Время, проведенное Хемингуэем в Париже, — яркое, хотя писатель на тот момент бедствует. Это довоенный Париж, с его радостями и горестями. Интересно, что описанные в книге «Праздник, который всегда с тобой» события, несколько искажены. Впрочем, как это обычно бывает в творческом переложении. Сама книга имеет потрясающую историю, так как в ней описаны и книжный салон «Шекспир и компания» Сильвии Бич, и общество Гертруды Стайн, которая, собственно, и придумала термин «потерянное поколение», и законодатель поэтических правил Эзра Паунд, и художник-инноватор Пабло Пикассо. Книга была изначально издана четвертой женой Эрнеста Хемингуэя после его смерти, а потом, когда спустя много лет был открыт архив Кеннеди, сын Хемингуэя Патрик (мать Патрика -вторая жена Хемингуэя Полина Пфайффер) и внук Шон издают «Праздник» повторно. Так возникают новые подробности биографии, так как семья считает, что некоторые моменты, связанные с жизнью Хемингуэя в Париже, были слегка завуалированы, а образ Полины Пфайффер в предыдущем издании был приглушен. Таким образом, появляется так называемая «восстановленная редакция», которая, как считается специалистами, ближе к изначальной задумке автора.

Итак, Париж. Декабрь 1921 года, Хемингуэй с Хедли (Хедли Ричардсон, первая жена Хемингуэя) едут в Шербур. Первый делом он пишет Шервуду Андерсону, который снабжает Хемингуэя необходимыми письмами поддержки и инструкциями, где останавливаться. В письмах Хемингуэй рассказывает и о путешествие через Атлантику, о об остановке в Испании и, наконец, о поездке на поезде до Парижа:

«… деревни с курящимися стогами на раскинутых полях, леса с опавшей листвой, деревья, без ветвей, хорошо прибранные по всему телу-стволу, и рулон целой страны, которая слегка загибается по краям. Темные станции и тоннели, и вагоны третьего класса, в которых едут молодые солдаты, и, под конец, все спят, каждый в своем купе, падая друг на друга».

Когда Хемингуэй пишет Шервуду Андерсону, он часто использует те образы, которые затем будут фигурировать и в его прозе. До того, как Хемингуэй встретил Эзру Паунда и Гертруду Стайн, он воспринимал мир именно так, только через образы природы, но не через детали. Хемингуэй не говорил по-французски, и плохо знал Париж. Хедли бывала в Париже в 1910 году, и учила французский в школе. Хемингуэй потом признавался, что быстро выучил французский, грамматику – зазубрил на слух, а сам язык улучшал – посредством чтения газет, которые были все похожи: там использовались клише из британских и американских телеграфных сообщений и хроник.

Очутившись в Париже, Хемингуэй сразу купил путеводитель по городу Хилари Беллока «Париж», и писал Андерсону о том, что «идя ночью по Парижу по улице Бонапарт, он думает о том, как сюда пробирались волки, и ему также вспоминаются ужасы виселиц Монфокон». О виселицах Хемингуэй помнил из книг, а волки – это была новая деталь из купленная путеводителя. Хемингуэй сразу хотел стать знатоком города, и в устной речи, и в письменной, поэтому набирал детали в свой арсенал из книг, а в беседах внимательно слушал собеседника. В письмах Андерсону он сообщал, что два дня в Париже – а он уже печатает на машинке и зарабатывает на пропитание. Первую историю, которую от отправил в «Стар» была об огромном тунце, рыбу он увидел в Испанском заливе. После прочтения истории создавалось впечатление, что Хемингуэй хорошо знал все детали рыболовства. Он словно стал настоящим братом для рыболовов, изучив особенности их деятельности, создав при этом абсолютное впечатление того, что он лучший специалист в этом деле.

Американцы переселялись в Париж и меняли его настроение и обустройство. Хемингуэй с Хэдли были частыми посетителями Café du Dome, где, как и обещал Шервуд Андерсон, бывали известные и нужные люди. Ротонда на тот момент была закрыта на ремонт. Вместе с Парижем, который меняли американцы, менялся и Хемингуэй, становясь маститым автором.

