан?

— А, — он отчаянно махнул рукой, — если бы речь шла только о моей голове… твоей прелестной головке тоже может не поздоровиться. Давай собираться. Мы едем к твоей матери

— Ты предлагаешь нам спрятаться у моей матери? А разве от его взора что-либо может укрыться?

— Может. Мы поселимся и переждём это лихое время именно у твоей матери и моей ненаглядной тёщи.

— Я не понимаю …

— Тсс… — приложил палец к губам Ходжа Насреддин и прошептал ей на ушко: — Весь свет знает, что я, скажем так, не в ладах с моей горячо любимой тёщей,  да простит меня Аллах, да пошлёт он ей здоровья и благополучия на тысячу лет. Так что Великий эмир и не подумает искать меня у неё. Будем жить: «Тише воды, ниже травы».

И они отправились в путь.

Геннадий Киселёв

Иллюстрации предоставлены автором рассказа