Здесь все было рядом. Недалеко от гостиницы, где жил Хемингуэй, Hotel Jacob et l’Angleterre было кладбище Монпарнас, где покоился Ги де Мопассан и Бодлер. Неподалеку Гертруда Стайн и Алиса Токлас готовятся к Рождеству. Эзра Паунд читает рукопись, Томас Элиот едет в свою знаменитую поездку в Лозанну, где он напишет «Бесплодную землю». В том же районе Джеймс Джойс одевается на встречу в книжный магазин Сильвии Бич «Шекспир и компания». Еще ни один из названных героев не знает о Хемингуэе, а через год узнает каждый. 28 декабря 1921 Хемингуэй войдет в магазин «Шекспир и компания» и встретит там Сильвию Бич, которая вскоре будет публиковать «Улисса» Джойса, книгу, которая долгое время будет под запретом.  В книге «Праздник» Хемингуэй поместил события «два месяца спустя» от реальных. Он рассказывает, как читает Тургенева, Толстого, Достоевского и Лоуренса.

Сильвия Бич была дочерью министра, публикующая на тот момент несколько запрещенных журналов, включая издания с пресловутыми названиями, в которых основой были слухи. Эти слухи потом стали частью нескольких произведений Хемингуэя в Трансатлантическом Ревью (Transatlantic Review). Cильвия продавала не только запрещенного «Улисса», но и литературные работы Лоуренса, которые были потом изъяты из многих магазинов.

Хемингуэй много читал, включая «Волшебные кнопки» (1914) Гертруды Стайн со знаменитыми словами to dine is west – «обедать – это на запад», которые, по словам Андерсона, привнесли в литературу и поэзию настоящую революцию сюрреализма и авангарда.

У Сильвии Хемингуэй брал на прочтение огромное количество книг, включая «Саломею» Оскара Уайльда, с иллюстрациями Бердслея, «Любовников леди Чаттерлей» Лоуренса, книги Шоу, Киплинга, Конрада, ко времени возвращения в США в 1928 году, у Хемингуэя была библиотека стоимостью 1200 долларов, это 450 томов литературы.

Жилье в Париже было дорогое, более 1000 франков в месяц, прочем, Хемингуэю удалось найти за 250. Переехав на 74, rue de Cardinal Lemoine, Хемингуэй во многом обрек себя на одиночество, так как в том районе его мало кто мог навещать. Джойс занимал квартиру неподалеку, но выехал из нее. Впрочем, Хемингуэй писал о новом квартирном приобретении весьма положительно:

«У Хедли – пианино, и наши картины развешены по стенам. И камин, и гостиная, и кухня, много места. Это на вершине холма, в старом районе Парижа. Самый приятный район Латинского квартала».

Многое из описанного всегда было фикцией, о чем Хемингуэй и замечал в других записках:

«Естественно, что лучшие писатели всегда лжецы. Большая часть их бизнеса – это выдумка или ложь, поэтому, когда они пьют, они лгут, как себе, так и другим. Они часто лгут подсознательно, и очень расстраиваются, когда вспоминают, как и где солгали. Узнай они, что все писатели лжецы, их бы это немного успокоило».

Хемингуэй очень беспокоится, что может заболеть испанским гриппом. В 1917-1918 гг эпидемия убила больше американцев, чем умерло в Первую Мировую войну. Хемингуэй в какой-то момент даже комментирует поведение некомпетентных и трусливых врачей.

Потом снова поездка на поезде, 12 часов от Парижа, ужин в ресторане Garde de Lyon. Шале, 1000 футов над уровнем Женевского озера. Хедли и Хемингуэй проводят замечательное время вместе, но ему всегда не хватает кого-то из прошлых жизней, а пристрастие к средневековому искусству еще больше разжигает воображение, возможно Хедли как никто понимает его пристрастие к рыцарям Чосера и миру прошлого. Двенадцать лет спустя Хемингуэй напишет:

«Мы жили в пространстве книг, и вне книг, и куда бы мы не пошли, если мы шли туда правильно, приглашали вас с собой».

В «Стар» Хемингуэй посылает истории о немецких налогах и об истинных англичанах, живущих в своих колониях. Тоже интересное чтиво!

«В кафе французы ничего не имеют и не приобретают, они говорят, поэтому они говорят то, во что они верят…. Если вы соберете речи французов в различных частых Франции, вы услышите всеобщее мнение, национальное мнение, а вовсе не его тень, которая отражается в выборных кампаниях и газетах».

И снова Хемингуэй возвращается в Париж.

Эзра Паунд, знаменитый писатель и музыкант, получил рекомендацию Андерсона о Хемингуэе, как только тот вернулся в столицу. О Паунде много говорили. Писали, что он был «странный, грандиозный, ярчайший», оставлял видимый след в судьбах других людей. Хедли вспоминает об Андерсоне так:

«Нас позвали на чай, в большую, просторную студию около Нотр-Дама. Там было очень тихо, даже тихие голоса казалось, подразумевали что-то… Эрнест слушал Эзру Паунда как оракула, и, мне кажется, многие идеи повлияли на всю его жизнь».

Сильвия Бич вспоминает, как он был одет. «На Паунде был бархатный пиджак и открытая рубашка, поэтому он был очень похож на эстета определенного исторического периода начала века». Он никогда не мог спокойно сидеть на месте, и даже в гостях у Гертруды Стайн однажды разломал стул, так как привык к креслам. Но роль поэта в лице Эзры Паунда Хемингуэй не сразу принял, и это неприятие было у Хемингуэя и по отношению к Гертруде Стайн как к писательницы, и ко многим другим авторам.

Хемингуэй совершенно не хотел обрести общественную роль Поэта, или Писателя, но очень хотел писать. В отличие от Фолкнера и де Пассос, которые тоже приезжали в Париж сочинять, он совершенно не верил в статус писателей, опубликовав по возвращению из Швейцарии критическое эссе «Богемные американцы в Париже»: «верхушка Гринвич-Виллидж, Нью Йорк… они изобрели своеобразную моду странной богемы, которая превратила одежду в униформу, так она была распространена. Вы не встретите в «Ротонде» серьезных художников, а встретите тех, кто много говорит и критикует других. Тех, кто достиг успеха и признания».

А вот как Хемингуэй рисует портрет «Ротонды». Истерично смеющаяся женщина, и трое мужчин, которые смеются вслед за ней. Официант приносит счет. Женщина его оплачивает, и они все вместе, она и трое мужчин, покидают заведение.

Среди героев своей жизни можно отметить, что Хемингуэй очень ценил Рузвельта, ему нравились герои – люди действия. Сам, еще в юном возрасте, он мечтал поехать в Африку, Южную Америку, его герои изучали Дикий Запад и были людьми активной жизненной позиции. Все помнят физическую силу Хемингуэя потому, что он восполнял определенные пробелы, посещая многочисленные места этих действий. Матчи по боксу, рыбалки.  Поездки в горы, корриды и велогонки.

Эзру Паунда писатель характеризовал как человека высокого, «с ясными глазами, странными прическами и… очень застенчивого»:

«Молодые люди, которые приезжали из Америки в Париж посмотреть на легенду, встречали человека, который любил теннис, носил странную рыжую бороду, и был доступен… они сразу в нем разочаровывались, разочаровывались в легенде, считая, что он вовсе не такой большой поэт».

Общение Хемингуэя с Паундом было кратким и интенсивным. Шесть месяцев в Париже в 1922 году, краткое посещение в 1923 году, и два месяца осенью 1924 года. Не все произведения Хемингуэя Паунду сразу понравились (как это было и с «Дублинцами» Джойса). Тем не менее, несколько стихотворений Хемингуэя были сразу рекомендованы к публикации.

5 марта, однако, Хемингуэй получил ответ из журнала Dial, рецензия была отрицательная, стихи решили не публиковали. Хемингуэя подобный ответ ранил в самое сердце, а с годами эта обида превратилась в паранойю. В какой-то момент Хемингуэй признается писателю Фицджеральду, голливудскому снобу и ярчайшему писателю того времени, что идеальный дом для него — дом, со стенами в туалетах на каждом этаже, которые обклеены Dial.  Впоследствии стихи напечатали в Чикаго, а Хемингуэй, как Джойс и Элиот, все же стал тем поэтом, которого открыл Паунд. Развиваясь далее, уходя от теории и Паунда, Хемингуэй становился хорошим писателем и еще лучшим слушателем, развивая свой стиль. Паунд во многом образовывал Хемингуэя, открывая для него новую литературу. Уроки словесности были такими: «Не используйте ненужные слова. Не используйте прилагательные, которые ни на что не открывают глаза. Бойтесь абстракций». Изучая идею символов вслед за Паундом, Хемингуэй впоследствии скажет, что символы не стоит зажать в хлеб подобно изюму, они должны естественно произрастать из произведения по ходу повествования. А потом Хемингуэй снова читает. Гомера, Данте, Катулла, Чосера, Стендаля, Флобера, пробирается сквозь лабиринты Генри Джеймса. Именно Паунд сказал когда-то, что неточное искусство – плохое искусство». В 1922 году Хемингуэй возвращается к простым назывным предложениям. В «Празднике» он напишет: «Нужны только простые предложения-истины. Пишите только предложения-истины».

И снова – бесконечные посещения кафе, выставок, море выставок, ощущений и открытий. Богемный Les Halles, и игры и увеселения Парижа.

Нина Щербак

Литература:

1. M. Reynolds, Hemingway: the Paris Years. Oxford: Basil Blackwell, 1989